Это было незадолго до начала проливных дождей. Я давно забыл про это. Но прошло около месяца, и я увидел на полянке несколько зелёных стебельков. Сначала я думал, что это какое-нибудь неизвестное мне растение. Но каково же было моё изумление, когда спустя ещё несколько недель зелёные стебельки (их было всего штук десять–двенадцать) выпустили колосья ячменя!
Невозможно передать, в какое смятение повергло меня это открытие! А вскоре я заметил, что рядом, на той же полянке, между стеблями ячменя показались редкие стебельки риса. Я подумал, что этот рис и ячмень растёт здесь ещё где-нибудь. Я обошёл всю эту часть острова, где уже бывал раньше, обшарил все уголки, заглядывал под каждую кочку, но нигде не нашёл ни риса, ни ячменя. Тогда наконец я вспомнил про мешок с птичьим кормом, который я вытряхнул на землю подле своего жилища.
Я тщательно собрал колосья, когда они созрели (это было в конце июня). Я подобрал каждое зёрнышко и решил снова посеять весь урожай в надежде накопить со временем столько зерна, чтобы его хватило мне на пропитание. Но только на четвёртый год я мог позволить себе уделить весьма скромную часть этого зерна на еду. Но это было уже потом. Возвращаюсь к моему дневнику.
14 апреля ограда была кончена, и я решил, что буду входить и выходить через стену по приставной лестнице, чтобы снаружи не было никаких признаков жилья.
16 апреля. Кончил лестницу; перелезаю через стену и каждый раз убираю лестницу за собой. Теперь я огорожен со всех сторон. В моей крепости довольно простора, и проникнуть в неё нельзя иначе, как через стену.
Но на другой же день после того, как я окончил свою ограду, весь мой труд чуть не пропал даром, да и сам я едва не погиб. Вот что произошло. Я чем-то был занят у входа в пещеру, как вдруг надо мной посыпалась земля со свода пещеры и с вершины горы, и два передних столба, поставленных мною, рухнули со страшным треском. Я очень испугался, но не догадался о настоящей причине случившегося, а просто подумал, что свод обвалился, как это было раньше. Боясь, чтобы меня не засыпало новым обвалом, я побежал к лестнице и перелез через стену. Но не успел я сойти на землю, как мне стало ясно, что на этот раз причиной обвала в пещере было страшное землетрясение. Земля подо мной колебалась, и в течение каких-нибудь восьми минут было три таких сильных толчка, что от них рассыпалось бы самое прочное здание, если бы оно стояло здесь. Я видел, как у скалы, находившейся у моря в полумиле от меня, отвалилась вершина и рухнула с таким грохотом, какого я в жизни своей не слыхал. Море тоже яростно забушевало; мне даже казалось, что в море подземные толчки были сильнее, чем на острове.
Я был так ошеломлён, что всё во мне словно окаменело. От колебаний почвы со мной сделалась морская болезнь, как от качки; однако грохот падающего утёса вывел меня из оцепенения и вверг в ужас. Я думал только о том, что гора обрушится на мою палатку и погребёт под собою всё моё хозяйство, и от этой мысли я обмер второй раз.
Когда после третьего толчка наступило затишье, я начал приходить в себя, однако у меня не хватило мужества перелезть через ограду, ибо я боялся быть похороненным заживо и сидел на земле в полном унынии.
Между тем собрались тучи; потемнело, как перед дождём. Задул ветер, сначала слабо, потом всё сильнее, и через полчаса разразился страшнейший ураган. Море запенилось, забурлило и с рёвом билось о берега; деревья вырывало с корнями; картина была ужасная. Так продолжалось часа три; потом буря стала стихать, и ещё часа через два наступил мёртвый штиль и полил дождь.
Всё время, покуда свирепствовал ураган, я сидел на земле, подавленный, но вдруг мне пришло в голову, что этот ливень и ветер, должно быть, последствия землетрясения; стало быть, оно кончилось, и я могу рискнуть вернуться в моё жилище. Я перелез через ограду и уселся в палатке; однако ливень был настолько силён, что палатку захлёстывало водой, и я был вынужден перейти в пещеру, хотя и боялся, как бы она не обвалилась мне на голову.
Этот ливень задал мне новую работу; пришлось проделать в ограде отверстие для стока воды, иначе затопило бы мою пещеру. Просидев там некоторое время и видя, что подземные толчки больше не повторяются, я стал успокаиваться. Для поддержания бодрости, что было мне крайне необходимо, я подошёл к своему «буфету» и отхлебнул маленький глоток рома. Я расходовал ром весьма экономно, зная, что, когда выйдет весь мой запас, мне неоткуда будет его пополнить.
Дождь лил всю ночь и почти весь следующий день, и я не выходил наружу. Немного успокоившись, я начал обдумывать, что делать дальше. Я пришёл к заключению, что коль скоро этот остров подвержен землетрясениям, мне нельзя жить в пещере. Следовало построить шалаш где-нибудь на открытом месте, а чтобы обезопасить себя от нападения животных и людей, огородить его стеной, как я это сделал здесь. Ибо если я останусь в пещере, то рано или поздно буду похоронен заживо.
В самом деле, моя палатка стояла на опасном месте – под выступом горы, которая в случае нового землетрясения легко могла обрушиться на неё. Поэтому я решил перекочевать на другое место вместе с палаткой. Два следующих дня – 19 и 20 апреля – я провёл, ломая голову, где и как построить новое жилище.
От страха, что меня может засыпать заживо, я не мог спать по ночам; ночевать на открытом месте за оградой я тоже не решался. А вместе с тем, когда я оглядывал своё жильё и видел, как я уютно устроился, в каком порядке у меня хозяйство и как хорошо я укрыт от всякой опасности извне, я с крайней неохотой думал о переселении.
Затем у меня явилась мысль, что на переселение понадобится очень много времени и всё равно придётся мириться с опасностью обвала, пока я не укреплю новое место. Придя к такому выводу, я успокоился, но всё-таки решился приняться, не теряя времени, за возведение ограды на новом месте и, как только она будет готова, перенести в неё свою палатку. Это было 21 апреля.
22 апреля. На следующее утро я начал думать о том, как мне осуществить своё решение. Главная трудность была в инструментах. У меня имелось три больших топора и множество маленьких (мы их взяли для меновой торговли с индейцами), но все они зазубрились и затупились. Правда, у меня было точило, но я не мог одновременно приводить в движение рукой камень и точить на нём. В конце концов мне удалось приладить к точилу колесо с ремнём, которое приводилось в движение ногой и вращало точильный камень, оставляя свободными обе руки.
Примечание. Устройство этого приспособления заняло у меня целую неделю.
28 и 29 апреля. Два последних дня точил инструменты: моё приспособление действует очень хорошо.
30 апреля. Сегодня заметил, что мой запас сухарей на исходе. Пересчитал все мешки и, как это ни грустно, постановил съедать не более одного сухаря в день.
1 мая. Сегодня утром во время отлива заметил издали на берегу какой-то крупный предмет, похожий на бочку. Пошёл посмотреть, и оказалось, что это небольшой бочонок. Тут же валялось два-три деревянных обломка от корабля. Должно быть, всё это было выброшено на берег в последнюю бурю. Я взглянул в ту сторону, где торчал остов корабля, и мне показалось, что он выступает над водой больше обыкновенного. Осмотрел выброшенный морем бочонок; он оказался с порохом, но порох весь подмок и сбился в камень. Тем не менее я выкатил бочонок повыше, а сам по отмели отправился к остову корабля.
Подойдя поближе, я заметил, что он как-то странно переместился. Носовая часть, которою прежде он почти зарывался в песок, приподнялась, а корма, разбитая на куски, была отброшена в сторону и лежала боком. Кроме того, в этом месте образовался такой высокий нанос песку, что я мог вплотную подойти к кораблю, тогда как раньше ещё за четверть мили до него я должен был пускаться вплавь. Такая перемена в положении корабля сначала меня удивила, но вскоре я сообразил, что это объясняется землетрясением. От этого же корабль разломался ещё более, так что к берегу ежедневно прибивало ветром и течением разные предметы, которые уносило водой из открытого трюма.
Происшествие с кораблём совершенно отвлекло мои мысли от намерения переселиться на новое место. Весь день я делал попытки проникнуть во внутреннее помещение корабля, но это оказалось невозможным, так как все они были забиты песком. Однако это меня не смутило. Я стал растаскивать корабль по кусочкам, зная, что мне в моём положении всё пригодится.
3 мая. Сегодня начал работать пилой. Перепилил в корме бимс и, отодрав несколько досок, выгреб песок с того бока кормы, которым она лежит кверху. Принуждён был отложить работу, потому что начался прилив.
4 мая. Удил рыбу, но ни одной съедобной не поймал. Соскучившись, хотел было уже уходить, но, закинув удочку в последний раз, поймал маленького дельфина. Удочка у меня была самодельная: лесу я сделал из пеньки от старой верёвки, а крючков у меня совсем не было. Тем не менее на мою удочку ловилось столько рыбы, что я мог есть её вволю. Ел я её вяленою, просушивая на солнце.
5 мая. Работал на корабле. Распилил другой бимс. Отодрал от палубы три больших сосновых доски, связал их вместе и, дождавшись прилива, переправил на берег.
6 мая. Работал на корабле. Отделил кое-какие железные части, в том числе несколько болтов. Работал изо всех сил, вернулся домой совсем измученный. Подумываю, не бросить ли это.
7 мая. Опять ходил к кораблю, но не с тем, чтобы работать. Так как бимсы были перепилены, я мог заглянуть в трюм; но он почти доверху наполнен песком и водой.
8 мая. Ходил на корабль с железным ломом: решил разворотить всю палубу, которая теперь совсем очистилась от песка. Отодрал две доски и пригнал их к берегу с приливом. Лом оставил на корабле для завтрашней работы.
9 мая. Был на корабле. Взломал ещё несколько досок и пробрался в трюм. Нащупал там пять или шесть бочек. Высвободил их ломом, но вскрыть не мог. Нащупал даже свёрток английского листового свинца и приподнял немного, но вытащить не хватило силы.