Мой бедный Пятница, увидев горы, сплошь покрытые снегами, и впервые в жизни вдохнув морозный воздух, не на шутку перепугался. А когда мы прибыли в Памплону, снег повалил так густо и шел так долго, что местные жители в один голос стали утверждать, что зима в этом году наступила раньше срока. Дороги, и без того разбитые, стали совершенно непроезжими, а сугробы были настолько глубоки, что в некоторых местах лошади увязали по брюхо. Вдобавок снег был рыхлым, и путник в горах ежеминутно рисковал быть заживо погребенным под лавиной.
На протяжении двадцати дней мы оставались в Памплоне, ожидая, что погода переменится. Но надежда угасала с каждым днем – такой жестокой зимы давно уже не бывало в Европе.
Когда наше терпение истощилось, я предложил отправиться на побережье и оттуда отплыть на судне в Бордо, но в тот же день в город прибыли четверо дворян из Франции, переваливших через Пиренеи. Им удалось найти проводника, который провел их такими тропами, где снега почти не было, а если и был, то настолько твердый, что держал лошадей.
Мы послали слуг разыскать этого проводника, и он согласился провести нас обратно через горные перевалы, но предупредил, что нам необходимо иметь достаточно оружия, так как в эту пору в ущельях и на лесистых склонах разбойничают волки. Снег лишает их возможности охотиться за привычной дичью, и они стаями нападают на проезжих.
В оружии у нашего отряда недостатка не было, да и волков мы не боялись, не считая тех двуногих хищников, которых интересует не дичь, а золото и серебро. Их немало встречается у подножия Пиренеев, в особенности по ту сторону испанской границы. Но проводник уверял, что мы сумеем избежать этой опасности, и, посоветовавшись, мы решили ему довериться.
Тогда же к нам присоединилась еще одна партия путешественников – двенадцать французских дворян со своими слугами. Это были те самые путники, которым пришлось вернуться из-за снежной метели в горах.
Пятнадцатого ноября с проводником во главе мы выступили из Памплоны. Но каково же было мое изумление, когда наш провожатый повел нас не прямиком в горы, а обратно по дороге, ведущей в Мадрид. Мы проехали по ней миль двадцать, переправились через несколько небольших рек и оказались на равнине, где не было ни малейших следов снега. Повсюду зеленели луга, а солнце припекало, как летом.
И только тогда проводник дал знак свернуть с торной дороги и направиться к горным хребтам, синевшим вдали. Спустя несколько часов перед нами открылись ужасные пропасти и утесы. Дорога была так крута и извилиста, что лошади едва могли удержаться на ногах. Однако снега здесь в самом деле было мало, и лежал он только на больших высотах. С одного из перевалов проводник указал нам куда-то вдаль, и мы увидели, как далеко внизу расстилаются зеленеющие долины Лангедока и Гаскони.
Однако прямой дороги туда не было, и нам предстоял еще немалый путь по горным теснинам. А спустя несколько часов пошел снег, да так густо, что не разобрать дороги под ногами, и нам пришлось остановиться и переждать непогоду. Проводник успокоил нас, сказав, что осталось совсем немного, что мы уже миновали главный перевал и начинаем спускаться на французскую сторону гор.
И действительно, я заметил, что дорога постепенно пошла под уклон.
Незадолго до наступления темноты наш проводник велел нам остановиться, а сам отправился вперед, чтобы разведать тропу. Не успел он скрыться за поворотом, как из чащи на ближнем склоне выскочила пара волков. Это были крупные и злобные звери; они не колеблясь напали на проводника, и если бы он находился хотя бы в полумиле от нас, то был бы съеден вместе со своей лошадью, прежде чем мы смогли бы оказать ему помощь.
Один из хищников вцепился в горло лошади, а второй бросился на проводника с таким остервенением, что он, вместо того чтобы выхватить из-за пояса пистолет, стал отчаянно кричать, призывая подмогу.
Тогда я велел Пятнице гнать коня во весь опор и выяснить, что там случилось. Мой храбрый дикарь без промедления бросился вперед, а увидев, что происходит на дороге, подскакал к проводнику вплотную и разрядил пистолет прямо в голову волка, атаковавшего всадника.
После того как прогремел выстрел Пятницы, из леса по обе стороны дороги донесся ужасающий волчий вой. Его подхватило эхо в ущельях, и нам показалось, что хищников в этих местах несметное множество.
Скорее всего, так оно и было.
Глава 48Пятница учит медведя плясать
После того как Пятница уложил одного волка, второй опрометью бросился в лес. К счастью, он не причинил лошади большого вреда – клыки зверя наткнулись на ремни упряжи, раны оказались незначительными, но лошадь была до смерти напугана. Проводник пострадал гораздо сильнее, потому что зверь в двух местах прокусил ему ногу до кости.
Заслышав крики, волчий вой и пистолетный выстрел, весь наш отряд пустился вскачь. Деревья расступились – и мы увидели, от какой беды был спасен наш провожатый. В снегу валялась волчья туша, а окровавленный проводник спешился, и теперь Пятница перевязывал его раны.
Но на этом баталия не закончилась. Шум на дороге разбудил огромного медведя, спавшего в берлоге по соседству, и могучий зверь с рычанием показался из заснеженных кустов. Поначалу мы были испуганы и встревожены, но то, что произошло потом, необычайно нас позабавило. Могу поклясться, что такой охоты на медведя, какую устроил мой проворный дикарь, еще никому не приходилось видеть.
Медведь – животное тучное и неповоротливое, в особенности зимой, когда он, разжирев, забирается в берлогу и впадает в спячку. Однако в отличие от волков он нападает на людей только в том случае, если его потревожат. Но когда вы, встретившись с медведем в лесу, спокойно обойдете его стороной, он не обратит на вас никакого внимания. Тут главное вежливость: уступайте этому зверю дорогу – и будете целы. И Боже вас сохрани взглянуть этому джентльмену прямо в глаза – он сочтет это оскорблением, не говоря уже о том, чтобы коснуться его шерсти или нанести хотя бы небольшую царапину. Оскорбленный косолапый не успокоится, пока не смоет обиду кровью, и будет преследовать вас днем и ночью до тех пор, пока не настигнет.
С первого взгляда здешний медведь показался мне настоящим чудовищем: он был крупнее всех, которых я когда-либо встречал. Глаза зверя горели яростью, а из пасти вырывался глухой рык.
Из всех членов нашего отряда один Пятница не казался встревоженным. Наоборот, при виде нового противника он выразил живейшую радость и трижды прокричал свое излюбленное «О!», указывая на зверя. Затем он сказал:
– Хозяин! Вы позволить мне дать этот медведь немножко меня? Я сделать для вас весело!
Его воодушевление меня удивило.
– Ты с ума сошел! – возмутился я. – Он же тебя съест!
– Меня? Съест? – со смехом откликнулся Пятница. – Нет, это я его съест! Вы стоять здесь, а я вам показать весело…
Тут он уселся в сугроб, скинул тяжелые сапоги и мигом переобулся в туфли, которые оказались у него в кармане. Затем передал поводья своей лошади другому слуге и, прихватив ружье, помчался быстрее ветра.
Медведь к этому времени как будто угомонился и бродил между кустами, время от времени поглядывая в нашу сторону. Приблизившись, Пятница окликнул гигантского зверя: «Слушай меня! Я говорить с тобой!», но тот поначалу не обратил на него особого внимания и отступил в лесную тень. Снега здесь было совсем немного, деревья росли редко, и среди них виднелись многочисленные прогалины. Мы наблюдали за происходящим издали.
В следующее мгновение Пятница поднял с земли камень, догнал медведя и ловко метнул тому в голову. Разумеется, никакого вреда зверю он не причинил, но своего добился: медведь почувствовал себя оскорбленным. Шерсть на его загривке встала дыбом, а из груди вырвалось грозное рычание. Не раздумывая ни секунды, он бросился на Пятницу, да так стремительно, что не всякая скаковая лошадь могла бы угнаться за ним. На ходу медведь переваливался и казался неуклюжим, но продвигался он необыкновенно быстро.
Пятница развернулся и помчался прямо к нам, прыгая на ходу, как заяц. Казалось, он испуган и нуждается в помощи, поэтому мы вскинули ружья, готовясь дать залп по зверю ради спасения легкомысленного дикаря.
Меня взяла досада: ради глупой забавы Пятница навлек на нас гнев могучего зверя.
– Это так ты нас решил развеселить? – крикнул я. – Беги скорее сюда и садись в седло, чтобы мы могли прикончить медведя и не снести заодно твою неразумную голову!
– Не стрелять! Не стрелять! – с хохотом прокричал мой дикарь. – Стоять на место! Вы сейчас увидеть!
Не снижая скорости, Пятница круто свернул и понесся к высокому дубу, который присмотрел заранее. На ходу он махнул нам, чтобы мы следовали за ним, а затем бросил ружье на землю, обхватил ствол дерева и вскарабкался по нему футов на двенадцать.
Тут подоспел и медведь. Первым делом он остановился у брошенного ружья и обнюхал его; затем, потеряв интерес к ружью, бросился к дубу и, несмотря на свой огромный вес и размеры, полез вверх с неожиданной легкостью, цепляясь когтями за кору.
Я только покачал головой, подивившись безрассудству Пятницы. Хоть убей, но в том, что сейчас происходило, я не видел ничего смешного или забавного.
Как только медведь оказался на дереве, мы подъехали поближе. К этому времени Пятница уже добрался до самого конца длинной и толстой ветви, а медведь полз по ней, готовясь его схватить. Как только зверь достиг середины, Пятница закричал, обращаясь к нам:
– Смотрите, смотрите, сейчас я учить медведя плясать!
С этими словами он принялся прыгать и изо всех сил раскачивать ветвь. Медведь, почувствовав, что опора под ним заходила ходуном, остановился и начал озираться. Затем попятился, высматривая, как вернуться обратно, к надежному стволу дуба.
Растерянность и испуг грозного зверя действительно заставили нас рассмеяться от всей души. Но Пятнице и этого было мало. Заметив, что медведь отступает, он прекратил свои прыжки и окликнул его: