— Надеюсь, ты не отравишься, — неловко пошутил Бэйн.
— Он был твёрдым и сухим, но съедобным, — заверила она. — Ты сделал его; это всё, что мне надо знать.
Юноша сжал её в объятиях.
— Никогда ранее не ведал я создания, подобного тебе.
— Полагаю, нет, — улыбнулась Агапа. — Ведь я — единственная моэбитка на этой планете.
— Хотел бы я обладать тобой в твоём первозданном облике.
— У меня его нет, — напомнила она. — Я просто протоплазма и приму любой облик, который тебе нравится.
— Мне нравятся они все. Никогда ранее не любил я иномирную амёбу.
— А я никогда не любила наземных позвоночных. Но…
— Ничего не говори! — запротестовал Бэйн. — Я знаю, что нам придётся расстаться, но тешу себя иллюзией, что нынеший момент продлится вечно.
— Если мы продолжим в том же духе, я растаю, — предупредила Агапа.
— А если исчезнешь, растаю я, — отозвался юноша.
— Возможно, когда я окажусь в безопасности среди сородичей, ты прилетишь ко мне с визитом? — с сомнением предположила она.
— Позволь мне улететь с тобой прямо сейчас!
— Нет, ты должен остаться и поддерживать связь со своим двойником, а затем — вернуться в своё измерение. Наши отношения временны.
— Временны… — печально повторил он.
— Но мы можем ценить каждый момент. Скажи мне, что делать, и я сделаю это для тебя.
Агапа не преувеличивала. Она прилетела на Протон изучать человечество — всё, что его касалось, включая способы размножения и сексуальных игр. Моэбиты хотели перейти на биполовую репродукцию. В теории они её понимали, однако практика оставалась загадкой. Они верили, что от этого зависит дальнейшее развитие и прогресс всего их вида.
Однако в процессе выполнения поставленной перед ней задачи Агапа попалась в другую ловушку: она влюбилась. Теперь информации ей хватало, а вот желания вернуться домой и всё продемонстрировать сородичам — нет. Ей хотелось лишь быть рядом с Бэйном. В свою очередь, юноша обнаружил, что утратил стремление к сексуальной близости, едва она стала доступна. Отчасти потому, что теперь, когда Агапа сама желала его, исчез стимул её добиваться. Но в основе своей, из-за страха: не покинет ли она его, научившись всему, чего жаждет?.. Бэйн предпочёл бы тянуть время, чтобы задержать её на Протоне как можно дольше. Он осознавал всю алогичность своего поведения, но справиться с эмоциями не мог.
— Сыграем в другую игру, — предложил юноша.
Она с удивлением подняла взгляд.
— В другую? Но я думала…
— Ты мыслила в верном направлении! Но я… я не готов. Мне хочется пройти с тобой через многое, пока это возможно. Я желаю построить башню из драгоценных воспоминаний. Или хоть что-нибудь. Я сам не знаю, чего хочу. Понимаю только, что хочу быть с тобой.
— Кажется, мне ещё многое предстоит узнать о людях, — ошеломлённо ответила Агапа.
— Дело не в тебе, а во мне, — успокоил он её. — Просто прими мою любовь и позволь остальному идти своим чередом.
Она протянула руку и очень по-человечески погладила его по плечу.
— Как пожелаешь, Бэйн.
Они опять отправились во Дворец, где играли раз за разом, не придавая значения победам и поражениям. Важен был лишь опыт. Так продолжалось несколько дней: физические, умственные и случайные игры всех видов. Они соревновались в парусном спорте, китайских шашках, блефовали в покер, загадывали друг другу загадки. Изредка Бэйн с Агапой жульничали, потворствуя своим слабостям в процессе игры: к примеру, занимались любовью вместо борьбы в желатине. Что бы они ни делали, каждый день проживался на полную катушку. Так они пытались вместить в них десятки лет.
Они обрели себя в искусстве с помощью машин: играли роли в случайно выбранных пьесах с запрограммированными роботами-актёрами. Реплики подавались непрестанно, так что проблем с запоминанием и репетициями не было. Для обоих интерпретация роли служила испытанием, в конце которого Игровой Компьютер оценивал их по заслугам. Они предпочитали спектакли об отношениях между мужчинами и женщинами, романтические, сложные — и компьютер выбирал что-нибудь из своего многотысячного репертуара. Таким образом Бэйн с Агапой поставили пьесу Джорджа Бернарда Шоу под названием «Поживём — увидим», датируемую девятнадцатым веком цивилизации Земли. Бэйн стал ВАЛЕНТИНОМ, Агапа — ГЛОРИЕЙ КЛЕНДОН. На сцене они чувствовали себя отлично.
— О, мисс Клендон, мисс Клендон: как вы могли? — вопрошал он.
— Что я натворила? — потрясённо уточняла она.
— Вы очаровали меня… — И, по мере того, как говорил, Бэйн понимал, что и в самом деле так думает: она околдовала его, сама того не желая.
— Надеюсь, вы не будете столь глупы — столь вульгарны, — чтобы говорить о любви, — неуверенно откликнулась Агапа. Согласно роли, она не испытывала к нему особенного чувства, но в реальности дело обстояло с точностью до наоборот; играть становилось сложнее.
— Нет, нет, нет, нет, нет. Не о любви; кое о чём получше, — горячо возразил он. — Назовём это флюидами… — И разве это была неправда? В чём заключалась любовь? Но Бэйн вдруг обнаружил и ещё кое-что. У них появились зрители.
— Ерунда! — воскликнула девушка чуть более уверенно.
Изначально за ними никто не наблюдал. Несколько рабов вошли в зал и заняли места. Почему? Игра была приватной и вряд ли представляла собой интерес для посторонних.
— …вы — педантка. Женщина, но педантка: вот что вы такое, — не без удовольствия промолвил Бэйн. — А теперь, полагаю, со мной покончено навсегда.
— …У меня множество недостатков, — открыто призналась она. — Очень серьёзных, касающихся и личности, и темперамента; одно лишь несвойственно мне — упомянутый вами педантизм. — Она вызывающе сверлила его взглядом.
— О, нет, вы именно такая. Об этом говорит мне разум, о том же твердит опыт. — В действительности разум и опыт твердили юноше, что зрителей у них быть не должно.
— …Ваши познания и опыт непогрешимы, — читала она с нарастающим энтузиазмом. — По крайней мере, я на это надеюсь.
— Я должен им верить, — отозвался он, раздумывая, как бы предостеречь её насчёт аудитории без прерывания спектакля. — Если только вы не желаете, чтобы я верил своим глазам, сердцу, инстинктам и воображению, которые безбожно лгут о вас.
— Лгут!
В зал вошло ещё несколько рабов. Может, это ждущие своей очереди игроки?
— Да, лгут, — он сел возле неё, как предусматривал сценарий, но не был уверен, что сделал это достаточно убедительно. — Не хотите ли вы, чтобы я поверил, что вы — прекраснейшая женщина на свете?
Теперь Агапа явно испытывала облегчение!
— Это нелепо и неуместно здесь и сейчас.
— Разумеется, нелепо… — Как и его нарастающее напряжение по поводу лишних людей в зале! Бэйн жалел, что они не могут пройти уйти отсюда прямо сейчас. По мере обмена репликами паранойя только увеличивалась. Что если враждебным гражданам удалось обмануть слуг Голубого, и парочка лишилась защиты?
— Я же педантка, — сказала тем временем Агапа.
— Нет, нет: я не могу с этим смириться. Одна иллюзия обязана остаться. Иллюзия о вас. Я вас люблю.
Она поднялась, как диктовал сценарий, и обернулась. Только тут девушка увидела зрителей и едва не выбилась из роли.
— Прощу прощенья. Я… — Агапа с трудом восстановила над собой контроль. — Что я могу сказать?
В самом деле, что? Следующий ход граждан выглядел всё более вероятным. Но как им сбежать отсюда — из готовой захлопнуться ловушки? Ведь ещё требовалось спуститься со сцены и скрыться с глаз.
— …Не мне вкладывать слова в уста ваши, — произнёс он.
— Ох, перестаньте говорить мне о своих чувствах. Это невыносимо.
Бэйн увидел, что близится конец действия. Вот он — шанс улизнуть!
— А, наконец-то: моя минутная храбрость, — он сжал её ладони, согласно сценарию, и она в ужасе посмотрела ему в глаза, как того тоже требовал сценарий. Но эмоции выплеснулись в реальность по другой причине. — Наша минутная храбрость! — Он привлёк её к себе и поцеловал. — Всё, Агапа. Всё кончено: мы влюблены друг в друга.
Ой… он использовал её настоящее имя вместо сценического псевдонима! Но менять что-то было уже поздно. Пора уходить.
— Прощайте и простите меня, — сказал Бэйн, поцеловал её руку и удалился.
Но теперь зрители приближались к сцене. Юноша кинулся обратно, схватил Агапу за руку и потянул её за кулисы.
— Мы в опасности! — воскликнула она, когда они бежали к заднему выходу.
— Думаю, да. Мы должны вернуться в главный комплекс, под присмотр гражданина Голубого. — Зал располагался за пределами Экспериментального Проекта по мирному взаимодействию людей, роботов, андроидов и киборгов. Большая часть учреждений находилась внутри него, но когда они были переполнены, Игровой Компьютер направлял игроков в ближайшие снаружи. Таким образом, Бэйн с Агапой случайно оказались вне защиты Голубого, и враждебные граждане воспользовались моментом.
В коридоре их уже поджидали рабы. Увидев юношу с девушкой, они направились в их сторону.
Бэйн и Агапа отступили обратно, но они слышали звуки погони с обеих сторон.
— Служебные помещения, — вспомнила она. — Бежим туда!
Он не стал спорить. Возможно, там действительно отыщется выход.
Его не нашлось. Служебная дверь привела их только в комнату с разнообразными постановочными машинами.
— Мы в западне! — схватился за голову Бэйн.
— Может, и нет! — Поспешив к панели коммутатора, девушка активировала её и быстро набрала команду.
— Уборщик включён, — оповестил их динамик. На поверхности ближайшего огромного автомата поднялась крышка, из-под которой показались щётки.
— Идём, Бэйн! — позвала Агапа, устремляясь к автомату.
— Что?..
— Машины, наделённые сознанием, помогают нам! Доверься им!
Он в замешательстве последовал за подругой.
— Уберите искусственный мозг, — раздалось из громкоговорителя.
В дверь заколотили. Она явно заперлась за беглецами автоматически, отрезав доступ рабам. Надолго их это не задержит; двери открывались не только сами по себе.