На другой день, 16-го, я отправился той же дорогой, но прошёл немного дальше, туда, где кончался ручей и луга и начиналась более лесистая местность. В этой части острова я нашёл разные плоды, в числе прочих – дыни (в большом изобилии) и виноград. Виноградные лозы вились по стволам деревьев, и их роскошные гроздья только что созрели. Это неожиданное открытие удивило меня и обрадовало, однако, наученный опытом, я поел винограда с большой осторожностью, опасаясь дизентерии. Но я придумал великолепное употребление для этого винограда – высушить его на солнце и сделать из него изюм; я справедливо заключил, что он будет служить мне вкусным и полезным лакомством в то время, когда виноград уже сойдёт.
Я не вернулся домой в этот день; к слову сказать, это была первая моя ночь на острове, проведённая вне дома. Как и в день кораблекрушения, я взобрался на дерево и отлично выспался, а наутро продолжал свой обход. Судя по длине долины, я прошёл ещё мили четыре в прежнем направлении.
В конце этого пути было открытое место, заметно понижавшееся к западу. Родничок же, пробивавшийся откуда-то сверху, тёк в противоположном направлении, то есть на восток. Вся окрестность зеленела, цвела и благоухала, точно сад, насаждённый руками человека.
Я спустился в эту очаровательную долину и с тайным удовольствием, хотя и не свободным от примеси никогда не покидавшей меня грусти, подумал, что всё это моё: я царь и хозяин этой земли; права мои на неё бесспорны, и, если б я мог перевести её в обитаемую часть света, она стала бы таким же безусловным достоянием моего рода, как поместье английского лорда. Тут было множество кокосовых пальм, апельсинных и лимонных деревьев, но все дикорастущие, и лишь на немногих из них были плоды, по крайней мере в то время. Тем не менее я нарвал зелёных лимонов, которые были не только приятны на вкус, но и очень мне полезны. Я пил потом воду с лимонным соком, и она меня освежала и подкрепляла.
Мне предстояло теперь много работы со сбором плодов и переноской их домой, так как я решил запастись виноградом и лимонами на приближавшееся дождливое время года.
С этой целью я набрал винограда и сложил его в большую кучу в одном месте и в кучу поменьше – в другом. Так же поступил я и с лимонами, сложив их в третью кучу. Затем, взяв с собой немного тех и других плодов, отправился домой, с тем чтобы захватить мешок и унести домой остальное.
Я вернулся домой (так я буду теперь называть мою палатку и пещеру) после трёхдневного отсутствия; к концу этого путешествия мой виноград совершенно испортился. Сочные, тяжёлые ягоды раздавили друг друга и оказались совершенно негодными. Лимоны хорошо сохранились, но я принёс их очень немного.
На следующий день, 19-го, я снова пустился в путь с двумя небольшими мешками, в которых собирался принести домой собранные плоды. Но как же я был поражён, когда, придя на то место, увидел, что мои роскошные спелые гроздья разбросаны по земле и сочные ягоды частью объедены, частью растоптаны.
Значит, здесь хозяйничали какие-то животные, но какие именно – я не знал.
Итак, убедившись, что складывать виноград в кучи и затем перетаскивать его в мешках невозможно, ибо мой сбор окажется частью уничтоженным, частью попорченным, я придумал другой способ. Нарвав порядочное количество винограда, я развесил его на деревьях так, чтобы он мог сохнуть на солнце. Что же касается лимонов, то я унёс их с собой, сколько был в силах поднять.
Вернувшись домой, я с удовольствием обращался мыслью к открытой мной плодоносной долине. Представляя себе её живописное местоположение, я думал о том, как хорошо она защищена от ветров, какое в ней обилие воды и леса, и пришёл к заключению, что выбрал для жилья одно из худших мест на острове. Естественно, я стал подумывать о переселении. Нужно было лишь подыскать в этой цветущей, плодоносной долине пригодное местечко и сделать его таким же безопасным, как моё теперешнее жилище.
Но, поразмыслив и приняв в расчёт, что теперь я живу в виду моря и, следовательно, имею хоть маленькую надежду на благоприятную для меня перемену, я решил отказаться от этого намерения. Тот самый злой рок, который занёс меня на остров, мог занести на него и другого несчастного. Конечно, такая случайность была маловероятна, но запереться среди холмов и лесов в глубине острова, вдали от моря, значило заточить себя навеки и сделать освобождение не только маловероятным, но и просто невозможным.
Однако я был так пленён этой долиной, что провёл там почти весь конец июля, и хотя решил не переносить своего жилья на новое место, но поставил там себе шалаш, огородил его наглухо двойным плетнём выше человеческого роста на крепких столбах, а промежуток между плетнями заложил хворостом; входил же и выходил по приставной лестнице, как и в старое жильё. Таким образом, я и здесь был в безопасности. Случалось, что я ночевал в своём шалаше по две, по три ночи подряд. Теперь у меня есть дом на берегу моря и дача в лесу, говорил я себе. Работы на ней заняли у меня всё время до начала августа.
Я только что доделал ограду и начал наслаждаться плодами своих трудов, как полили дожди, и мне пришлось перебраться в моё старое гнездо. Правда, я и на новом месте поставил очень хорошую палатку, сделанную из паруса, но здесь у меня не было ни горы, которая защищала бы меня от ветров, ни пещеры, куда я мог бы укрыться, когда ливни становились чересчур сильными.
К началу августа я закончил постройку шалаша и дня два-три отдыхал. 3 августа я заметил, что развешенные мною гроздья винограда совершенно высохли на солнце и превратились в превосходный изюм. С того же дня я начал снимать их с деревьев, и хорошо сделал, иначе их бы попортило дождём и я лишился бы большей части своих зимних запасов: у меня сушилось более двухсот больших кистей. Как только всё было собрано и большею частью перенесено в пещеру, начались дожди и с 14 августа до половины октября шли почти безостановочно изо дня в день. Иногда дождь лил так сильно, что я по нескольку дней не высовывал носа из пещеры.
В этот период дождей я был удивлён неожиданным приращением моего семейства. Одна из моих кошек давно уже пропадала; я не знал, сбежала ли она или околела, и очень о ней сокрушался, как вдруг в конце августа она вернулась с тремя котятами. Это очень меня удивило, так как обе мои кошки были самки. Правда, я видел на острове диких котов (как я их называл) и даже подстрелил одного, но мне казалось, что эти зверьки совсем другой породы, чем наши европейские кошки. А между тем котята, которых привела с собой моя кошка, были как две капли воды похожи на свою мать. От этих трёх котят у меня развелось такое несметное потомство, что я был вынужден истреблять кошек как вредных зверей и гнать их подальше от своего дома.
С 14 по 26 августа дожди не прекращались, и я почти не выходил из дому, ибо теперь я очень боялся промокнуть. Между тем, пока я отсиживался в пещере, выжидая ясной погоды, мои запасы провизии стали истощаться, и два раза я даже рискнул выйти на охоту. В первый раз убил козу, а во второй, 26-го (это был последний день моего заточения), поймал огромную черепаху, и это было для меня настоящее пиршество. В то время моя еда распределялась так: завтрак – кисть винограда, на обед – кусок козлятины или черепашьего мяса, жареного (на моё несчастье, мне не в чем было варить или тушить мясо и овощи), на ужин – два или три черепашьих яйца.
В течение двенадцати дней, которые я просидел в пещере, прячась от дождя, я ежедневно по два-три часа посвящал земляным работам, расширяя свою пещеру. Я прокапывал её всё дальше в одну сторону до тех пор, пока не вывел ход наружу, за ограду. Я устроил там дверь, через которую мог свободно выходить и входить, не прибегая к приставной лестнице. Зато я не был так спокоен, как прежде: прежде моё жильё было со всех сторон загорожено, теперь доступ ко мне был открыт. Впрочем, мне некого бояться на моём острове, где я не видал ни одного животного крупнее козы.
30 сентября. Итак, я дожил до печальной годовщины моего пребывания на острове: я сосчитал зарубки на столбе, и оказалось, что я живу здесь уже триста шестьдесят пять дней.
Около этого времени мой запас чернил стал подходить к концу. Приходилось расходовать их экономнее; я прекратил ежедневные записи и стал отмечать лишь выдающиеся события моей жизни.
Я обратил внимание, что дождливое время года совершенно правильно чередуется с периодом бездождья, и, таким образом, мог заблаговременно подготовиться к дождям и засухе. Но свои знания я покупал дорогою ценою. Я уже упоминал выше, как был поражён неожиданным появлением возле моего дома нескольких колосьев риса и ячменя. Помнится, было около тридцати колосьев риса и колосьев двадцать ячменя. И вот после дождей я решил, что наступило самое подходящее время для посева.
Я вскопал небольшой клочок земли деревянной лопатой, разделил его пополам и засеял одну половину рисом, а другую – ячменём; во время посева мне пришло в голову, что лучше на первый раз не высевать всех семян, – я же не знаю наверно, когда нужно сеять. И я посеял около двух третей всего запаса зерна, оставив по горсточке каждого сорта про запас.
Для меня было счастьем, что я принял эту меру предосторожности, ибо из первого моего посева ни одно зерно не взошло – наступили сухие месяцы. Впоследствии же, когда начались дожди, оно взошло, как будто я только что посеял его.
Видя, что мой первый посев не всходит, что я вполне естественно объяснил засухой, я стал искать другого места с более влажной почвой, чтобы произвести новый опыт. Я разрыхлил новый клочок земли около моего шалаша и посеял здесь остатки зерна. Это было в феврале, незадолго до весеннего равноденствия. Мартовские и апрельские дожди щедро напоили землю: семена взошли великолепно и дали обильный урожай. Но так как семян у меня осталось очень мало и я не решился засеять их все, то и сбор вышел невелик. Зато я был теперь опытным хозяином и точно знал, какая пора наиболее благоприятна для посева и что ежегодно я могу сеять дважды и, следовательно, получать два сбора.