Миров и светил бесконечен ход,
бесконечен путь мой.
Вернувшись к началу, замкнувши кольцо,
обретаю покой.
Твердой рукой он зажег смоляную свечу и уверенно поднес к кончику длинного фитиля.
Услышав взрыв, Камилла и Мак–Аран со всех ног бросились к куполу — как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот взметает к небу фонтан осколков и расцветает огненным цветком.
Провозясь какое–то время с массивным засовом, Гарри Лейстер начал осознавать, что выбраться у него не получится. На этот раз не повезло. Еле держась на ногах, он с гордостью обвел взглядом пылающую груду обломков. «Честное состязание, — завертелись в голове бессвязные мысли, — никакой форы… может быть, я все–таки действительно Бог, тот, который прогнал Адама и Еву из рая и перестал подсказывать им ответы, чтобы они сами отыскали свой путь и выросли… ни страхконцов, ни надувных подушек, пусть сами ищут путь, жизнь или смерть…»
Он не услышал, как они ломали дверь, и не почувствовал, как его выносят на воздух, но ощутил гаснущим сознанием, что рядом Камилла, и разлепил веки, и встретил сочувственный взгляд ее широко раскрытых голубых глаз.
— Я глупый безрассудный старик… — бессвязно зашептал он, чувствуя, как ее слезы капают ему на лицо.
— Не надо ничего говорить, — услышал он в ответ. — Я знаю, почему вы это сделали. В прошлый раз мы начали вместе, но не успели… о, капитан, капитан…
— Капитан чего? — прошептал он, закрывая глаза. И добавил, уже на последнем дыхании: — Капитана нельзя отправить в отставку. Проще пристрелить… вот я и пристрелил…
А потом красное солнце навсегда погасло, рассыпалось галактиками ослепительного света.
Эпилог
От гигантского корабельного корпуса не осталось даже шпангоутов — и те в конце концов отправились на склад; рудное дело будет развиваться на этой планете очень медленно, а с металлами будет очень напряженно еще в течение многих–многих поколений. До сих пор, проходя долиной, Камилла по привычке бросала взгляд на то место, где когда–то лежал разбившийся корабль. Все такой же легкой походкой шла она, следуя едва осознанному предчувствию, но волосы ее уже слегка припорашивала седина. За скальным гребнем высился высокий каменный памятник жертвам аварии; там же находилось кладбище, где жертвы первой жуткой зимы покоились бок о бок с жертвами первого лета и ветров безумия. Поплотнее укутавшись в меховой плащ, она покосилась на один из зеленых холмиков; но это было так давно, что грусть успела притупиться.
Спускающийся в долину с холмов Мак–Аран узнал ее издали (по знакомому меховому плащу и клановой юбке) и приветственно помахал рукой. Столько лет прошло, но стоило увидеть Камиллу, и сердце начинало колотиться; а, приблизившись, он взял ее руки в свои и несколько мгновений постоял, ничего не говоря.
— С детьми все, в порядке, — наконец произнесла Камилла. — Сегодня утром я была у Мхари. А тебя можно не спрашивать, и так видно, что вылазка была удачной.
Продолжая держаться за руки, они зашагали по Нью–Скаю. Их хозяйство располагалось в самом конце улицы; оттуда открывался вид на Восточный пик, из–за которого каждое утро в облаках тумана поднималось красное солнце; на краю участка отдельно стояло маленькое сооружение — метеостанция, за которую отвечала Камилла.
Зайдя в гостиную (общую для полудюжины семей), Рафаэль скинул меховую куртку и сразу прошел к огню, Как и большинство колонистов, не носящих кильтов, он предпочитал кожаные брюки и мягкие клетчатые рубашки цветов клана.
— Дома никого?
— Юэн в госпитале; Джуди в школе; Мак отправился с погонщиками, — ответила Камилла. — А если Тебе не терпится взглянуть на детей, то они все, по–моему, на школьном дворе — кроме Аластэра. Он сегодня у Хедер.
Подойдя к окну, Мак–Аран увидел хорошо знакомую треугольную крышу, школы. «Как быстро вытянулись наши дети, — мелькнула у него мысль, — а взглянешь на их мать — и не подумаешь, что четырнадцать лет прошло». Уже подрастали семеро, переживших жуткий зимний холод пятилетней давности. Каким–то образом Мак–Аран с Камиллой вытерпели все перипетии первых тяжелых лет; и хотя у Камиллы были дети от Юэна, Льюиса Мак–Леода и еще от кого–то (от кого именно, Мак–Аран не знал; Камилла, как он подозревал, тоже), двое старших ее детей и двое младших были от него. Самая младшая, Мхари, не жила с ними; за три дня до ее рождения умер при родах ребенок Хедер, и Камилла, никогда не стремившаяся выкармливать ребенка, если была возможность воспользоваться услугами кормилицы, отдала Мхари на воспитание Хедер; когда пришло время отлучать девочку от груди, Хедер не хотела ее отдавать, и Камилла согласилась, чтобы Мхари оставалась у Хедер — хотя навещала ее почти каждый день. Хедер была одной из тех, кому не повезло; за четырнадцать лет она родила семерых, но только один из детей прожил больше месяца. Кровные связи в колонии значили не слишком много; матерью ребенка считалась та, кто о нем заботится, отцом — тот, кто учит. У Мак–Арана были дети еще от трех женщин, и обо всех он заботился одинаково; но больше всего по душе была ему. Лори, странная дочь Джуди, которая уже в четырнадцать лет была выше мамы; полколонии называли ее подменышем, но почти никто не догадывался, кто ее настоящий отец.
— Ну что, бродяга, — спросила Камилла, — когда снова в дорогу?
— Ну, несколько дней отдохну дома, — отозвался Мак–Аран, обнимая ее за талию, — а потом… мы все–таки хотим найти море. Наверняка где–то на этой планете оно есть. Но сначала… у меня для тебя сувенир. Несколько дней назад обследовали мы одну пещеру — и вот что нашли в скальной породе. Знаю–знаю, ювелирное дело у нас пока совершенно не развито, извлекать их из скалы только лишняя морока — но очень уж они нам с Аластэром приглянулись; в общем, держи — тебе и девочкам. Что–то, кажется мне, есть в этих камешках…
Он извлек из кармана пригоршню голубых камней и высыпал Камилле в подставленные ладони; в глазах ее мелькнуло сначала удивление — потом откровенная радость. Тут гурьбой ворвались дети, набросились на Мак–Арана, и тот потонул в море гомона.
— Па, можно мне с тобой в следующий раз в горы? Гарри ты берешь, а ему только одиннадцать!
— Па, Аланна взяла мое печенье, скажи, чтобы отдала!
— Папа, смотри, смотри, как я лезу!
Камилла как всегда игнорировала этот бедлам и спокойными размеренными жестами призывала к тишине.
— Давайте только по очереди… что у тебя, Лори?
Высокая сероглазая девочка с серебристыми волосами подобрала один из голубых кристалликов и стала всматриваться во вспыхивающие внутри звездочки.
— У моей мамы есть такой же, — очень серьезно произнесла она. — Можно я тоже возьму? Мне кажется, у меня может получиться с ним работать.
— Хорошо, бери, — разрешил Мак–Аран и бросил поверх головы девочки взгляд на Камиллу. Когда–нибудь, когда Лори сочтет необходимым объяснить, они узнают, в чем дело; в одном они могли быть уверены — их странный приемыш никогда ничего не делает просто так.
— Знаешь, — сказала Камилла, — у меня такое чувство, что когда–нибудь эти кристаллики станут для всех нас очень важны.
Мак–Аран кивнул. Интуиция Камиллы подтверждалась уже столько раз, Что это перестало удивлять; можно было позволить себе подождать. Он подошел к окну и поднял глаза на знакомый силуэт горной цепи на горизонте; воображение унесло его дальше, к равнинам, холмам и неведомым морям. Бледно–голубая луна, напоминающая цветом камешек, в который зачарованно уставилась Лори, тихо выплыла из облаков, клубящихся у вершины горы; и начал моросить мелкий–мелкий дождь.
— Когда–нибудь, — проговорил вдруг Мак–Аран, — кто–нибудь, наверно, придумает этим лунам — и этой планете — названия.
— Когда–нибудь… — эхом отозвалась Камилла. — Но мы никогда не узнаем, какие.
Веком позже планету назвали Даркоувер.
Но на Земле услышали о них только через две тысячи лет.
Пол АндерсонЧЕТЫРЕЖДЫ ЕВА
1
Монолог Арсанга затягивался.
— Очень жаль, — бубнил он себе под нос, — хотя это осознали задолго до нашего рождения. Скорее всего, еще во времена открытия протеиновых структур и вызванного этим открытием бурного развития новых отделов в биохимии. Про последовавшие почти вслед за этим открытия в астрономии… Я уже не говорю… Да. Так вот… Как я уже говорил, очень жаль, что процент планет, пригодных для жизни какого–то определенного вида живых существ, ничтожно мал. Природа в своем творчестве весьма разнообразна и изобретательна. В придачу надо не забывать, что и этот ничтожно малый процент миров, пригодных для жизни, уменьшается, если учесть, что на многих из них есть свои, и часто весьма развитые, цивилизации. Мне кажется, что появление незваных соседей кого–либо из них обрадует…
Терезина Фабриций в отчаянии покосилась на одну из стен гостиной, представляющую из себя огромный экран с изображением звездного неба, окружавшего корабль. Пространство на экране сияло и переливалось сотнями бриллиантов звезд. Но, увы, и это не могло улучшить ее настроения… Она ощущала себя мухой, угодившей в паутину, сотканную из бесконечных банальных монологов, и не было никаких шансов на побег из этой западни. И как только она умудрилась забраться в эту ловушку?
По характеру Терезина была доброй и ласковой девушкой, и она не решилась оборвать Арсанга, когда тот в первый раз поймал ее за запястье и начал вещать. Но разве она могла предвидеть, во что это выльется? Она впервые отправилась в столь дальнее путешествие. Более опытные пассажиры, знавшие, что самым большим недостатком в дальних полетах является скука и каждый старается избавиться от нее всеми доступными способами, безошибочно распознали в Арсанге хронического болтуна и старались держаться от него подальше.
— Так вот, как я уже говорил, миры, населенные разумными существами, например, ваша родная Земля, разбросаны по исследованному нами кусочку Галактики, — продолжал он все тем же заунывным голосом, клонившим в сон. Точно таким же голосом при первой встрече он сообщил ей о том, что она, без сомнения, студентка — выпускница математического факультета, которая должна провести год на одной из недавно колонизированных планет, по программе обмена опытом. — Расстояние, разделяющее Землю и Ксенофон, примерно сто пятьдесят четыре световых года и для лайнеров типа нашего невелико. Но большинство пассажиров нашего корабля совершают что–то вроде кругосветного путешествия. И остановка на Ксенофоне входит в программу круиза. Обычно же для подобных полетов используются корабли классом пониже. Вам крупно повезло. Если бы вас направили на планету типа Нового Ганимеда, то вам не пришлось бы наслаждаться удобствами лайнера, подобного нашему. Туристы не любят посещать молодые колонии. Ну, что бы там стали делать наши туристы по вечерам? Тогда как на Ксенофоне, куда направляется наш корабль, или на моем родном Тау Кита, которого наш корабль достигнет в конце своего полета и где я, разумеется, непременно сообщу своим коллегам из дипломатической службы Его Величества Внушающег