Флета как-то не задумывалась о том, что тема будет вполне конкретной; девушка полагала, что сойдёт любая история. Теперь она стала волноваться, как бы ей не попалась плохая тема. Поскольку сама она слушателей выбрать не могла и субъективному мнению судей тоже не особо доверяла, то уточнила: — Аудитория?
— Согласен, — немедленно отозвался Джимбо.
ПРОСЛЕДУЙТЕ НА СЦЕНУ.
И перед ними появилась одна общая линия.
Они зашагали к сцене, которая оказалась совсем небольшой; количество мест для зрителей не превышало двадцати пяти.
Теперь надо ждать, пока не соберутся люди. По всей видимости, во время Турнира недостатка в них не было, и они ждали только специального сигнала, чтобы пройти на свои места. Компьютер выбирал из толпы случайных людей и уведомлял их о цели состязания. Слушатели уже следовали по своим линиям в эту комнату.
Через несколько минут прибыло в точности двадцать пять жюри. Все они были рабами, мужчины и женщины, старые и молодые. Они заняли кресла молча.
На большом, встроенном позади сцены экране появилась надпись. Все взгяды сфокусировались на ней.
СЛУШАТЕЛИ ВЫБИРАЮТ ТЕМУ ДЛЯ РАССКАЗЫВАНИЯ ИСТОРИЙ.
НАЖМИТЕ КНОПКУ НА КРЕСЛЕ, ЧТОБЫ ОПРЕДЕЛИТЬ ТЕМУ ИЗ ПРЕДЛАГАЕМОГО СПИСКА.
Затем экран заполнился алфавитным списком тем, начиная с АРИСТОКРАТИИ и заканчивая ЯРОСТЬЮ. Компьютер дал аудитории время для ознакомления со списком, и вот уже на экране зажглось первое слово, за ним через секунду — второе, третье и так далее, пока своё мнение не изложили все слушатели. На всё про всё ушло несколько минут.
ЛИДИРУЮТ,
— объявил экран:
— НЕЗАКОННОЕ БОГАТСТВО,
НЕСВОЕВРЕМЕННАЯ СМЕРТЬ,
ЗАПРЕТНАЯ ЛЮБОВЬ.
НАЖМИТЕ КНОПКУ ДЛЯ ОКОНЧАТЕЛЬНОГО ВЫБОРА.
Начался второй тур выбора темы. Победила запретная любовь.
СЛУШАТЕЛИ ВЫБИРАЮТ ПЕРВОГО РАССКАЗЧИКА.
И свет софитов передвинулся от Флеты к Джимбо.
ДЖИМБО РАССКАЗЫВАЕТ ПЕРВЫМ.
Флета понятия не имела, по каким критериям аудитория определяет, хорош рассказ или плох, однако тот факт, что ей дали время собраться с мыслями, заставил девушку выдохнуть. В конце концов, она была животным; Флета знала, что временами ей недостаёт гибкости человеческого ума. Какая история запретной любви привлечёт к себе сердца слушателей?
— Эм, ну, — начал Джимбо, тоже довольно растерянно. Он казался не более подготовленным к такому повороту событий, чем Флета, что удивило девушку. Наверное, бедняга тоже внезапно попал в переплёт.
Потом он пожал плечами, будто что-то для себя решив, и приступил к повествованию.
— Жил да был обычный раб, который прилетел на Протон, когда ему стукнуло уже лет сорок, но власти всё равно установили прожиточный максимум в диапазоне двадцати лет, так что это не имело особого значения. Он работал гонцом: каждый раз, когда гражданин хотел отправить личное сообщение, которое не отразится в официальных записях, раб передавал его адресату вручную. Работёнка была неплохой, ему удалось объездить весь Протон, просто перенося послания, и поспать в фешенебельных гражданских районах в ожидании ответов. Так продолжалось девять лет, а потом гражданин умер, и его статус унаследовала дочь.
Джимбо сделал паузу. Флета увидела улыбки на лицах некоторых слушателей и уразумела, что те догадывались о дальнейшем развитии событий. Кажется, это была собственная история Джимбо!
— Этой женщине, новой гражданке, исполнилось что-то около двадцати девяти, и она была прелестнейшим созданием под куполом. Её кудри, когда она шла, сверкали, отражая солнечный свет, а глаза блестели не хуже, такими они были ясными и живыми. Однако, будучи в подобных делах новенькой, она не испытывала уверенности в себе и не хотела показаться дурочкой, отдавая глупые приказы, ну, вы знаете, как это бывает, особенно когда обращаешься к слугам напрямую. Поэтому она вроде как обратилась к тому рабу за советом, ведь он прожил под куполом целых девять лет и всё это время держал рот на замке, не разглашая содержимого записок, а иногда и словесных посланий. Его бы уволили, выдай он хоть букву из них, вот он и стал молчуном — просто на всякий случай. Ей это понравилось, и она сказала: «Мне нужно передать сообщение себе самой», а потом спросила, что делать с рабом, который при выполнении поручений ошибался, сам того не желая. И гонец доставил сообщение, которое по сути было его собственным советом, заключавшееся в том, что хорошо бы ей слегка реорганизовать хозяйство и поставить нерадивого раба на другое место без объяснения причин, чтобы не задеть ничьих чувств и никого не уволить. Она последовала совету, который прекрасно сработал, так что после этого она не раз обращалась к нему за сообщениями наподобие предыдущего.
— А потом однажды она перепутала обязанности слуг; только, конечно, это была мелочь, ведь граждане сами придумывают правила в своём доме, а рабы просто выполняют приказы. Собираясь на вечеринку, она отправила за чем-то горничную и, поскольку гонец находился рядом, велела ему снять её платье и одеть её в другое, выбранное для праздника. Так что он, стоя позади, положил руки ей на плечи и, взявшись за ткань, осторожно потянул её вверх. Платье соскользнуло, и она осталась абсолютно нагой. Он сложил платье, убрал его и снял с вешалки другое — вечернее, а она повернулась и подняла руки, чтобы он набросил его сверху, и у неё было тело, как у андроида или робота, вот только настоящее, то бишь естественное. Гонец восхитился, зная, что большинство граждан не заботятся о своём физическом состоянии, и даже если они хорошо смотрятся в парадных нарядах, это заслуга корсета или поддерживающего крема, или чего-то в этом роде наподобие пластики. Но она даже не носила нижнего белья; её тело было натуральным от и до. А когда она оделась, то стала выглядеть для него даже лучше, поскольку теперь он знал, что обмана под одеждой нет.
— Потом горничная вернулась и заняла своё место, а он отправился к себе в комнату. Но образ этого тела запечатлелся на сетчатке глаз, и видение преследовало его каждый раз, когда он моргал. Внезапно он потерял интерес к девушке-андроиду, которая приходила к нему по первому зову; он сравнивал её с покрытой кратерами луной, а гражданку — с солнцем. И каждый раз при виде гражданки, несмотря на то, что та была одета, он видел её обнажённой, как рабыню, и её кожа мягко сияла, а взгляд был обращён на него. Это жгло его изнутри, будто пламенем, но она ничего не замечала. Иногда она приглашала к себе других граждан для секса, и они тоже воспламенялись, когда замечали, что красота её тела не исчезает вместе с одеждой. Временами она просто нанимала робота, чтобы тот удовлетворил её именно так, как она того пожелает. Вот только она не говорила роботу, что именно делать, это было бы чересчур похоже на самоудовлетворение. Она просила гонца передать роботу её слова и убедиться, что тот всё понял правильно. А гонец…
Джимбо снова замолчал, и Флета видела, что слушатели прекрасно понимают, почему он колеблется. Он горел запретной страстью к гражданке: и в самом деле, запретная любовь! Что он собирался предпринять?
— Затем, в один прекрасный день, она достала робота, который, по всей видимости, был испорчен, потому что не понимал в точности, чего она хотела. «Проклятье!» — раздражённо выругалась она. И позвала гонца, чтобы тот показал роботу, как это делается. Он двигался слишком быстро и тяжело, а она любила медленно и легко. Поэтому гонец склонился к ней…
Очередная пауза, однако аудитория не возражала. Джимбо явно сомневался по поводу того, стоит ли раскрывать все подробности, нужны ли они для полноты темы, и как бы всё это лучше выразить словами — слушатели-то смешанные.
Флета тоже задумалась, но по другой причине. Джимбо рассказывал о роботе, которого вот так запросто использовали для секса; значит, на Протоне такое было в порядке вещей. И она состояла в отношениях с одним из роботов. Если Флета расскажет собственную историю — других она не знала, — не сочтёт ли её аудитория слишком унылой и обыкновенной? Ведь тогда её признают проигравшей. То, что казалось ей самым ярким и замечательным переживанием в жизни, здесь может не стоить и упоминания.
Если она проиграет в первом же раунде, её отправят на Моэбу, и Флета может никогда не вернуться в своё тело — и на Фазу. Но если победит, пройдёт ещё несколько дней до начала второго тура, и, возможно, к тому времени…
— Он склонился к ней, — повторил Джимбо, возобновляя свою историю. — Его сердце билось, как у подростка, поскольку он мечтал о теле гражданки и хотел только одного: быть с ней по-настоящему, чтобы она увидела в нём мужчину. Он знал о её равнодушии, понимал, что он удобен ей рядом только в качестве источника незначительных сведений, а теперь его используют, как прибор для демонстрации машине техники секса, но хотя бы на несколько минут вообразил себе, что происходит нечто большее.
— Его плоть коснулась её — легко, он нежно проник в неё, двигаясь именно в таком темпе, какой она предпочитала.
— Да, вот так, — сказала она роботу. — Продолжай в том же духе.
Робот кивнул. До него наконец-то дошло.
— Её лицо повернулось к гонцу, и он понял, что сейчас она скажет прекратить и слезть с неё, что его роль выполнена. Но пагубность запретной мечты завладела им, и неожиданно для себя он сорвался и продолжил так, как не должен был делать это робот. Её рот приоткрылся от изумления, она только начала сердиться, и он приник своими губами к её губам, и целовал её с такой страстью, что не выдержал и взорвался в оргазме.
— Затем, когда дурман страсти сошёл на нет, гонец понял, что натворил. Изнасиловал гражданку! С трудом поднявшись на ноги, он выбежал из комнаты, зная, что его жизнь под угрозой. Скрыться по-настоящему он даже не пытался, некуда было. Остановившись, он стал ждать последствий.
— Через час последовало приказание: явиться в кабинет гражданки. Гонец знал, что за ним пришлют робота —