Горожане в испуге отступили назад и прижались к стенам домов, шериф осадил коня, а стражники бросились вперёд.
А в небе скользили белые облака, проволакивая лёгкие тени, как сети, по дубам, по каштанам и букам, по колосистым полям и горячим дорогам, собирая прозрачный улов — ветерок, напоённый дыханием цветов, и дрожащий над пашнями воздух. А с высокого холма, что сбегает лугами к Понтефракту, навстречу скользящим теням спешил всадник в малиновой куртке, с конской шкурой на плечах и в рогатом шлеме.
Перед ним, как на ладони, открылась рыночная площадь, и зоркие глаза разглядели сквозь дымку пыли, как упал, раскинув руки, незнакомый виллан под ударом датского топора и как люди шерифа, навалившись на Маленького Джона и Билля Статли, связали стрелков по рукам и ногам.
— Вовремя я подоспел! — сказал Робин и трижды протрубил в рог сэра Гая Гисборна.
Торжествующий звук прокатился над Понтефрактом. И шериф узнал этот рог и воскликнул, привстав в стременах:
— Это рог Гая Гисборна. Он даёт нам знать, что разбойник убит!
Толпа расступилась, чтобы пропустить воина в конской шкуре.
— Привет благородному лорду! — услышали горожане. — Робин Гуд убит и не воскреснет.
Шлем скрывал лицо воина, и шериф не знал, кто стоит перед ним. Он видел только конскую шкуру и бычьи рога на шлеме.
— Наконец-то! — крикнул шериф. — Сэр Гай Гисборн, проси у меня любой награды! Ты совершил великий подвиг, Гай, и тебе ни в чём не будет отказа.
И стражники все шагнули вперёд, чтобы узнать, какой награды потребует рыцарь, убивший Робин Гуда.
— Мне не нужно награды, — ответил воин. — А впрочем… — Тут он посмотрел в ту сторону, где лежали связанные Билль Статли и Маленький Джон. — А впрочем, нет, благородный лорд шериф. Там, я вижу, лежат слуги Робин Гуда. Я убил их главаря, так позволь мне прикончить и слуг!
— Безумец! Такой ли ты заслужил награды? Спрашивай золота, спрашивай земли, леса, я добуду для тебя у короля всё, что захочешь!
— Отойдите в сторону, чтобы никто не услышал исповеди этих людей. Я разделаюсь с ними, как разделался с Робин Гудом.
Шериф кивнул и тронул поводья. Он отъехал к тому месту, где стояли рыночные весы, а стражники отошли вслед за ним.
Тогда воин в конской шкуре, с бычьими рогами на шлеме склонился над пленниками, и верёвки упали с них под ударами ножа.
— Вот тебе лук Гая Гисборна, Маленький Джон, — сказал Робин, — а ты, Билль Статли, бери его меч.
Робин сбросил на землю тяжёлый шлем, и два лука пропели тетивой. Двое стражников, которые бросились вперёд, заметив обман, упали на горячую пыль. Ещё две стрелы просвистели, и люди шерифа пустились бежать без оглядки, чувствуя, как щекочет их между лопатками смерть. Ральф Мурдах всадил шпоры в брюхо коню, но стрела догнала шерифа.
— Так, — сказал Робин, — был в Ноттингеме благородный шериф — лорд Ральф Мурдах.
Стрелки ополоснули лицо и руки у студёного колодца и с весёлой песней двинулись к Вирисдэлю. Навстречу стрелкам из зелёной лощины примчались вестники победы — лохматые псы фриара Тука. А потом, как всегда, показался за ними и сам святой отец, и хотя широки были плечи у причетчика из Фаунтендэля, но они не могли скрыть от глаз его спутников.
Три десятка молодцов в зелёных плащах шли за ним, и три сына вдовы, и старый рыцарь Ричард, и сын его Энгельрик Ли, и хромой старикашка, весёлый стрельник из Трента.
— Победа, Робин! — прогудел фриар Тук, сложив ладони трубкой.
— Победа, победа, друзья! — ответили сразу и Робин, и Билль, и Маленький Джон.
Заключение
Много весёлых песен сложили глимены про Робин Гуда и его лесных молодцов.
Хочешь — слушай про то, как стрелок повстречал Маленького Джона на бревне, перекинутом через ручей.
Если добрым людям нравится, глимен расскажет, как старуха вдова обменялась с Робином платьем, чтобы спасти его от епископа, как он спас от шерифа её сыновей.
— Спой нам про то, как король Ричард навещал Робина в Шервудском лесу, — скажут крестьяне.
И глимен споёт про Ричарда Львиное Сердце. Целый год просидел король в Ноттингеме, но не смог изловить Робин Гуда. А потом оделся монахом, и стрелки привели его к Робину. Добрый Робин отказался служить королю, потому что ему милее была свобода, и зелёный лес, и Маленький Джон с востроносым Скателоком.
В этих рассказах волной льётся эль, и поёт тетива, и хохочет хмельной фриар Тук. Стрелы летят слишком метко, чтобы это могло быть правдой, а знатные рыцари и аббаты душат своих вилланов так, что это не может быть ложью. Много веселья в этих рассказах, потому что нет ничего веселей в целом свете, чем борьба за привольную и свободную жизнь. И для каждого пахаря, для виллана и для раба имя Робин Гуда, как тетива боевого лука, звенит надеждой на лучшие дни, звенит призывом к бою. Но после этих весёлых песен всякий попросит глимена:
— Спой, молодец, как умер Робин Гуд.
Тогда глимен выпьет кружку томного эля и тихо положит руки на струны арфы. И добрые люди услышат последнюю песню:
Случилось, что Робин и Маленький Джон
Зелёным брели перевалом,
И Джону сказал отважный стрелок:
«Стреляли с тобой мы немало.
Но больше не сделать ни выстрела мне,
Стрела с тетивы не помчится.
Спущусь я в долину. В обители той
Пусть кровь отворит мне сестрица».
И Робин к Кирклейскому скиту идёт,
Слабеют сильные ноги.
Кирклей далёк, и смелый стрелок
Совсем занемог по дороге.
Когда он добрался до скита Кирклей
И стукнул в дверное кольцо,
Сестра открывает тяжёлую дверь,
Приветливо смотрит в лицо.
Монахиня пива ему налила,
Сказала: «Садись у огня». —
«Ни есть я не буду, ни пить ничего,
Пока не полечишь меня».
«В обители тихий найдётся покой,
Тебя я туда провожу.
И, если ты просишь кровь отворить,
Услугу тебе окажу».
За белую руку пришельца берет,
Уводит в далёкую келью,
И Робину кровь отворяет она —
Кровь каплет горячей капелью.
Жилу открыла ему на руке,
Ушла, ключами звеня,
И долго точилась горячая кровь —
До полудня другого дня.
Сперва густая бежала кровь,
Потом совсем поредела,
И понял тогда отважный стрелок,
Что сделано алое дело.
Тут Робин с надеждой взглянул на окно,
Подумал — спасёт прыжок.
Но слаб он был, и но было сил,
И прыгнуть Робин не смог.
Тогда он подумал: «Уж, верно, меня
Спасёт мой рог боевой».
Подносит он рог к ослабевшим устам
И тихо дует в него.
И Маленький Джон в зелёном лесу
Услышал — зовёт стрелок.
«Не в смертный ли час он вспомнил о нас
Если тихо так трубит в рог?»
К Кирклейской обители бросился Джон,
Бежит, сколько хватит сил.
Плечом вышибает тяжёлую дверь,
Замки разметал и разбил.
«О милости, Робин, о милости я
Прошу, на колени упав!» —
Горестно крикнул Маленький Джон,
Стрелка своего отыскав.
«Что тебе нужно? — спросил Робин Гуд. —
Какой тебе милости, Джон?» —
«Позволь, чтобы этот проклятый Кирклей
Со всем вороньём был сожжён!»
Но Робин в ответ ему тихо шепнул:
«Милости этой не жди:
Женщины я не обижу вовек,
И ты монастырь пощади.
Дай мне, товарищ, мой лук боевой,
И в небо выстрелю я.
И где упадёт и воткнётся стрела,
Там будет могила моя.
Зелёного дёрну под голову мне
И в ноги ты положи,
И лук положи мой бок о бок со мной,
Что музыкой мне служил.
И дуб посади на могильном холме,
Чтоб он мой покой сторожил.
Могилу просторную вширь и в длину
Мне вырой — и люди пройдут
И скажут: «Под деревом этим лежит
Храбрый стрелок Робин Гуд!»
Робин Гуд — легенда и история
…Вот и весь сказ о Робин Гуде. Историку немного остается добавить к тому, о чем рассказано писателем.
Дело в том, что историческая наука почти ничего не знает о Робине. Если верить легенде, он жил во второй половине XII века. Но песни, воспевающие его, были записаны в более позднее время.
Но значит ли это, что Робин Гуд и его лесные стрелки выдуманы и их не было на самом деле? Нет, Робин Гуд существовал! Он жил в сознании, в фантазии средневековых английских крестьян, бережно хранивших рассказы и баллады о бесстрашном вольном стрелке, враге угнетателей, друге и заступнике простого народа. Для крепостных вилланов Робин Гуд был более реален, чем многие другие англичане XII века, о которых имеются точные сведения.
Сознание народа не случайно поселило Робин Гуда в Англии XII века. В то время большинство английских крестьян было окончательно закрепощено. Феодалы при содействии короля получили над ними полную власть судить и рядить. Господа — потомки норманнов, французских феодалов, завоевавших Англию в 1066 году, презрительно относились к местному населению и говорили по-французски, а вилланы были англосаксами и еще помнили время, когда народ Англии был свободен и независим.
Вспомните разговор между свинопасом и шутом в романе Вальтера Скотта «Айвенго». Пока свинью пасет крестьянин, ее называют английским словом «суайп», но когда она зарезана, ободрана, рассечена на части и превращена в окорок, который подают к господскому столу, ее уже переименовали во французскую «порк». Точно так же бык, которого выкармливает крестьянин, зовется по-английски «оке», но в зажаренном виде это уже французский «бёф»…