Я принялся выпытывать у Пятницы подробности.
– Ты точно знаешь, что все белые люди живы? Что никто из них не заболел гнилой лихорадкой, не умер?
– Пятница не обманывать господин. – Мой приятель даже слегка обиделся. – Живой, – подтвердил он и показал мне четыре пальца, – столько годы живой белые люди. Мой народ дает им есть…
– И вы их не убили, не съели по вашему обычаю? – на всякий случай осторожно осведомился я.
– Зачем убили? – Пятница с удивлением посмотрел на меня. – Мир. Мой народ помогать белый братья. Наши съесть враг только на война, после битва.
На этом мы закончили разговор, и некоторое время я больше ни о чем его не расспрашивал.
Прошло довольно много времени, и вот однажды в погожий день я отправился с Пятницей прогуляться на восточное побережье острова. Когда-то оттуда я впервые увидел неизвестную землю на горизонте и решил, что это южноамериканский материк. Но как только мы поднялись на возвышенность и перед нашим взором возникли очертания дальних берегов, мой приятель неожиданно громко закричал, начал прыгать, кружиться, размахивать руками и звать меня.
Я бросился к нему и спросил, что случилось.
– О радость! Смотри, господин! – воскликнул Пятница, указывая в морскую даль. – Там… Моя земля… Мой народ!
При виде счастливого лица индейца, его блестящих глаз и искреннего душевного порыва я почувствовал, как сжалось мое сердце. Казалось, дай ему волю – и он птицей полетит через море к родным хижинам. Однако в тот же миг в душе моей зародилась горькая печаль – я усомнился, что мой верный товарищ и слуга так уж предан мне. С этой минуты мне стало казаться, что при первой же возможности Пятница вернется к своим соплеменникам и очень скоро позабудет и новую веру, и меня, и то, чему я его научил.
«Мой дикарь, – думал я, с подозрением поглядывая на ликующего Пятницу, – даже, возможно, вернется сюда со своими соплеменниками, чтобы закусить моей персоной… Недаром говорят: сколько волка ни корми, а он все в лес глядит…»
Как я, глупец, был несправедлив к моему верному другу и помощнику! Чуть позже я искренне раскаивался в том, что, став недоверчивее и холоднее к Пятнице, дал волю своим пустым фантазиям и недобрым чувствам. Я даже пускался на хитрости, чтобы заставить Пятницу проговориться, выдать нетерпеливое желание бросить меня и поскорее вернуться домой, к прежней жизни, но он оставался таким, как всегда: доверчивым к моим словам и замечаниям, простодушным, услужливым и совершенно спокойным. Каждый день Пятница вставал на рассвете раньше меня, подметал двор, помогал мне готовить завтрак, выполнял всю работу по домашнему хозяйству, которую я ему давал, а затем на протяжении всего дня трудился без устали…
Несколько недель продолжалась эта пытка.
Через какое-то время очнувшись, я до того устыдился своих нелепых подозрений, что едва не расплакался. Скоро я окончательно успокоился и наша жизнь потекла в привычном русле. Я полностью избавился от недоверия к своему товарищу по несчастью, тем более что Пятница даже не заметил того, что происходило со мной. Это и было главным и решающим доказательством его преданности и любви ко мне.
Однажды мы снова отправились в дальний конец острова. Стояло ненастье, дул порывистый ветер, и над морем висела непроглядная мгла. В середине дня мы оказались на том же холме, откуда в ясную погоду виднелась родина Пятницы, сейчас скрытая туманом.
Я подозвал моего спутника и спросил:
– Ты по-прежнему хочешь вернуться туда, где живут твои соплеменники?
– Да! – весело отвечал Пятница. – Как хорошо быть моя земля!
– И чтобы ты сделал, возвратившись домой? – продолжал я. – Должно быть, снова вернулся к старым обычаям, ел бы человечину, забросил одежду и поклонялся Бенамуки?
Тут мой дикарь принял печальный вид и, покачав головой, ответил:
– Нет, господин. Пятница рассказывать молиться Богу, печь хлеб из зерен, есть мясо козы и пить молоко. Людей никогда не есть!
– Но ведь тогда они тебя убьют!
При этих словах он задумался, а затем проговорил:
– Нет, не убьют. Они любить учиться.
И тут же поведал, что его сородичи научились многим вещам от бородатых людей, которых принесла в лодке буря.
Тогда я спросил Пятницу, указывая на море, не хочет ли он вернуться, но он понял меня буквально, рассмеялся и заявил, что вплавь такое расстояние человеку не одолеть. В ответ я пообещал ему построить крепкую пирогу.
– Если господин плыть, то и Пятница плыть, – твердо сказал он.
– Мне плыть с тобой? – вскричал я. – Да ведь твои соплеменники съедят меня при первом удобном случае!
– Нет-нет! – Он даже присел от возмущения. – Я делать так, что вас не есть, а много любить и почитать!
Он имел в виду, что расскажет сородичам о том, как я убил двоих врагов и спас ему жизнь, что, по его мнению, должно обеспечить мне их вечную признательность.
Затем Пятница поведал мне, что его соплеменники были очень добры к бородатым белым людям и что лишь один из вождей племени недолюбливал их и пытался затеять с ними ссору.
Глава 39Судостроительная верфь
С этой минуты меня не покидало желание любым способом связаться с «бородатыми людьми», которые, по моим предположениям, были либо испанцами, либо португальцами. Если бы мне удалось объединиться с ними, то вместе мы гораздо быстрее нашли бы способ добраться до какого-нибудь поселения или колонии.
Спустя несколько дней я снова завел разговор об этом с Пятницей. Начал я издалека, заявив, что хочу показать ему одну из своих лодок. Мы отправились на противоположную сторону острова, где я держал меньшую пирогу, затопив ее на небольшой глубине. Мера эта была необходима, потому что дикари могли обнаружить мое суденышко.
Вычерпав из пироги воду, мы установили на место весла и мачту, а затем уселись в нее и отчалили. Пятница оказался на удивление ловок и сметлив в работе, и многое ему удавалось не хуже, чем мне. К тому же силы и сообразительности моему молодому другу было не занимать.
Мы не спеша шли на веслах, когда я спросил:
– Ну что, Пятница, доплывет моя пирога до вашего берега?
На лице туземца отразилось крайнее изумление. Он затряс головой и жестами дал понять, что считает эту пирогу слишком маленькой и непригодной для такого плавания. Тогда я сказал, что у меня есть кое-что побольше и повместительнее.
На следующий день я отвел его к холму в гуще леса, где лежала первая из сделанных мною пирог, самая большая, которую я так и не сумел спустить на воду.
Пятница похвалил ее размеры – по его словам, такая лодка могла взять на борт до двадцати человек, не считая запасов воды и провизии, и благополучно пройти сорок миль даже при свежем ветре. Однако за те два с лишним десятилетия, которые эта пирога пролежала под открытым небом, солнце и дожди нанесли ей непоправимый ущерб. Древесина бортов растрескалась и почернела, днище местами прогнило.
Это не повлияло на мое намерение отправить Пятницу с известиями на далекий берег. Убедившись, что от старой пироги нет никакого толку, я объявил ему, что мы приступаем к постройке новой большой лодки, на которой он сможет вернуться к сородичам.
Тут мой дикарь впал в задумчивость и опечалился. Я спросил, что с ним, и Пятница отвечал, что не понимает, чем провинился и почему хозяин так сердит на него.
Мне пришлось поклясться, что никакой причины нет, что я совсем на него не сержусь.
– Тогда почему, – обиженно спросил Пятница, – ты хочешь избавиться от меня? Чем я тебя прогневил?
– Разве ты не говорил мне много раз, что хочешь вернуться на родину? – удивился я.
– Говорил, – согласился он. – Я желать, чтобы мы оба быть там: Пятница и господин.
– Да что же мне там делать, Пятница! – вскричал я. – Как я могу покинуть остров, где у меня есть все, что нужно для жизни? А мои поля, а загоны с козами, которые нуждаются в пропитании и дойке?
– Вы делать много хорошего мой народ. Учить добру, знать Бога, жить другой жизнь. И никого не убивать и не есть.
– Ты сам не понимаешь, что говоришь, Пятница, – возмутился я. – Чему я могу научить твоих сородичей, если я сам круглый невежда и к тому же совсем одичал на этом острове? Отправляйся сам, а меня оставь жить по-старому – так, как я привык.
От этих слов мой дикарь страшно расстроился, убежал и вернулся с топором в руках.
– Вот, – сказал он, протягивая мне топор, – возьми.
– Что, по-твоему, я должен сделать? – опешил я.
– Убить Пятницу!
– Убить? Но зачем?
– Лучше убить, чем прогонять!..
Последние слова он произнес с таким искренним и глубоким чувством, что глаза мои наполнились слезами. В них звучали любовь и привязанность, и я поторопился заверить моего Пятницу, что никогда не прогоню его, разве что сам он захочет расстаться со мной.
Итак, он стремился на родину и в то же время не желал разлучаться со мной, а у меня была единственная цель: вырваться из заточения на острове. И надеяться я мог только на помощь и поддержку тех самых «бородатых людей», которые сейчас влачили убогое существование среди соплеменников Пятницы и сами нуждались в помощи.
Вот почему, больше не раздумывая и не препираясь, мы с моим дикарем отправились в лес искать дерево, которое подошло бы для строительства вместительной и прочной пироги.
На моем острове было достаточно леса, чтобы построить целый флот, но нас интересовали только те деревья, которые находились как можно ближе к берегу. Иначе мы могли бы повторить ошибку, которую я уже допустил в прошлом, и наша лодка никогда не будет спущена на воду.
Наконец Пятница, хорошо знавший, какие породы деревьев лучше всего подходят для нашей цели, выбрал одно. С большим трудом нам удалось свалить лесного гиганта, названия которого я по сей день не знаю, после чего мой приятель, обтесав его, предложил выжечь внутреннюю часть будущего челна. Однако я доказал ему, что намного быстрее и легче выдолбить сердцевину с помощью плотницких инструментов.