— Скажу от имени Толика, вряд ли у меня получится серьезно представить, что я могу быть кем-то, кроме себя. Было бы замечательно стать одним из всех, но терять себя не хочется. Сейчас у меня есть дом, свобода и ты, хоть ненадолго. Мне комфортно быть Толиком.
— Как знаешь. Ради твоего блага старалась. Толик, так Толик. Уникум Толик и шаболда Танюха. Мы могли бы стать отличным дуэтом по жизни, отлично бы уравновесились.
— Не могу не согласиться.
— Эх. — Вздохнула Татьяна. — Не представляешь ты себе, Толик, какой ад я могу создать.
— Может быть, меня жизнь и готовила к этому суровому испытанию?
Татьяна рассмеялась в голос. Моя шутка ей понравилась.
— Все, садимся завтракать. — Татьяна ловко сняла маленькую сковородку, купленную мной по случаю распродажи, с электрической плитки.
На ней шкворчали колбаски, которые девушка привезла с собой.
— Чем Бог послал, и мои родители. — Пошутила она.
У нас еще оставались новогодние салаты, немного заветревшиеся. Они отлично пошли вместе с колбасками. Перепало с праздничного стола и собаке, молча и жалостливо выпрашивающей свою долю.
— Ух, опять обожралась. — Татьяна растянулась на матраце. — В город хочу, прошвырнуться по памятным местам.
— Не боишься на глаза Виктору попасться?
— У меня куртка новая. Лицо шарфиком повяжу. Да и вообще, думаешь, он сейчас один? Он и дня не мучился в одиночестве. У него кандидатур на мое место было больше, чем на депутатское. Дуры мы, бабы.
Татьяна замолчала и задумалась. Я принялся убирать со стола. У меня стоило что-то оставить, как Константин начинал доедать прямо со стола.
— Ты пойдешь со мной? — Я почти забыл о разговоре, когда Татьяна с надеждой в голосе спросила меня.
— Пойду. — Мне хотелось быть рядом с ней, несмотря на то, что я мог оказаться сбоку припекой, если она повстречает знакомых.
— Вот и отличненько. Бросай посуду, приедем, я сама перемою.
День был ясный, морозный. Весь народ вывалил на улицу. В центре города, где мы в итоге оказались, был выстроен ледовый город. Родители с детьми дурачились в нем, скатывались с горок, бегали по лабиринтам. Предприимчивые бизнесмены развернули пункты быстрого питания с горячими блинами, пирожками, чаем и медовухой. Мужчины брали детям блины, а сами потягивали из пластиковых стаканов пряный алкогольный напиток. По выражению их лиц можно было догадаться, что ночь они провели бурную и теперь желают поправить свое самочувствие.
Татьяна затащила меня на горку, села впереди меня, заставив обнять ее покрепче, и мы скатились вниз, чуть не зацепив замешкавшуюся малышню. Потом мы лазили по лабиринтам, и я потерял Татьяну из виду. Она специально спряталась от меня и смотрела, как я поступлю. Я, не будь дураком, не стал бегать и искать ее за каждым поворотом, забрался на крепкую ледяную башенку и увидел её, выглядывающую меня из-за угла.
— Вы потеряли кого-то? — Спросил я со спины.
Татьяна подпрыгнула от неожиданности.
— Ты хитрый Робинзон.
Когда лицо человека закрыто и остаются только глаза, они начинают обладать магической силой. Обратите внимание на людей в повязках. Глаза — это проводник к божественной сути человека. Напротив остального в человеке они совершенны. Я смотрел в серо-голубые глаза Татьяны и видел вместо них два бездонных озера, затягивающих меня в свои воды.
— Дырку просверлишь. — Оборвала мои душевные медитации Татьяна. — Сходи, купи нам по стакану медовухи. Празднику еще больше хочется.
— Ты где будешь прятаться?
— Тут и останусь.
Я отстоял очередь. Взял два блинчика с ягодной начинкой и по полулитровому стакану медовухи. Татьяна уже была не одна. Две девушки разговаривали с ней и громко смеялись. Я остановился. Мне не хотелось делить время с Татьяной на ее бывших знакомых. Татьяна меня заметила.
— Толик, иди к нам. — Позвала она меня.
Девушки с любопытством смотрели на меня. За несколько шагов до них я успел прочитать по их лицам всю гамму чувств относительно своей персоны. От любопытства до удивления.
— Знакомьтесь, это Толик. Мой друг. — Представила меня Татьяна. — Это Ева, это…, это…, прости…
— Вероника. — Напомнила вторая.
— Точно, Вероника. Полгода не была, а память уже отшибло.
— Очень приятно. — Я сделал короткий поклон, жест, который показался мне уместным.
— Толик, сходи, купи еще два стакана, а мы с девочками подождем тебя здесь.
Я почувствовал себя «шнырем» при красавице.
— Девчонки сами сходят, чай, не инвалиды. — Я протянул один стакан Татьяне, и отхлебнул из второго.
Подруги посмотрели на меня ошарашенно-удивленно. Татьяна поняла, что допустила ошибку, и попыталась ее нивелировать.
— Блин, простите, девчат, мы же торопимся. В следующий раз пообщаемся плотнее.
Татьяна взяла меня свободной рукой и потянула за собой. Остановились мы в парке, через дорогу.
— Они теперь весь мозг сломают, кто ты такой? Они до сих пор в шоке, как это я Витюню бросила. Отказалась от таких перспектив! Я хотела при тебе сказать, что ты ведущий программист, но вовремя опомнилась. А то бы все узнали, что ты живешь под мостом.
— Моя правда — это оружие массового уничтожения, может и тебя зацепить. Они не сообщат Виктору, что ты в городе?
— Вряд ли, они не из того круга. С чем блины?
— С вишней, кажется.
— Сойдет.
Мы сели на скамейку и маленькими глотками пили пряный напиток, заедая блинами. Мой взгляд упал на фургончик с броской надписью «Креарки». Рядом с ним было полно детворы, покупающей надуваемые гелием шары. Надувал их Сергей, мой бывший работодатель. Я был рад за то, что он смог выкарабкаться после той истории.
— Может, в кино? — Спросила Татьяна, когда наши стаканы опустели. — Хотя нет, там вещи в гардероб придется сдавать. Меня там могут узнать. А пошли в театр! Витюня и люди из его круга в таких местах не околачиваются.
Я полез в карман и вытащил тощенькую пачку денег.
— Брось. Я угощаю.
Я почувствовал себя неловко под высокими сводами холла театра, роскошным убранством, массивными люстрами и среди почтенной публики, для которой подобное развлечение было естественным.
— Не зажимайся. Что ты как робот Вертер? Будь свободнее. Это простые люди, такие же, как и мы.
— Прости, я постараюсь.
В театре давали «Мертвые души» Гоголя на новый лад. Меня с первых минут увлек спектакль, интерпретация произведения, которое я старательно избегал в школе. Было смешно, остро. Актеры играли гротескно, по-театральному, оттого их шутки, или нелепые ситуации казались еще комичнее. В какой-то момент я хотел поделиться с Татьяной, но заметил, что она спит. Ее повело, она упала мне на плечо и осталась спать на нем. Мне пришлось сдерживать смех, чтобы не разбудить ее.
— Тебе понравилось? — Спросила она, когда мы вышли на улицу.
— Очень.
— Я рада, что поучаствовала в твоем культурном развитии. А меня что-то сморило. Куда теперь пойдем?
— Ты не устала?
— Я-то нет, а ты?
— Я в тонусе. Полный тургор. Недалеко от моей работы конеферма, там сейчас аттракцион катания на тройках, в санях с колокольчиком.
— Да ты что? Погнали туда. Я ни разу в жизни не каталась на лошади.
На самой городской окраине народу, желающего предаться развлечениям, было не меньше, чем в центре. Сотни машин стояли у размеченного красной лентой импровизированного ограждения. Люди, желающие заработать в праздники, были и здесь. Чай, кофе, горячительные напитки, баранки, пирожки, блины под аккомпанементы баянистов и частушки одетых в пестрое теток должны были продаваться веселее. И это работало. Народ толпился везде, где требовалось потратить деньги.
— Жеванем? — Спросила Татьяна. — Дама угощает.
— Тогда я плачу за катание. — Мне не хотелось походить на бедного родственника.
— Идет.
Татьяна купила по кофе и по ватрушке с творогом. На свежем воздухе еда казалась гораздо вкуснее. Я занял очередь к экипажу и оплатил билет. На покатушках было четыре тройки. От лошадиных тел, одетых в попоны, валил пар. Видно, горожане основательно их укатали. Дети и родители весело забирались в сани, и так же весело их покидали после катания. Детям под наблюдением разрешали потрогать тело лошади. Животное лиловым глазам косилось на детишек, осторожно прикасавшихся к подрагивающей и влажной коже. Если лошадь начинала прядать ушами или издавать звуки, дети испуганно отдергивали руку.
Подошла наша очередь. Я первым ступил в сани и подал руку Татьяне. С нами поехала мамаша с мальчиком пяти лет. По выражению лица ребенка сложно было понять, он впал в ступор от страха или от радости. Его глаза замерли на лошадях, как примагниченные.
— Вадика напугала лошадь в деревне. Он боится их, в кошмарных снах видит. Врачи сказали, что надо клин клином вышибать. Хочу показать ему, что лошадка — это весело.
— Вадик, лошадка добрая, она любит детей, поэтому катает их. — Татьяна обратилась к нашему соседу добродушным голосом.
Вадик нашел в себе силы отлепить взгляд от лошадей и перевести его на Татьяну. В этот момент извозчик дернул вожжи, и сани резко подались. Мальчишка вцепился матери в рукав. Мамаша прижала его к себе.
Морозный ветер ударил в лицо. Глаза заслезились от него и от ослепительно белого снега. Полозья зашумели по прикатанному снегу. Колокольчик зазвенел под рывками лошадей. Татьяна взяла меня за руку. В ее глазах снова стояли слезы. На этот раз скорее от ветра, чем от чувств. Круг был небольшим. Через пять минут мы его закончили.
— Понравилось? — Спросил я Татьяну.
— Да. Мне снова захотелось остановить время, чтобы растянуть момент.
— А я подумал, что этот день бедные лошадки запомнят надолго. Загоняли их сегодня.
— Тогда я тоже лошадка, потому что запомню этот день надолго. — Татьяна вздохнула. — Пойдем еще куда-нибудь?
— Честно сказать, уже не хочется.
— И мне. Как до тебя добираться будем?
— Напрямки. Я же тут каждую тропинку знаю. Правда, их сейчас замело.