— У тебя не найдется закурить? — наконец спросила она.
Авери предложил ей сигарету. Взял одну и себе.
— Как ты сказал, тебя зовутся — женщина глубоко затянулась. — Видишь, в каком я состоянии. Даже имя не могу запомнить.
— Ричард Авери.
— Рада познакомиться, — и она истерично рассмеялась. — Добро пожаловать в наш клуб.
— Я очень рад с тобой познакомиться, — серьезно ответил Авери. — А то я уже начал опасаться, что в этом клубе всего один член.
— Скажи мое имя, — попросила она. — Пожалуйста.
— Барбара.
— Еще раз.
— Барбара.
— Звучит не так уж плохо… — она тяжело вздохнула. — Извини. Ты, наверно, думаешь, я совсем свихнулась. Может, оно и так. Поначалу… в общем, до того, как эта стена исчезла, мне казалось, будто это вовсе не я… Еще раз извини. Я говорю глупости, правда?
— Я прекрасно тебя понимаю.
— Честно говоря, — призналась Барбара, — до встречи с тобой я и впрямь сомневалась, что все это на самом деле. А потом я почему–то сомневаться перестала…
И тут Авери в голову пришла новая мысль.
— Прежде, чем мы начнем утешать друг друга, — сказал он, — нет, я ничего такого в виду не имею, — поспешил добавить он, — нам следовало бы обменяться информацией… ну, какой есть. Бог знает, когда эти бандюги решат вернуть стену на место… или устроят еще какую–нибудь пакость. Может, нам осталось всего десять минут, а может, весь день… во всяком случае, несколько часов. Не будем терять времени.
— Мне нечего рассказать вам, сержант, — усмехнулась Барбара. — Разве только, что теперь я чувствую себя значительно лучше.
— Ты видела кого–нибудь из них?
— Из кого из них? Из спятивших ученых?
— Это твоя теория?
— Ничем не хуже любой другой… Нет, ни черта я не видела… По правде сказать, — неуверенно добавила она, — мне казалось, будто за мной наблюдают. В общем, окончательно одурев от тоски и неизвестности, я разделась и улеглась в кровать в классической позе жертвы насилия, — она хихикнула. — И ничего не произошло. То ли на самом деле за мной не наблюдали, то ли их это не интересует. Или и то, и другое… Мне кажется, я все–таки схожу с ума.
Усилием воли Авери отогнал возникшую перед его мысленным взором весьма соблазнительную картину.
— Ты случайно не знаешь, сколько времени мы здесь провели? — просил он.
— Ну, на этот–то вопрос ответить легко. — Барбара посмотрела на часы. — Почти сорок восемь часов. За временем–то я слежу… на случай, если мне придет в голову, что я тут уже несколько лет.
— Когда ты проснулась, у тебя было что–нибудь с собой? Какие–нибудь личные вещи?
— Нет. Но в сундуке под кроватью я обнаружила целую кучу всякого барахла. Не знаю уж, как они ухитрились его раздобыть: я снимаю… точнее, снимала квартиру еще с тремя девушками.
— Ты, как я полагаю, разговаривала с нашими тюремщиками, используя пишущую машинку?
— Сейчас я только ругаюсь, — Барбара усмехнулась. — Я пытаюсь выяснить, что случится, если я буду вести себя не так, как подобает даме… Между прочим, они заставили меня отвечать на чертову пропасть всяких вопросов. Обещали вознаграждение. Ты, похоже, — она снова усмехнулась, — оно и есть.
— Пока что, — констатировал Авери, — все, как у меня. За исключением того, что я все–таки потерял счет времени.
— Ну и что же мы в итоге узнали?
Он пожал плечами.
— Пока ничего нового. Кроме того, что нас двое.
— Если подумать, — серьезно сказала Барбара, — то это уже не мало.
В этот момент машинка, стоявшая около кровати Авери, пробудилась к жизни. Ричард и Барбара склонились над появившимся сообщением.
— Через десять минут вам придется разойтись по своим комнатам.
— Черт побери! — взорвалась Барбара.
— Мы бы хотели остаться вместе, — набрал Авери.
Ответ не заставил себя ждать.
— Вы разлучаетесь ненадолго. Если, конечно, со всевозможной аккуратностью ответите на следующую серию вопросов.
— Но мы вовсе не хотим разлучаться. И не желаем отвечать ни на какие вопросы.
— Без комментариев. У вас осталось девять минут.
— Дай–ка я, — сказала Барбара, — сейчас я им…
— Пошли вы в задницу, — набрала она.
Это Авери понравилось. Ему вообще все больше и больше нравилась эта женщина. «Интересно, — подумал он, — что–то ответит эта глупая машинка?» Но машинка хранила гордое молчание.
— Ну вот, — разозлилась Барбара, — свихнувшимся ученым снова хочется нами поиграть.
Авери улыбнулся.
— Вопрос в том, как себя вести. Стоим на задних лапках, как дрессированные собачки, или посылаем их к черту?
— Пожалуйста, не называй меня собакой. Скорее уж я обычная, или телевизионная сука… Черт побери, ты же мужчина. Тебе и решать. Мужчины для этого и нужны… ну и, конечно, еще кое для чего.
— Ты, похоже, не сторонница эмансипации в этом вопросе?
— Я не сторонница эмансипации в любом вопросе, — твердо ответила Барбара. — Обычно мне удается добиться своего без всякого шума о равных правах.
Авери задумался.
— Тогда мы не станем искать легких путей, — решил он. — Посмотрим, что получится. А пока давай помозгуем… может, до чего и додумаемся.
— Они наверняка слушают, о чем мы говорим, — предупредила Барбара.
— Ничуть не сомневаюсь. По–моему, все это входит в программу, как и то, что нам дали встретиться.
Некоторое время они обсуждали положение, в которое попали: но, не имея в руках конкретных фактов, трудно прийти к какому–то конкретному выводу. Пока что ни он, ни она физически не пострадали (не считая, конечно, того, что их «усыпили» в самом начале). Логично предположить, что тюремщики и в дальнейшем не планируют применять силу… по крайней мере больше, чем это необходимо для достижения их цели.
Вот только что это за цель… Это действительно трудный вопрос. В отчаянии Авери и Барбара высказывали самые дикие предположения. Учитывая, как мало они на самом деле знали, оба понимали, что их догадки, скорее всего, весьма далеки от истины.
Барбара предположила заурядное, доброе, старое похищение с целью выкупа. Авери на это заметил, что похитители обычно не утруждают себя проверкой интеллектуальных способностей своих жертв. Кроме того, подобная тюрьма явно выходила за пределы возможностей обычных преступников. Как, впрочем, и сам метод похищения. Рядовым похитителям такое не могло бы даже и присниться. Более того, содержимое чемоданов свидетельствовало о том, что Авери и Барбаре еще очень не скоро придется вернуться домой. И далеко не все время они проведут взаперти.
Идею о сумасшедшем ученом тоже пришлось отвергнуть. Кроме всего прочего, очень уж она была банальная, да и откровенно бредовая. Барбара, однако, настаивала на сохранении хотя бы термина «безумный». Этим словом, как ей казалось, выражается суть происходящего. Но Авери был в этом не уверен.
— Пока что, — говорил он, — и цель, и методы ее достижения лежат совершенно за пределами нашего повседневного опыта. Боюсь, в этом случае наши привычные представления просто–напросто неприменимы.
— Да брось ты болтать, словно только что выполз из Кембриджа! оборвала его Барбара. — Суть в том, что у нас нет ни одной зацепки.
— Вовсе нет, — возразил Авери. — Совсем наоборот. Я нутром чую, что как раз в непостижимости происходящего и кроется ключ к разгадке. Такое впечатление, что разум, стоящий за всем этим, работает совсем не так, как наш. Во всем случившемся есть нечто странное, нечто чужое…
Внезапно пишущая машинка проснулась:
— Вернитесь, пожалуйста, в свои комнаты.
— Ну, теперь жди фейерверка! — воскликнула Барбара и напечатала:
— Большое спасибо, но нет. Мы только что поженились.
Машину это не развеселило.
— Вам необходимо ответить на вопросы, — не задумываясь, ответила она. — Ваше сотрудничество будет вознаграждено.
Барбара совсем уже было собралась набрать очередное «заявление для прессы», когда Авери сказал:
— Брось ее. Пусть себе болтает. По–моему, они и так все поняли.
— Как пожелаете, капитан. Просто мне нравится хулиганить. Тогда на душе не так мерзко.
Несколько минут молчания. Авери и Барбара настороженно оглядывались по сторонам, словно наказание вот–вот прыгнет из стен или с потолка. Но ничего не происходило.
— Похоже, они обдумывают, как им поступить, — заметил Авери. — Обычно они отвечают очень быстро.
— Может, раньше они не сталкивались с подобным отношением к их приказам? — предположила Барбара.
— Давай попробуем о них забыть… иначе мы можем просто чокнуться от ожидания… Да, так о чем я говорил?
— Нечто чужое — ты говорил об этом.
— Ага, — кивнул Авери, — чужое — это удачное слово. Нечеловеческое еще лучше. Например, я ничуть не удивлюсь, если с помощью этой штуковины, — он показал на пишущую машинку, — мы общаемся с компьютером. Причем не слишком гибко запрограммированным.
— Мне почему–то кажется, что из Гайд–Парка меня утащил не компьютер, — возразила ему Барбара.
— Возможно, но… — больше он ничего не успел сказать.
В этот миг открылась панель в стене. Инстинктивно и Авери, и Барбара повернулись и посмотрели в нишу. Их внимание тут же привлек маленький блестящий предмет.
Это был кристалл. Прекрасный кристалл безупречной формы, ослепительно блестящий. Это был кристалл чистого света, несущего в себе тайну беспросветного мрака.
5
Он был невидим. Он был всего лишь обрывком мысли, клочком чувства в пустом саду творения. Он был дыханием ветра в аллеях времени, мигом печали в бесконечной огромной радости бытия. Он был все, и ничего. Он был один.
И все–таки не совсем один.
По звездному морю к нему плыла Кристина. И звезды превратились в осенние листья, желтые, золотые, коричневые, взметнувшиеся танцем на волне беззвучной музыки. И вновь воскрес утерянный мир — мир, полный жизни, юный и зеленый.
Кристина шептала:
— Где бы ты ни был, что бы ты ни делал, милый мой, я — часть тебя. Ибо то, что связует нас — вне времени и пространства, и жизни, и смерти… Дорогой мой, тебе предстоит далекий путь. Пройди его. Тебе предстоит мечтать, хранить веру, принять вызов. Мечтай, милый мой, храни веру, принимай вызов. Наша любовь — это часть мечты, часть веры и часть вызова. Сотвори из этого что–нибудь новое. Да будет оно светлым. Дай ему свободу.