зывали на допрос из-за трупа, что нашли на Рождество на озере в камышах. Она даже представить себе не могла, что её там ждёт. Сестрёнка, преданная и любимая, сидела с потухшим лицом и успокаивала её, как могла.
– Доброе утро, – неожиданно в дом вошла соседка Мария, которую сестра назвала «серой мышью», в сопровождении бородатого Фомы.
– Девочки, у вас было открыто, – приветливо улыбнулась Маня.
– У вас что-то случилось? – спросил Фома.
– Убитый был знаком с моей сестрой, – сказала расстроенная Ира, она гладила Нину по голове, но делала это как-то отсутствующе, без души.
– Да вы что? – очень наигранно и удивленно воскликнула Маня и, не дожидаясь разрешения, вошла в дом, и села напротив Нины.
– Так это он к вам приезжал? – спросил Фома от двери.
– Знаете, что, – командным голосом перебила его Маня, – это девичьи разговоры, а большим и бородатым мужикам здесь делать нечего, так что выйдите на улицу и подождите меня там.
После вчерашнего происшествия невидимая неловкость висела между ними. Вчера, насмеявшись вдоволь, Фома забрал бумажку, из-за которой было столько шума, и пообещал подумать и решить, что же с ней делать. Уходя, он наказал Мане запереться на все замки, имеющиеся в доме, и никому не открывать, кроме него. Сам же пошел домой, его ждала любимая и единственная дочь Алиса, она раз в неделю обязательно приезжала к папе поговорить, что называется, по душам, но разговоров с любимым чадом в этот раз почему-то не получилось. На все вопросы Алисы он отвечал односложно и без фантазии, монотонно помешивая ложечкой уже остывший чай. Она не выдержала столь интересного разговора и уснула прям на диване в гостиной. Фома же, укрыв ее теплым пледом, ушел к себе. Сон, как загулявший муж, никак не шел в постель. Не спала в своей кровати и Маня, мысли ворошили ей душу, не давая уснуть. Каждый лежал и думал, а надо ли ему ЭТО, ведь столько уже в жизни было боли. Они оба уже научились жить в одиночестве, они почти смирились с ним. Одиночество – это не больно, это грустно, тоскливо, хоть волком вой, но не больно. И сейчас взять и снова поверить в то, что всё еще может быть, взять и шагнуть на этот тонкий лед под названием «отношения», лед, под который оба уже проваливались неоднократно, было страшно, очень страшно.
– Мы познакомились с ним этим летом в Испании, куда я ездила отдыхать, – в реальность Маню вернула Нина, она рассказывала, и слезы текли по ее щекам. – У нас там случился красивый курортный роман. Я понимала, что он человек-ветер, человек-тусовка, в Москве у него таких, как я, вагон и маленькая тележка. Поэтому, вернувшись в сентябре домой, я разорвала с ним всякие отношения. Но справедливости ради хочу сказать, что он и не искал меня. Хотя, зная мое имя и фамилию, для него это не составляло бы труда, даже несмотря на то что я сменила номер мобильного.
– А вы, Ира, были с ним знакомы? – спросила Маня.
– Нет, – продолжая гладить плачущую сестру, ответила она. – На море Нина ездила одна, мне же необходимо было остаться в Москве по работе. Конечно, Нина рассказала мне, я даже уговаривала ее не разрывать с ним отношения, ведь это он для других мажор, а с ней у него, возможно, была любовь. Видя, как она убивается, пытаясь его забыть, я просила ее дать ему шанс, но Нина была непреклонна, а позже все успокоилось.
– Как он оказался здесь? – продолжала причитать Нина.
– Возможно, вы рассказывали ему про свою дачу и он решил вас все же здесь поискать? – высказала предположение Маня.
– Этой дачи летом еще не было, – грустно сказала Ира, – мы купили ее в октябре.
Маня вместе с поджидающим ее у дома близняшек Фомой перед дальнейшим обходом соседей решили заглянуть к оперативнику Коле, поделиться информацией. Рассказали они про то, что Аркадий в ночь убийства был у озера, кого он там видел, а также про странные разговоры у забора Миши Ефремовича и подозрительное поведение Варвары, убегающей, оглядываясь, в лес, и, выдав столь ценную информацию, они, естественно, надеялись на обратную связь. Но Николай Гусик не спешил делиться.
– Странно, да, с Ниной получилось, она клянется, что не видела его с лета, как вы думаете, совпадение, что он появился здесь, или нет? – вроде как поддерживала интересный разговор Маня.
– Да врет она, – спокойно ответил Коля. – У нашего мажора соцсетей нет, папа запретил. Когда-то именно по ним мальчика и прав лишали, и на пятнадцать суток закрывали. Для нас, конечно, это плохо, так как из интернета можно узнать о человеке если не все, то почти все. Телефона с трупом тоже не обнаружено, но было у телефона облако, наши компьютерщики работали бы еще неделю, но его папа подключил своих, и вот они вытянули все фото, что были там, в том числе и эту, взгляните.
Коля протянул им свой смартфон.
– Как видите, фотография сделана в декабре, – ухмыльнулся опер.
Действительно, на фото были Нина и убитый Валера, они стояли в обнимку счастливые и влюбленные, а на заднем фоне была заснеженная дорога.
– Боже, какие они счастливые, – расплылась в улыбке Маня. – Теперь мы понимаем, что она нам врет, но зачем? Как она отреагировала на эту фотографию?
– А ничего, мы ей не показывали ее, придержали для лучших времен, пока нам ей нечего предъявить, – сказал Коля.
– А вот это вы правильно сделали, – задумчиво разглядывая фотографию, сказал Фома. – Это хорошее фото, я кое-что из него понял, но пока мои выводы тоже ничего не доказывают.
– Послушай, Фома, я понимаю, ты перед Марь Иванной такой важный тут стоишь, – ухмыльнулся опер Коля, – но давай пропустим эту интригу и возгласы «какой вы, Фома, умный», быстро тебе похлопаем, и ты расскажешь свои предположения.
Под хихиканье Мани Фома покраснел как первоклассник, и от того, что раскусили его небольшую миниатюру, схватил Маню за руку и рванул к выходу.
– Пока нечего сказать, Коль, – на ходу сказал он, – но, как только я все пойму, обещаю, ты будешь первым, кому я все расскажу. А сейчас нам с Марь Иванной надо посетить как минимум еще три дома.
На улице Фома отпустил руку соседки, которая, как маленький пазлик, идеально легла в его огромную ладонь.
– Надеюсь, вы пошутили, – грозно сказала Маня.
– Нет, я действительно кое-что понял.
– Надеюсь, вы пошутили, – перебивая его, сказала Маня вновь, – что Коля узнает первым, вы ничего не забыли? Мы братья колобки, мы вместе ведем расследование, первой должна узнать я.
Секунд пятнадцать сказанное доходило до Фомы, медленно, как до жирафа, но когда все-таки дошло, то он, ухмыляясь в свою лохматую бороду, сказал:
– Безусловно, напарник, это просто был отвлекающий маневр.
Уже во дворе дома Михаила Ефремовича была слышна скрипка. Лирическая музыка разливалась по окрестностям, переходя от минора к мажору и обратно. Но даже радостные эпизоды звучали с поэтической грустью. Маня встала возле двери, не в силах потревожить такую красоту.
– Вы знаете, что это за произведение? – спросила она Фому почему-то шёпотом, словно боясь, что скрипка ее услышит и замолчит.
– Понятия не имею, – громко, возможно, даже чересчур громко ответил Фома, не принимая условий игры, и своим огромным кулаком что есть силы постучал в дверь.
Михаил открыл дверь в шикарном шелковом мужском халате и со скрипкой в руках.
– Миша, можно к тебе на минуточку? – нарочито бодро заговорил Фома. – Идем мимо, слышим – играешь, Марь Иванна встала как вкопанная, говорит: давай зайдем узнаем, что за произведение, я ей говорю: неудобно, человек репетирует. А она ни в какую, женщины, сам понимаешь.
Пока Фома это все произносил, Маня краснела, а Михаил расплылся в радостной улыбке.
– Проходите, будем пить чай, – сказал хозяин дома и побежал в столовую накрывать на стол.
– Что? – спросил Фома у Мани, которая зло таращила на него глаза. – Мы напарники, необходимо было импровизировать, лучше пожертвовать вашей репутацией, чем вызвать подозрение.
Стол был накрыт по-холостяцки, конфеты и баранки были поставлены прямо в пакетах, а старинные резные чашки имели налет от чая и кофе, видно было, что дому в целом тоже не хватает женской руки.
– Что хотел тебя спросить, – макая баранку в чай, спросил Фома, – только давай отвечай честно и сразу, первое: в ночь убийства Аркадий тебя видел у озера. Что ты там делал? Второе: вечером, когда дядя Митя нашел труп, Маня слышала, как ты разговаривал с кем-то во дворе у забора и говорил что-то про то, что ты не убийца. Все, что ты мне сейчас скажешь, останется между нами, обещаю.
Михаил, и так имеющий внешность грустного Пьеро, еще больше потускнел. Повисло тягостное молчание, которое хотелось до невозможности прервать, закричать или спеть, на худой конец, но нельзя, оно было необходимо, от решения, которое примет сейчас Михаил, зависело многое.
– Мы с ней любим друг друга, – сказал Михаил, подкашливая, будто в его горле что-то застряло и не дает говорить.
– С кем? – спросила удивленно Маня.
– С Варварой, конечно, – ответил Фома и снисходительно посмотрел на напарницу, – неужели не понятно?
– Вы знали? – еле сдерживая ярость, спросила Маня.
– Ну конечно, – очень спокойно и даже немного высокомерно ответил он. – Это было очевидно еще в тот вечер, когда мы собрались на глинтвейн у сестер Бах.
– Почему вы тогда не сказали мне? – упиралась Маня. – Мы с вами компаньоны, я уже у вас ночевала даже, более того, я доверила вам бумажку стоимостью в миллион, а вы не могли мне сказать, что они влюблены? – Маниному возмущению не было предела.
– Вы знаете, – вступил в спор Фома, – я не виноват, что вы подтупливаете, это читалось на раз-два-три, я не думал, что то, что вы переночевали на моем старом диване, обязывает мне объяснять вам, что небо голубое, а трава зеленая.
– Это я-то подтупливаю? Я вообще мозг нашей операции.
– В последнее время именно на это и грешу, никаких сдвигов в сторону раскрытия.
– Да вся информация, которая у нас есть, досталась только благодаря моим сыщицким изысканиям, а вы можете только умничать.