И вот эта самая незаполненность крейсеров очень Толику не нравилась. Это как на самолёте за хлебом летать. Можно, но смысл? Тогда он решил, что первый корабль доставит на Венеру зонды-наблюдатели. Они спустятся с орбиты в атмосферу на те самые пятьдесят километров, тормозя парашютами, надуют воздушные шары и зависнут, периодически скидывая вниз рои мелких дронов-анализаторов. Будет выполнено сразу две задачи: проверка гипотезы о возможности строительстве в небесах Венеры научного городка и, в случае успеха, регулярное изучение атмосферы планеты. Второму крейсеру надлежало отбуксировать к Венере автоматизированную научную станцию. В дальнейшем ей предстояло стать одним из модулей станции орбитальной, но и в автономном режиме она могла снимать и передавать информацию с зондов на Землю.
Иногда Толика посещали мысли, что быстрее всё же отправить зонды и станцию своим ходом. С этим спорила экономика. Одно дело, когда кораблю требуется больше топлива из-за увеличения полезной нагрузки. Другое — когда он оснащён реактором, способным тянуть межпланетную махину с заполненными до предела грузовыми отсеками. К тому же при самостоятельном полёте, что у станции, что у зондов существовал шанс выйти из строя или поймать случайный метеор. Доставка крейсером до Венеры сводила вероятность инцидентов почти к нулю. Если, конечно, сам космический корабль долетит. А долететь он должен. Всё же крейсер — это не автомобиль, и пилот — не водитель, от которого зависит сохранность транспорта. Автоматика и компьютеры выполняют большинство задач, пилоты же принимают на себя управление при нештатных ситуациях. Здесь, конечно, присутствовали некоторые опасения, только никто и не собирался сажать за «штурвал» дилетантов. Тренировки, тренировки и ещё раз тренировки.
Машины, проанализировав такую матмодель, дали хороший прогноз, после чего Толик показал свои наработки Константину Эдуардовичу.
— Очень, очень хорошо! — руководитель обрадовался. — Я думаю, с этим уже можно идти к Павлову.
Соня не вышла на работу. Все привыкли, что она постоянно опаздывает, но прогулов Соня никогда не допускала. Связаться с ней тоже не удавалось, и Тамара Сергеевна попросила Марусю съездить домой к девушке.
— Вдруг чего случилось. Я волнуюсь, — Тамара Сергеевна теребила кончик косы.
Маруся взяла у неё увольнительную и отправилась к Соне. Та жила недалеко от института, поэтому появился отличный повод прогуляться. В другое время тёплый солнечный день порадовал бы Марусю, но чувство тревоги не давало насладиться ни погодой, ни пейзажем. Хотя наслаждаться было чем. Первые выпускники факультета ландшафтно-рекреационного дизайна уже трудились по профессии, продолжая создавать комфортную городскую среду и улучшать внешний вид улиц. Поскольку избавиться от неона и избыточного освещения не представлялось возможным, они оплетали фонари и светильники ползучими цветами-вьюнками. Ночью они приглушали свет, а днём радовали прохожих.
Раньше, когда все производства работали на полную мощность, города не были такими яркими. И вот почему. У атомной энергии имелся один минус: она вырабатывалась постоянно. Нельзя сделать сброс воды, как на гидроэлектростанции, или подать меньше топлива на тепловую. Бесконечно накапливать электричество в аккумуляторах повышенной ёмкости невозможно. Для решения этого вопроса в единой энергосистеме существовали так называемые перетоки, когда электричество перераспределялось туда, где оно сейчас требуется, и не подавалось туда, где оно не нужно. В нормальной ситуации днём больше энергии потребляли заводы и фабрики, вечером — обычные люди. В системе существовал баланс, и не требовалось думать, что делать с излишками. Сейчас большая часть производства работала по запросу, лишь изредка выходя из гибернации, поэтому всё, что накапливалось за день, сбрасывалось в городскую осветительную сеть в избыточном объёме. Нет, не в таком, чтобы лишить людей сна. Пара процентов, не более. Излишняя яркость, скорее, создавала дискомфорт для глаз, и решения от рекреационных дизайнеров оказались очень кстати.
Маруся поднялась на пятый этаж и позвонила в дверь. Долгое время никто не открывал, но она проявила настойчивость. Вскоре электронный замок зажужжал, и дверь открылась. На пороге стояла опухшая от слёз Соня.
— Что случилось? — ахнула Маруся.
— Он… Он умер… — зарыдала Соня.
— Кто умер? — обомлела Маруся.
— Тимошка…
— Да как? Он же ещё котёнок!
— Умудрился залезть в мусоропереработчик и там задохнулся! А я ничего не смогла сделать!
Маруся сдавила подругу в объятьях. По её щекам тоже катились слёзы.
Новосибирская область, 2349 год.
Мама вежливо постучалась и дождалась, когда её пригласят. Павлов, как обычно, сидел за столом со своим блокнотом и что-то туда переписывал с дисплея.
— Неужели так удобнее? — спросила Мама.
— Блокнот? В некотором роде. Но это, скорее, просто привычка, которую я перенял у своего учителя, а тот — у своего. Должен же быть у меня хоть какой-то атрибут чокнутого профессора⁈
— Я посоветоваться хотела, — Мама начала деликатно излагать свой вопрос. — Люди, вот, регулярно празднуют свои дни рождения и, главное, юбилеи…
— Не надо мне никаких празднований! Не отмечаю я! — замахал на неё руками Павлов.
Он прекрасно помнил, как у Стейнбека в «Квартале Тортилья-Флэт» друзья решили «устроить доку день рождения» и чем всё это закончилось.
— Да я не про тебя, — успокоила профессора Мама, — у Этого день рождения скоро. Сто лет как-никак.
— Ух ты! — удивился Павлов. — А на вид не скажешь. Молодой, красивый, шустрый.
— Как ты, — Мама подмигнула. — Мы думаем ему что-нибудь подарить, но не знаем, какой подарок сделать. Хотела узнать твоё мнение.
— Вещи дарить бессмысленно, сувениры тоже. Зачем они ему? — Павлов забарабанил пальцами по блокноту. — Я бы его наградил. Сделаем медаль «В благодарность от человечества», устроим торжественное вручение в актовом зале и трансляцию проведём, чтобы все знали.
— Гениально! — Мама подпрыгнула на месте. — Тогда за дело!
Рязань, 2349 год.
Съёмки на ближайшие дни отменили. Соне дали отгулы, чтобы прийти в себя, а помрачневшие кружковцы решили пока забросить свои занятия до Сониного возвращения. У них всё валилось из рук, проще было вообще не начинать что-то делать.
Толику и Марусе захотелось прогуляться. Требовалось как-то проветрить голову, развеяться.
— А что ты в институте делаешь? — спросил Толик. — Я понимаю, что генетические исследования, что конкретно?
— Наш отдел, — начала Маруся, — занимается рекомбинацией генов. Когда человек размножается обычным путём, особенно, при малой популяции и в ограниченном пространстве, возникает опасность близкородственного скрещивания. Вот ты, например, влюбишься в Соню, а она твоей сестрой окажется, просто вы об этом не знаете. И у ваших детей могут возникнуть серьёзные проблемы со здоровьем. Мы делаем так, чтобы люди были максимально разнообразными и на своих братьях-сёстрах не женились.
— Да это понятно, — перебил её Толик, — Я про тебя спрашивал, а не про весь отдел.
— Я ж ещё не закончила! — Маруся погрозила кулаком. — Моя задача — следить за уникальностью комбинаций. Проще говоря, перепроверяю за девчонками, как контролёр ОТК. Сверяюсь с базой и, если всё нормально, передаю материал в «роддом»… Ну, это у нас так отдел по созданию эмбрионов называют. И, само собой, когда кого-то на рабочем месте нет, я сама делаю рекомбинацию.
— А не проще машинную проверку делать? Человек же иногда ошибается!
— Проще. Но тогда я ничему не научусь. Компьютеры потом за мной перепроверяют, не беспокойся.
— Понятно. Мне кажется, тут усидчивость нужна колоссальная.
— Думаешь, больше, чем при этих твоих математических моделях?
— Там результат более-менее сразу виден. А тут делаешь работу, делаешь, а клона могут через десять лет вырастить из твоего материала.
— Да нет, — отмахнулась Маруся, — сейчас темпы такие, что день-два, не больше. Теперь твоя очередь про работу рассказывать.
— Ты ведь об этом пожалеешь, — предупредил Толик, — меня будет не заткнуть.
— Тогда пошли ко мне в гости, — предложила Маруся. — Заодно и поужинаем. Макар отменно готовит.
Незабудка и Пятитысячный сильно обрадовались, узнав, что всё придумано. Они не могли попасть на церемонию лично чисто физически и собрались посмотреть трансляцию, поэтому Незабудка опять начала химичить с графиком. Благо, сильно и с ущербом для снабжения ничего двигать не пришлось. Помогла разница во времени. Павлов решил не тянуть и устроить награждение в десять утра. В Рязани в это время было шесть. Транспортные самолёты обычно или уже стояли под разгрузкой, или ещё не заходили на посадку. Пассажирские Незабудка подвинула на более поздние часы, предварительно уведомив тех, кто собирался на них лететь.
Чего-то всё равно не хватало. Друзья долго спорили и, наконец, договорились записать видеопоздравление. Они покопались в своих архивах и нашли много фотографий с Этим. «Незабудка» предложила смонтировать из них ролик, она же напоёт под видеоряд красивую песню.
И хотя всё держали в тайне, информация о грядущем награждении Этого просочилась наружу. Люди, многие из которых ни разу не встречали робота, тоже стали готовиться. Кто-то написал стихи, кто-то нарисовал картину, кто-то экранизировал фрагмент из записок Этого. Инженеры и дизайнеры, врачи и будущие лётчики-космонавты — все миллионы людей втихаря готовили свои сюрпризы. Вся Земля знала о дне рождения. Не знал о нём только Этот.
— Так, так, так… — проворчал Макар. — Не успеешь отвернуться, а наша Машенька мужчину домой привела. Тебе не рановато, девочка моя?
— Макар, это что такое⁈ — возмутилась Маруся. — А повежливее?
— Толик, — молодой человек протянул роботу руку.
— Макар, — представился тот и ответи