В один прекрасный день он возник на пороге и заплатил аванс, а потом привез свои вещи – большой саквояж и квадратную матерчатую сумку с кожаными ручками. Он был крепкий еще старичок с коротким жестким ежиком седых волос и лицом, как у Карабаса-Барабаса, только слегка подобрее. Скандалил редко, зато ворчал не переставая. Мне казалось, что он почти всю жизнь провел в меблированных комнатах. В чужие дела он не лез и непрерывно курил сигареты, вставляя их в длинный черный мундштук. Но он был не из тех одиноких старичков, которых так и хочется пожалеть, ничего подобного! Явно не бедствовал и вполне мог о себе позаботиться. Нам он сразу понравился. Однажды, расчувствовавшись, я даже назвал его папашей, но слышали бы вы, что он на это ответил.
Встречаются люди везучие от рождения. Мистер Хенчард был как раз из таких. Он то и дело подбирал на улице оброненные деньги. Когда мы играли в домино или покер, он делал ходы почти не раздумывая и всегда выигрывал. Он не жульничал, ему просто везло.
Помню, как-то раз мы спускались по длинной деревянной лестнице, которая ведет с вершины утеса к пляжу. Мистер Хенчард пнул ботинком здоровенный камень, лежавший на ступеньке. Камень покатился вниз и проломил одну из досок. Она оказалась совсем гнилой. Так что если бы мистер Хенчард, который шел первым, наступил на нее, обрушилась бы вся лестница.
В другой раз я ехал с ним в автобусе. Только мы сели, заглох мотор. Водитель остановился у обочины. И в ту же секунду у машины, которая мчалась навстречу по шоссе, лопнуло колесо, и ее снесло в кювет. Если бы мы вовремя не остановились, было бы лобовое столкновение. А так никто не пострадал.
Мистер Хенчард не казался одиноким. Днем он, наверное, отправлялся на прогулку, а по вечерам в основном сидел у окна в своей комнате. Мы, конечно, стучали, когда приходили убирать, и иногда он говорил: «Подождите». Из-за двери доносилась торопливая возня и шуршание кретона, который набрасывали на клетку. Мы пытались отгадать, что там за птичка, и прикидывали, может ли это быть феникс. Она никогда не пела. Она издавала звуки. Странные, тихие, иногда совсем не птичьи звуки. По вечерам, вернувшись с работы, мы неизменно заставали мистера Хенчарда в его комнате. Он не выходил, пока мы убирали. По выходным он всегда оставался дома.
Так вот, про клетку.
Однажды вечером мистер Хенчард вышел из своей комнаты, вставляя в мундштук сигарету, и оглядел нас с ног до головы.
– Гм… – сказал он. – Вот что, мне надо съездить на север, с недвижимостью разобраться. Вернусь через недельку. За комнату буду платить по-прежнему.
– Да, конечно, – поспешила согласиться Джеки. – Но можно…
– Чушь, – отрезал мистер Хенчард. – Комната моя. Хочу – оставляю ее за собой. Годится?
Мы согласились, что годится, и он в одну затяжку выкурил половину сигареты.
– Да, вот еще что. Раньше у меня была машина. Потому клетку я всегда возил с собой. На этот раз поеду на автобусе, так что придется оставить ее здесь. Вы вели себя как порядочные люди, не лезли не в свое дело. Вам можно доверять. Но только попробуйте снять накидку!
– Так ведь канарейка… – Джеки запнулась. – Она же с голоду умрет.
– Ах, канарейка? – Мистер Хенчард так и впился в Джеки змеиными глазками. – Не ваша забота. Я оставлю ей корм и воду на все время. А вы чтоб туда не лезли. Можете убирать комнату, когда нужно, но не смейте прикасаться к клетке. Понятно?
– Нас это устраивает, – ответил я.
– Вот и не забывайте, что я вам сказал! – рявкнул мистер Хенчард.
Когда на следующий день мы вернулись домой, мистера Хенчарда уже не было. Мы вошли в его комнату и увидели приколотую к кретону бумажку, на которой было написано: «Не трогать, ясно?» Из клетки послышалось «фррр». А потом едва различимый хлопок.
– Да ну ее, – сказал я. – В душ пойдешь?
– Ага, – отозвалась Джеки.
«Фррр», – донеслось из клетки. Только это были не крылья.
Бум!
На следующий день я сказал:
– Корма-то он, может, и достаточно оставил, но вода небось уже кончается.
– Эдди! – осадила меня Джеки.
– Ну да, меня разбирает любопытство, но не это главное. Птичкам, может, нечего пить…
– Но ведь мистер Хенчард сказал…
– Ну ладно, ладно. Пойдем к Терри, выясним, как там обстоят дела с бараньими котлетками.
А на следующий вечер… Ну, в общем, мы сняли накидку. Я и по сей день считаю, что мы сделали это не столько из любопытства, сколько от беспокойства. Джеки сказала, что когда-то знала человека, который бил свою канарейку.
– А вдруг окажется, что бедняжка закована в цепи? – предположила она, смахивая пыль с подоконника за клеткой.
Я выключил пылесос. «Пшш-топ-топ-топ», – раздалось из-под кретона.
– Да-а… – сказал я. – Вот что, Джеки. У мистера Хенчарда не все дома, хотя по нему и не скажешь. Птичка – или птички, – наверное, хочет пить. Я посмотрю, что там.
– Не надо!.. Ладно. Давай вместе, Эдди. Вместе и отвечать будем.
Я взялся за кретон, а Джеки, поднырнув мне под локоть, положила руку поверх моей.
И мы приподняли край ткани. Там, внутри, что-то все время шуршало, но едва мы дотронулись до кретона, шум прекратился. Я хотел только взглянуть – и все. Но почему-то никак не мог остановиться – рука стаскивала накидку, будто собственную волю обрела.
А в клетке… В общем, там стоял домик. Совсем как настоящий. Крошечный белый домик с зелеными ставнями – они не закрывались, были приделаны просто для украшения, потому что домик выглядел вполне современно. Он напоминал уютные, добротные коттеджи, каких полно в пригородах. На окнах висели ситцевые занавески; на первом этаже горел свет. Но едва мы подняли накидку, все окна разом потемнели. Нет, не свет погас; кто-то рывком опустил шторы. Это произошло очень быстро, и мы не успели рассмотреть кто.
Я отпустил накидку и попятился, потянув за собой Джеки.
– К-кукольный домик, Эдди!
– С куклами?
Я смотрел мимо нее, на клетку, полуприкрытую кретоном.
– А можно, наверное, научить канарейку опускать шторы?
– Ой! Эдди, слышишь?
Из клетки доносились какие-то невнятные звуки. Шуршание, едва слышный хлопок. Потом царапанье.
Я подошел и полностью сдернул накидку. На этот раз я не сводил глаз с окон. Но шторы опустились, как раз когда я моргнул.
Вдруг Джеки дернула меня за рукав и указала на двускатную крышу. Там торчала крошечная кирпичная труба, а из нее тянулась сизая струйка дыма. Впрочем, струйка была такой тоненькой, что я даже не почувствовал запаха.
– У п-птичек п-печка, – пролепетала Джеки.
Мы стояли, готовые почти ко всему. Если бы из дверей высунулся бородатый карлик и взялся выполнить три любых наших желания, мы не очень бы удивились. Только ничего такого не произошло.
Больше из загадочного домика не доносилось ни звука.
Шторы были по-прежнему опущены. Я хорошенько рассмотрел домик: сделано просто мастерски. На крылечке лежал крошечный коврик. Имелся даже электрический звонок.
Обычно клетки бывают разборными. Но эта не разбиралась. Днище было припаяно, о чем говорили пятна канифоли и какого-то тускло-серого металла. Дверца тоже была заделана намертво. Мне удалось просунуть между прутьями указательный палец, но большой не пролезал.
– Хорошенький домик, правда? – спросила Джеки дрожащим голосом. – Они, должно быть, совсем крошечные…
– Ты о ком?
– О птичках. Эдди, кто живет в этом домике?
– Посмотрим, – сказал я.
Я достал из кармана автоматический карандаш, осторожно просунул его между прутьями и ткнул в открытое окно. На нем тут же рывком подняли штору. Из глубины дома, прямо мне в глаза, ударил тонкий, как игла, луч миниатюрного фонарика, ослепив своим блеском. Я охнул, отшатнулся и услышал, как захлопнули окно и опустили штору.
– Ты видела?..
– Нет, твоя голова мешала. Но…
Тут все огни в домике погасли. Только струйка дыма говорила о том, что там кто-то есть.
– Мистер Хенчард – сумасшедший ученый, – пробормотала Джеки, – он уменьшает людей.
– А где же его расщепитель атомов? – засомневался я. – У каждого сумасшедшего ученого должен быть расщепитель атомов, чтобы вызывать искусственную молнию.
Я снова просунул карандаш между прутьями, нацелился, надавил на кнопку звонка. Раздалось тихое дребезжание.
Штору на окне у дверей торопливо отдернули, и, кажется, кто-то посмотрел на меня. Не могу сказать точно. Все произошло слишком быстро. Штору опустили на место, и больше – ни движения. Я звонил, пока не надоело.
– Можно разобрать клетку, – предложил я.
– Нет, не смей! Мистер Хенчард…
– Ладно, – сказал я. – Но когда он вернется, я выясню, что это за чертовня такая. Кто ему позволил держать дома гномиков? У нас это в договоре не прописано.
– У нас вообще нет никакого договора, – напомнила Джеки.
Я еще раз осмотрел домик. Ни звука, ни движения. Из трубы идет дым.
И если разобраться, имели ли мы право лезть в клетку? Как ни крути, проникновение в чужое жилище. Я представил себе, как крошечный человечек с крыльями, размахивая дубинкой, задерживает меня на месте преступления. Интересно, у гномов бывают полицейские? И какие преступления гномы совершают?
Я вернул кретон на место. Через некоторое время из-под него опять послышались звуки. «Чирк, бум, скрип-скрип-скрип, хлоп». И не похожая на птичью трель, которая оборвалась на середине.
– Ужас какой, – сказала Джеки. – Пошли-ка отсюда.
Мы сразу же легли спать. Мне всю ночь снились полчища зеленых карликов, одетых в полицейскую форму, которые плясали на противной расцветки радуге и горланили веселые песни.
Утром прозвенел будильник. Я умылся, побрился, оделся, думая о том же, о чем и Джеки. Когда мы уже застегнули пальто, я поймал ее взгляд.
– А может…
– Давай, Эдди. Т-ты думаешь, они тоже уходят на работу?
– На какую это, интересно, работу? – проворчал я. – Лютики красить?
Мы на цыпочках прокрались в комнату мистера Хенчарда. Из-под кретона не доносилось ни звука. В окно ярко светило утреннее солнце. Я сдернул накидку. Домик стоял на прежнем месте. Одна штора была поднята, остальные плотно закрыты. Я прижался лицом к прутьям клетки и попытался заглянуть в открытое окно, на котором ветер шевелил ситцевые занавески.