– А вы чем занимаетесь? – решила тоже вставить свои пять копеек Маня.
– У меня сеть салонов красоты и два барбершопа, но дело не в этом, этому ублюдку не нужен мой бизнес, для него это мелочь, он повздорил с моим сыном. Начал в кафе приставать к его девушке, мой сын дал отпор, он запомнил и отомстил ему и бедной девушке.
– Как? – спросил Фома, опять записывая что-то в свой старенький блокнот.
– Сначала отбил девушку цветами и дорогими подарками – я тогда сыну сказала, что если невеста уходит к другому, то неизвестно, кому повезло, он пострадал и забыл, но этому гаденышу было мало.
– Он не успокоился, – уточнил Фома больше для того, чтобы поторопить ход мыслей Инессы.
– Нет, сына выгнали из университета, вы не представляете, сколько я ходила ругалась, но они все сделали красиво, не подкопаешься. Он у меня программист, причем неплохой, но устроиться после трех курсов университета никуда не смог, может, тоже тот постарался, а может, просто не везло, сидел дома. Тут еще девушка, та, что предала его, покончила жизнь самоубийством. Оказалось, что наш золотой Валерик поматросил, она забеременела, и бросил, а девочка глупенькая, из провинции, поверила в его чувства. В общем, не выдержала психологически всего этого и выпрыгнула из окна общежития. Мой, как это узнал, вообще с лица спал, я понимала, что если я мажора этого не остановлю, то он и моего ребенка доведет до ручки.
– Вы стали действовать, – по-прежнему пытался ускорить процесс рассказа Фома. – Кстати, как давно это было?
– Два года прошло уже, – продолжила Инесса. – Узнала я, что на это чудовище может повлиять только один человек – его отец. Стала искать встречи с Петром Валерьевичем, очень было сложно это сделать, но я подключила все свои знакомства, связи, и в один прекрасный момент мы оказались на одном светском мероприятии. Не буду вдаваться в подробности.
– Прекрасно, – не выдержав, сказал Фома.
– Да, я молодец, – не поняв сарказма, подтвердила Инесса. – Он обещал, что разберется, плюс дал мне свой мобильный, сказал, если Валерик опять что-нибудь сделает, напрямую звонить ему. Уже на следующий день сына восстановили в университете, и мы стали жить как прежде, но каждый день я молилась за здоровье Петра Валерьевича, потому как понимала – он единственное препятствие от того, чтобы этот зажравшийся мажор стал уничтожать теперь уже и мою жизнь в том числе, а то, что он очень злопамятный, это я поняла стопроцентно.
– Он приезжал сюда к вам? Как думаете? – спросила Маня.
– Думаю, что нет, он уже два года не обозначался, и сейчас ничего такого не произошло, чтоб он вспомнил про нас.
– То есть вы его не видели в тот вечер? – уточнил Фома.
– Нет, – ответила Инесса, но не так уверенно, как говорила до этого.
– Вы обманываете сейчас, – добродушно сказал Фома, – вы увидели его и побежали, испугавшись, что он вас узнает.
– Ну да, – неохотно ответила Инесса, – но я этого не говорила даже полиции, откуда вы знаете?
– Вас видели, мы же в этой части поселка живем обособленно, все друг у друга на виду. Где вы его встретили?
– Я шла в магазин, вечером на душе стало тошно, впереди новый год, сыновья будут отмечать в своих компаниях, а я опять одна. До тошноты захотелось выпить, так сказать, обмыть свою жизнь в достатке и одиночестве. Дома не было ничего, и я оделась по-спортивному и решила прогуляться до магазина. Когда шла туда, столкнулась с ним нос к носу. Он заходил через калитку в поселок, отдышавшись немного, я побежала домой, но его не встретила, может, Валерик пошел по дороге, потому как я бежала возле озера. Так что, куда он зашел, я не знаю.
– Как думаете, он вас узнал? – спросил Фома.
– Девяносто процентов, что нет, у меня был капюшон на голове, да и спортивный стиль не мое. В таком виде меня даже родные сыновья не сразу узнают.
– Спасибо, – вставая, произнес Фома и направился к выходу. Маня что-то завозилась на диване, глазами показывая Фоме выйти. Фома начал понимать уже эту странную женщину, наверное, они действительно потихоньку становились командой, и сказал:
– Марь Иванна, вы, как всегда, возитесь, я жду вас на улице, – и вышел во двор.
– Инесса, а можно вам вопрос задать так, по-девичьи? – спросила Маня, когда они остались вдвоем.
– Ну задавайте, – снисходительно сказала Инесса, она чувствовала превосходство перед собеседницей по все параметрам. Она богаче, лучше одета, у нее профессиональный макияж, да и вообще она красивее. Вот только рядом с этой серой мышью крутился Фома, ну и ладно, не очень-то и хотелось, какое-то бородатое недоразумение, как он еще романы такие великолепные пишет, чудеса.
– Вот вы сказали про одиночество, неужели у вас, у такой красивой и самодостаточной женщины, нет поклонников? Ну, понятно я, серая мышь, со мной можно поговорить, а потом при встрече даже не узнать. Ни косметика, ничего мне не помогает, а вот вы прям снежная королева, плюс ваш статус добавляет вам уверенности в себе.
– Ну, во-первых, зря вы про себя так, вы просто не попадали в руки к хорошему специалисту. Приходите ко мне в салон, у меня есть чудный Олежек, он вас так пострижёт и покрасит, что вы сами себя не узнаете. А про меня все просто, мужчины моего статуса имеют либо жён, с которыми прожили двадцать лет, а у меня принцип – я в семьи не лезу. Либо двадцатилетних моделей, которым губы качают в моем салоне. С остальными еще проще – мужчины статусом пониже меня боятся.
– А вы были знакомы с Аркадием до того, как мы все встретились на чаепитии у сестер Бах? – спросила Маня.
– Вы знаете, по работе я общаюсь со многими людьми, у меня было такое ощущение, что я его где-то видела, только где, не могу вспомнить, – сказала Инесса в порыве напрячь память, даже попыталась поморщить свой ботоксный лоб, но он не поддался и остался таким же гладким.
– Если вспомните, позвоните мне, – попросила Маня, протянув свой номер, написанный на салфетке, и выбежала на улицу.
Фома ходил по двору, сцепив руки за спиной, и внимательно смотрел себе под ноги.
«Думает», – поняла Маня и решила пошутить.
Тихонько спустившись с крыльца, она подошла к нему сзади и, присев на корточки, громко и агрессивно залаяла. Глупая Марь Иванна ожидала чего угодно, но только не этого. Фома недаром прослужил в армии столько лет, он всегда был сильным и ловким, и хоть в последнее время эти его качества стали слабеть, но реакция у него осталась отменной. Маня настолько натурально пролаяла, что он поверил и с разворота пнул бешеную собаку. Насколько было ей больно, настолько было стыдно Фоме. Когда он понял, что с ней все в порядке, а удар приняла на себя, слава богу, не как всегда голова, а еще ни разу не битая пятая точка, да еще и укутанная в дубленку, он демонстративно обиделся и пошел по дороге, не дожидаясь свою горе-помощницу. Та же бежала за ним, немного хромая, и громко извинялась.
– Фома, простите меня, ну, вы были такой задумчивый, мне до невозможности захотелось вас испугать. Ну ведь хорошо получилось, подумаешь, синяк, там не видно, – поняв, что сказала глупость, покраснела и начала оправдываться: – Ну, я имела в виду, что хорошо, что не по лицу, там видно. Ну, как-то не клеится у меня сегодня оправдание, давайте забудем, я неудачно пошутила, вы неудачно среагировали, один-один. Ну, подождите меня, после вашего пинка я не могу бежать, может, у меня вообще сейчас нога откажет, и кому я буду нужна одноногая? Ну, в конце концов, мы братья колобки, что ведут расследование, а братья должны прощать друг друга. Кстати, колобков предложили вы, я предлагала остановиться на Кутузове или, на худой конец, на Шерлоке, вы же «колобки, колобки», так что извольте соответствовать.
– А с чего вы взяли, что они братья? – Фома остановился так резко, что Маня, бежавшая за ним, не смогла затормозить и уперлась в его огромную грудь, свитер пах костром и еще чем-то, какой-то забытый запах, который Маня никак не могла вспомнить.
– Вы знаете, я не уверена, – она растерялась от неожиданного вопроса и еще от этого запаха, который волновал ее и никак не вспоминался, – мне просто всегда так казалось, с детства.
За все время их знакомства их лица еще не были так близко, они стояли и смотрели друг другу в глаза.
«Какие бездонные у него глаза», – думала Маня.
«У нее редкие фисташковые, такого красивого цвета я не видел никогда», – думал Фома.
«Может быть, взять и поцеловать его, прямо сейчас, прямо здесь, – думала Маня. – А что, мне сорок лет, вспомнить нечего, а этот поцелуй буду вспоминать долго, как я, как сумасшедшая, сама поцеловала бородатого мужлана прям посередине улицы, днем». И она почти решилась, возможно, Фома понял это, потому как, прервав игру в гляделки, сказал:
– Надо пересмотреть мультик, стал забывать подробности, – и, развернувшись, пошел по дороге.
Магия исчезла, и они шли по дороге, оба немного потрясывая головой, как будто только что проснувшийся человек пытается прийти в себя ото сна.
У Аркадия был очень странный дом. Много было детских приспособлений для отдыха: санки, лыжи, коньки были сложены аккуратно в коридоре. Ледянка, большая и красивая с изображением птиц «Энгри бердс», валялась прям во дворе. В доме было все простенько, но чисто и как-то не обжито. «Как в казарме», – подумал Фома. «Как в пансионате «Гвоздика»», – подумала Маня. Аркадий встретил их не очень дружелюбно, впрочем, и как Ндс, хотя, надо отдать должное, умный пес Маню узнал, а вот Фома ему явно не понравился, и пока Аркадий их не познакомил, держал его на пороге, прижавшись к двери.
– Ну и охранник у тебя, – сказал Фома, когда все формальности были соблюдены, все были познакомлены и усажены на диван под не менее пристальным присмотром Ндса.
– Да, Ндс – это моя гордость, мой единственный друг, – с особенным удовольствием ответил Аркадий.
– Почему Ндс? – поинтересовалась Маня.
– Мне подарила пса мама, она бухгалтер, говорит, будешь его звать и меня вспоминать, – улыбаясь, ответил Аркадий, видно было, что ему приятно об этом говорить, и его прием стал более приветливым.