Потайным ходом я провел дикаря в свой дом, и он стал моим слугой и другом. Я подумал во сне: «Вот кто мог бы стать моим проводником на незнакомой земле, ибо он знает все ее опасные тропы и расскажет, в каком направлении лежит путь к свободе…»
С этой надеждой я и проснулся, радостный и окрыленный. Тем горше оказалось мое возвращение к действительности, тем сильнее разочарование и уныние.
И все-таки сон этот имел тайный смысл.
Я подумал: а может, мне захватить одного из дикарей, приплывающих на остров, и лучше всего из числа тех, кто обречен на гибель? Это был бы единственный способ вырваться отсюда. План, над которым я все упорнее размышлял, был слишком отчаянным, чтобы на него можно было сразу решиться. Однако я уже не думал о том, какие опасности связаны с ним. Я мог бы одолеть нескольких дикарей, но если их окажется, как в моем сне, почти дюжина, сражаться с ними будет трудно, в особенности если я не решусь перебить на месте всех до единого. У меня есть ружья, значит, так или иначе прольется кровь, – но ведь я не жестокий варвар! Да и речь идет не о самозащите, а о преднамеренном и продуманном нападении на людей, которые, являясь моими жестокими и коварными врагами, тем не менее не перестают быть людьми. Я не мог представить себя в роли хладнокровного убийцы.
В моей душе шла отчаянная борьба, пока наконец победу не одержало страстное желание покинуть остров. Я решился на нападение и захват одного из дикарей. Оставалось только продумать детали. Отныне я буду ждать гостей, а когда те приплывут на остров, предоставлю остальное судьбе и обстоятельствам…
Все вышло совсем не так, как я предполагал.
Согласно своему плану, разработанному до мелочей, я принялся наблюдать за побережьем днем и ночью до тех пор, пока мой боевой пыл не начал остывать, а хозяйство не пришло в упадок. Я так часто находился вне дома, что, казалось, и сам начал постепенно дичать. Хуже всего было то, что туземцы, похоже, не собирались появляться на моем острове. Я стал нетерпеливым и злобным, и от этого желание достигнуть намеченной цели неожиданно возродилось с еще большей, чем прежде, силой. Насколько я был осторожен и скрытен раньше, стараясь избежать встречи с людоедами, настолько же горячо я теперь стремился с ними столкнуться лицом к лицу.
И все-таки, сделав над собой усилие, я вернулся к повседневным делам и заботам, предоставив случаю решить мою судьбу.
Глава 35Конец одиночества
Прошло еще полтора года.
И вот однажды ранним утром, когда я возвращался со своей дальней фермы и уже поднялся на холм, чтобы затем спуститься к дому, в моем поле зрения появились пять туземных пирог. К моему крайнему изумлению, они приближались к той части побережья, где я обосновался.
Притаившись, я стал наблюдать за пирогами до тех пор, пока они не причалили к берегу. Дикарей в них было много, гораздо больше обычного, и меня это сразу смутило, потому что я не рассчитывал на стычку с таким количеством людоедов, одновременно явившихся на остров. В мои планы не входила неравная битва с оравой головорезов, исход которой никто не взялся бы предсказать.
Я бросился вниз, к подземному ходу, пробрался домой и начал готовить ружья и мушкеты к возможному нападению и обороне. Однако долго сидеть сложа руки в своей крепости я не смог. Сжигаемый любопытством и желанием несмотря ни на что испытать судьбу, я схватил заряженное ружье, подзорную трубу, саблю и пороховницу и тем же путем, но в обратном направлении пошел к холму и вскоре очутился на его вершине.
Моя наблюдательная площадка была пуста, я подполз к краю и посмотрел в трубу. Все пять пирог глубоко уткнулись носами в прибрежный песок, а дикари рассеялись кто куда, однако большинство из них находились недалеко от воды. Я насчитал более тридцати человек. Некоторые из полуголых туземцев разводили костер, другие, приплясывая, босыми пятками утрамбовывали песок.
Внезапно я замер и зажал рот ладонью. Мне с трудом удалось подавить едва не вырвавшийся из горла крик.
Толпа дикарей тащила из пироги к костру двух несчастных жертв, очевидно предназначенных для съедения. Одного из них людоеды сразу же повалили на землю, ударив по голове тяжелой дубиной, после чего сгрудились над лежащим пленником, размахивая копьями. Другого туземца держали за руки, готовя к той же участи. Я не разобрал, что произошло, но вдруг бедняга рванулся, оттолкнул стражников и помчался по берегу в сторону моего жилья. За ним тут же бросились в погоню.
Первая часть сновидения сбывалась – с той разницей, что в моем сне никто за пленником не гнался.
Признаюсь, мне стало немного не по себе – дикарь, не оглядываясь, стремительно несся прямо к склону холма, будто знал, что я нахожусь на его вершине. Я приподнялся, зорко вглядываясь, и с облегчением вздохнул: за ним гнались всего трое дикарей, но они заметно уступали беглецу в скорости. Мне стало ясно, что у несчастного есть шанс оторваться от погони, если он продержится еще какое-то время.
И тут я решил начать действовать и прийти на помощь человеку, который, возможно, станет моим товарищем по несчастью.
От моего убежища беглеца отделял небольшой залив – тот самый, где я причаливал со своими плотами, перевозя вещи с погибшего корабля. Я понимал, что у туземца есть только один способ укрыться в роще – переплыть самую узкую часть залива, что он немедленно и сделал, бросившись в воду. За ним последовали двое дикарей, а третий, потоптавшись на берегу, вернулся к своим соплеменникам. Беглец плыл быстро, намного опережая погоню, но я счел, что уже пора начинать боевые действия и немедленно изменить ход событий в свою пользу.
Как только дикарь ступил на сушу, я скатился вниз по склону холма и кратчайшим путем бросился наперерез преследователям, оказавшись таким образом между пленником и дикарями. Пленник несся, петляя между кустами, и я громко окликнул его, требуя остановиться. Услышав незнакомый голос, беглец оглянулся, замер и, настороженный, попятился, испугавшись меня даже больше, чем своих врагов. Я сделал ему знак приблизиться ко мне, при этом продолжая показывать жестами, что меня не нужно бояться и что ему необходимо поскорее укрыться за стволом дерева. Сам я притаился на тропе, поджидая преследовавших его людоедов.
Когда первый дикарь выбежал мне навстречу, я быстрым и точным движением оглушил его ударом приклада по голове. Стрелять я не хотел, чтобы не привлекать внимания остальных туземцев, оставшихся на берегу. Едва этот дикарь как подкошенный рухнул на землю, показался второй. Увидев меня, он не растерялся и, натянув тетиву лука, прицелился мне прямо в грудь. Я не стал дожидаться, чтобы меня прикончили, и тут же выстрелил из ружья в туземца.
Все произошло настолько быстро, что я не успел даже взглянуть, куда девался пленник.
Оказалось, он стоял позади меня и дрожал, словно в лихорадке, глядя то на меня, то на распростертых на траве людоедов. Бедняга так растерялся и так был напуган звуком ружейного выстрела, что не знал, как поступить – приблизиться ко мне или снова задать стрекача. Очевидно, он склонялся ко второму, но я постарался удержать его, всячески показывая знаками, что меня не надо бояться. Туземец сделал шаг вперед и испуганно уставился на мое ружье. Я ободряюще улыбнулся, повесил оружие на плечо и позвал его, предлагая подойти поближе. Наконец до него дошло, что он свободен.
Шаг за шагом мой дикарь приближался, а затем вдруг упал передо мной на колени и поцеловал землю. После этого он подполз ко мне вплотную, схватил мою ногу и поставил ее на свою голову. Я не знал, что означают эти действия, но, подавляя смущенную улыбку, догадался, что таким образом меня благодарят за освобождение и обещают преданно служить. Я поднял дикаря с колен, похлопал его по плечу и с улыбкой дал понять, что мы с ним теперь приятели и союзники, а отношения у нас будут самые добрые.
Неожиданно позади нас раздались какие-то хриплые звуки; мы оба оглянулись и увидели, что первый дикарь, оглушенный моим ударом, начал приходить в себя. Мотая головой, он медленно приподнялся, однако ноги не слушались его, и он снова рухнул на землю. Лишь спустя некоторое время дикарь попытался сесть. Видя, что спасенный мною пленник встревоженно и с некоторым испугом следит за людоедом, я вскинул ружье и прицелился в дикаря. Но тут мой новый знакомец вдруг горячо и гортанно заговорил на своем наречии, указывая то на дикаря, то на саблю у меня за поясом.
Должен признаться, звуки его голоса прозвучали для меня сладостной музыкой, ведь я не слышал человеческой речи четверть века. Я стоял, глупо и растерянно улыбаясь, пока бывший пленник не указал на саблю, требуя отдать ее ему. Тут я очнулся и протянул беглецу оружие. Мой туземец тотчас бросился к врагу, одним точным ударом отсек тому голову и, схватив трофей за волосы, с торжествующим видом бросил его к моим ногам. Вслед за этим он исполнил короткий и дикий танец, напевая вполголоса.
Но больше всего он был поражен необыкновенной, как ему казалось, гибелью второго преследователя. Мой дикарь недоуменно осматривал и переворачивал тело убитого людоеда в поисках раны, заглядывал ему в рот, щупал бока и живот. Пуля попала, очевидно, прямо в сердце, поэтому крови было всего несколько капель, и то, что мертвец оказался без видимых увечий, поразило моего нового союзника до глубины души. Через какое-то время он перестал тормошить покойника и, сняв с его плеча лук и кожаный колчан со стрелами, вернулся ко мне. Я жестами дал ему понять, что нам пора уходить и что может появиться новая погоня, но он отрицательно покачал головой, указывая на мертвых дикарей.
Благодаря его выразительной мимике я понял, что индеец хочет похоронить тела, чтобы от расправы с его врагами не осталось никаких следов. Людоеды могут наткнуться на мертвых соплеменников, если начнут рыскать по острову.
С делом этим он справился, проявив мастерство заправского могильщика: быстро вырыл саблей и голыми руками две глубокие аккуратные ямы между кустами, усадил туда мертвецов, так же быстро их засыпал и разровнял землю.