С утра возьму я выходной,
Ведь ночью не спала.
И снова солнышко взойдёт,
Разгонит тьму вокруг.
Но грусть уж больше не придёт:
Ко мне приехал друг!
Милый друг, если вдруг
Ты поймёшь, что вокруг
Не осталось людей, — не робей!
Ты ко мне приезжай
И со мной погуляй,
С самой верной подругой своей!
Новосибирская область, 2349 год.
Мама была единственной робоняней, носившей собственное имя. Да, оно ничем не отличалось от прозвищ других таких же роботов, но его писали с большой буквы и произносили с какой-то особой интонацией. Ещё бы! Она входила в учёный совет и стояла у истоков современной цивилизации, возрождённой группой под руководством Этого. Кроме Мамы, туда ещё входили Незабудка и «самый комфортабельный российский самолёт» Пятитысячный. Друзья сумели найти институт клонирования и убедить присматривавшего за ним профессора начать процедуру воссоздания нового человечества.
Мама посмотрела на Павлова. За последнее время он похудел и осунулся. В свои двести тридцать лет Иван Петрович продолжал выглядеть на сорок с небольшим, а вот обрамлённое русыми волосами лицо заострилось, на когда-то гладко выбритых щеках появилась щетина, глаза покраснели. Даже спорт и здоровое питание не спасали от истощения. Слишком многое на него свалилось, слишком много сложных и ответственных задач приходилось решать. И пока ещё не выросло достойного помощника или преемника, которому можно было бы передать дела. Точнее, всякий раз, когда появлялся кто-то подающий большие надежды, ему находилось применение в других научных учреждениях, а профессор в итоге оставался один на один с кучей важных дел.
— Петрович, ты б передохнул… — они уже давно перешли на «ты». — А то выгоришь скоро.
— Рад бы, — Павлов шумно выдохнул, — а кто работать за меня будет?
— Ты про делегирование слышал? — спросила Мама.
— Конечно. Но кому? Все, кто руководит институтами или отделами, уже и так при деле и на своём месте. Их просто так не выдернешь и лишним не загрузишь.
— Это да. А если, допустим, поискать среди совсем молодых? Кто только дипломы получил. Они и учатся быстрее, и замену проще подобрать.
Павлов удовлетворённо закивал.
— Вы, книжные черви, абсолютно не приспособлены к жизни, — сказала Мама, — поэтому элементарные вопросы приходится решать за вас. Давай Этого позовём и посовещаемся.
Новосибирская область — Новосибирск, 2349 год.
Вертолёт взмыл с посадочной площадки и понёсся над институтом. Этот припал к окну. С момента его первого визита сюда территория сильно изменилась. К главному корпусу пристроили несколько дополнительных секций, а вокруг него вырос уютный академгородок с малоэтажной застройкой, спортивными и детскими площадками. Лавочки, беседки, аккуратные скверы… Живи себе да трудись на благо науки!
Удивительно, но Иван Петрович не особо и сопротивлялся, когда Этот предложил не откладывать в долгий ящик и сгонять в Рязань. С одной стороны, любые вопросы легко обсуждались дистанционно, только тогда профессор бы продолжал прозябать в стенах НИИ. Роботы же хотели, чтобы он немного развеялся, да и лично пообщаться с друзьями очень приятно. Сколько же они не виделись? Года три? Четыре? Пять лет? Забот и хлопот у всех прибавилось, и время проносилось незаметно даже тех, кто его ощущает совсем по-другому, нежели люди.
До аэропорта добрались быстро. Там компанию дожидался сам мэр, Иннокентий Ферапонтович, облачённый во фрак и цилиндр. Его супруга подготовилась к торжественной встрече гостей ничуть не хуже, надев пышное платье с кружевами и украсив парик аккуратной заколкой в виде морской звезды, инкрустированной блестящими стразами. Увидев Маму, Офелия Робертовна радостно вскрикнула и заключила подругу в объятья. Пока робоняни обнимались, мэр учтиво поклонился, пожал руки Этому и Павлову, после чего сообщил:
— Решил лично поприветствовать уважаемых гостей! Да, светская жизнь у нас сильно наладилась, и туристов стало больше, мы же не убогая провинция, но вашего уровня фигуры появляются нечасто!
Когда обмен любезностями закончился, Иннокентий Ферапонтович продолжил:
— Позвольте представить моего дражайшего товарища! — мэр указал в сторону своего лимузина, где с отрешённым видом стоял ещё один робот-ассистент.
Его голову украшал берет с красным помпоном, на шее громоздился огромный бант, а бордовая атласная рубашка была заправлена в атласные же брюки-клёш. Услышав, что разговор зашёл про него, ассистент встрепенулся.
— Георг Никодимович Пяткин, известный драматург, занимавшийся постановкой пьес в нашей потешной палате! Прошу любить и жаловать!
Пяткин приподнял берет и кивнул.
— Позвольте поцеловать вашу руку! — обратился он к Маме. — Разумеется, если ваш кавалер не возражает.
Этот помотал головой. Георг Никодимович вложил Мамину кисть в свою ладонь и имитировал поцелуй.
— Вы очень галантны! — Мама хихикнула.
— Иному не обучен, — констатировал Пяткин. — А скажите, господа, не видится ли вам, что в моём образе чего-то не хватает?
— Мне кажется, — ответил Павлов, — он достаточно элегантный и запоминающийся.
— Я подумываю добавить в него какую-то изюминку. Например, завести себе муравьеда и прогуливаться с ним по городу…
— Изящно! — восхитился Этот. — Где бы ещё его взять, муравьеда-то…
— Да-а-а… — расстроенно протянул Георг Никодимович. — Здесь у нас проблема вырисовывается…
— Господин Пяткин, — мэр решил сгладить ситуацию, переведя разговор, — захотел проехаться по городам нашей Родины с лекциями. Помочь молодёжи разобраться в тонкостях искусства, посеять разумное и вечное.
— Похвально! — профессор повторно пожал драматургу руку. — Значит, летите с нами?
— Почту за честь, — Пяткин снова приподнял берет. — У меня, знаете ли, и личные мотивы присутствуют. Не буду скрывать, что давно искал встречи со всеми вами. Хотелось бы в пути вас расспросить о разном. Есть у меня идейка одна… Для пьесы небольшой. В авангардом стиле. Мюзикл-перевёртыш по мотивам вашей истории.
— А почему «перевёртыш»? — удивилась Мама.
— В том-то вся и соль! — усмехнулся Георг Никодимович. — Зрители учат все вокальные партии и исполняют их из зала, а герои пьесы наблюдают за ними со сцены и аплодируют.
— О-о-о… — восторженно простонал Иннокентий Ферапонтович. — Как же свежо! Талантище, просто талантище!
— Что ж, дорогие мои, — подала голос Офелия Робертовна, — не смеем вас задерживать! Расписание есть расписание, нарушать мы его не вправе. Когда вернётесь, обязательно заглядывайте в гости. Отказы не принимаются.
Ещё минут пять ушло на прощание и пожелания доброго пути, затем друзья наконец-то расстались, и учёный совет в сопровождении драматурга отправился грузиться на борт.
Рязань, 2349 год.
Незабудка всё видела и знала, но искренне завизжала от радости на всю диспетчерскую, когда туда вошли Этот, Мама и Павлов. Пятитысячный, который их и привёз, тоже уже подключился.
— Как же я по тебе соскучилась, мой маленький! — Незабудка обняла Этого руками робота-уборщика.
— Смотри, кого нам удалось из его норы вытащить, — Этот указал на профессора.
— Иван Петрович, рада с вами лично познакомиться!
По странному стечению обстоятельств ранее они никогда не встречались, контактируя строго дистанционно. Павлов учтиво поклонился.
— Так, так, так… — сказал Пятитысячный. — Смотрю, нас пятеро. А не расписать ли нам «пулю»?
— Да ты ж продуешь опять! — Этот хитро мигнул «глазами».
— Посмотрим! — задорно выкрикнул Пятитысячный.
Павлов непонимающе посмотрел на роботов.
— Сейчас в преферанс будем играть, — объяснил Этот.
— Да я в карты как-то не очень, — стал отнекиваться профессор.
— Значит, в кои веки продует кто-то другой, — засмеялась Мама. — Там всё просто. Быстро разберёшься.
— Стойте, но мы же хотели обсудить выбор помощника…
— Потом поговорим, — отрезала Мама. — Сейчас у нас карты, настолки и караоке.
— Подожди-ка, — возмутился Павлов, — ты же говорила, что мы всё быстро обсудим и за один день обернёмся!
— Да? Не может быть. Ты что-то путаешь.
— Расслабься, Петрович, — Этот приобнял его за плечи, — отпуск у тебя недельный. Мы уже всё утрясли и всем задачи нарезали. Не пропадёт без тебя человечество за семь дней.
Павлов задумчиво пожевал губу, а потом спросил:
— На что играем?
Играли на печенье, используя съедобные кругляши в качестве фишек. Павлов, похоже, лукавил по поводу карт. Играл он превосходно, почти не уступая Этому. Через несколько часов все устали и сделали перерыв.
— Как же хорошо, братцы! — Павлов откинулся на спинку стула и потянулся.
— Конечно, хорошо, — подтвердила Мама. — Ну, давайте обсудим вопрос с помощником?
Все согласились.
— Каковы критерии отбора? — спросила Незабудка. — Пол, возраст, специальность, оценки в дипломе?
— Специальность важна, факт, — Павлов почесал подбородок, — но я не думаю, что должны быть какие-то жёсткие ограничения. Я сейчас занимаюсь множеством дел, которые с наукой-то напрямую не связаны. То есть они больше организационные, управленческие.
— А если устроить тестирование? — предложил Пятитысячный. — Даже не тестирование, а что-то вроде экзамена. Ты напишешь список вопросов, требующих реального решения, передашь их в научно-исследовательские и проектные институты, персонал ответит и пришлёт тебе на проверку.
— Его вообще завалит, — возразила Мама. — Помощник нужен, чтобы разгрузить профессора. Проверка же, наоборот, ещё сильнее его загрузит.
— Тогда критерии отбора надо всё же установить, — Незабудка немного подумала. — Например, диплом с отличием, идеальная дисциплина, поощрения на работе. Можно ещё добавить готовность к переезду, но тут, мне кажется, любой согласится работать с самим Иваном Петровичем Павловым.