Они взошли на крыльцо, прикоснулись к сенсорной панели, и дверь отворилась. На пороге появился молодой человек.
– Здравствуйте! – кивнул он Макензи. – По какому делу?
– Научные исследования. Как Фелл?
Медбрат выразительно скривился:
– Входите, сами увидите. Он сейчас завтракает, но…
Они вошли. Фелл сидел у камина – сгорбленный, съежившийся старичок. Его голова свесилась так низко, что лица не было видно, только блестящая лысая макушка. Медбрат вышел, и Макензи указал Дайсону на стул, а сам подошел к старцу.
– Профессор Фелл, – мягко позвал он. – Профессор Фелл. Профессор Фелл…
Так продолжалось долго, бесконечно долго. Дайсон напрягся. Он осматривался в комнате, уловив затхлый запах, от которого не спасал даже воздушный фильтр. Тут не было и речи о человеке, достойно встретившем преклонные годы. Только дурнопахнущий горбатый старик, съежившийся в своем кресле. Фелл устало приподнял голову и тут же вновь уронил ее на грудь. Он заговорил, но Дайсон не разобрал ни слова.
– Профессор Фелл, – произнес Макензи, – нам нужно поговорить. Профессор…
Голова поднялась, послышалась череда звуков.
Макензи пояснил, используя наушник:
– Они понимают английский – по крайней мере, некоторые. Фелл не похож на Мэндера. Скоро он заговорит.
Но заговорил он совсем не скоро, и к тому времени, когда Фелл выдал первые крохи информации, голова у Дайсона просто раскалывалась. Бессмертный старец совершенно не различал, что важно, а что нет. Вернее, у него имелось собственное представление на этот счет. Он никак не мог придерживаться темы. Макензи старался передавать только нужные сведения, но это было нелегко.
Тем не менее этот старик жил на свете уже пятьсот лет.
Дайсону вспомнилась соломинка для мате с несколькими дырочками на конце. Фелл был такой соломинкой, погруженной в таинственное прошлое, и в нем тоже были тысячи дырочек, через которые болезненными конвульсивными толчками просачивалась абсолютно ненужная информация. Кто-то когда-то приготовил яичницу… Цены на шерсть зашкаливали… Какой-то неизвестный политик совсем сгорбился… похоже, артрит… Как там звали этого мальчика? Тим, Том, что-то навроде… такой талантливый мальчик, но жаль его… в прежние-то времена теплее было…
Кто? Не морочьте мне голову! Не помню. Не трогайте меня, говорю! Вот что я вам скажу, я как-то создал такой реагент…
Кошмар, да и только. Упомянутый реагент был известен любому школьнику. Но Макензи вынужден был сидеть и слушать бесконечную историю – Дайсона переводчик великодушно освободил от большей части старческой болтовни. Наконец Макензи удалось исподволь вернуть Фелла к интересующей гостя теме.
О, такой талантливый мальчик… Он заработал мигрень. Никакие лекарства не помогали. Медицине еще развиваться и развиваться. Вот я помню…
Дайсон делал заметки.
Больше всего его интересовали генетические отклонения психосоматики гениев, вызванные Взрывом. В те времена Фелл был большим ученым. Но естественно, все его записи пропали в хаосе после Взрыва, когда с таким трудом восстановленная цивилизация вновь превратилась в руины и человечество растеряло воспоминания. Однажды Фелл начал говорить почти связно, и Дайсон принялся тщательно конспектировать его слова, но потом понял, что старик дает химическую формулу мартини.
Вскоре Фелл стал раздражительным. Он вяло постучал по подлокотнику кресла и потребовал гоголь-моголь. Макензи пожал плечами, встал и препоручил старика заботе медбрата. Переводчик с Дайсоном вышли на улицу под фильтрованные солнечные лучи.
– Ну как?
– Кое-что есть. – Дайсон сверился с записями. – Но сплошные обрывки.
– Учтите, старцы часто преувеличивают. Все их утверждения приходится перепроверять. По счастью, Фелл не относится к патологическим лжецам, как некоторые. Хотите зайти к этой Хобсон?
Дайсон кивнул, и они пошли через селение. Ученый чувствовал внимательные, настороженные взгляды, направленные на него, но большинство бессмертных старцев занимались своими делами.
– А над чем вы работаете? – спросил Макензи. – Или это секретная информация?
– Мы пытаемся найти способ наращивать интеллект, – начал объяснять Дайсон. – Помните, какие были способности у детей, родившихся сразу после Взрыва? Хотя бы легенды вы наверняка слышали.
– Гении… Ага. Некоторые были сумасшедшими, как мартовские зайцы, верно?
– И это тоже. Вы, должно быть, слышали об Ахмеде. Гений в военном деле, он так и не смог прийти в себя после окончания войны. Он умер абсолютно счастливым, играя в оловянных солдатиков в отдельной больничной палате. Проблема в том, Макензи, что существует естественное равновесие, нарушать которое опасно. Нельзя искусственно нарастить интеллект, не качнув стрелку весов. Тут столько подводных камней… Мы пытаемся увеличить умственные способности без ущерба в других областях. Обычно чем человек умнее, тем менее устойчива его психика. Такие люди склонны найти себе занятие по душе и посвятить ему всю жизнь. Я слышал о некоем Фергюсоне, родившемся триста лет назад. Он был почти сверхчеловеком, но увлекся шахматами и забыл обо всем остальном.
– Бессмертные старцы не играют в игры, особенно соревновательные. Но они уж точно не гении.
– Ни один?
– С наступлением климакса их рассудок коченеет, полностью теряя гибкость, – пояснил Макензи. – Именно это позволяет определять их возраст. Прически, одежда, лексикон – все остается таким, какими застал их климакс. Думаю, старость – это просто остановка.
Дайсон задумался о периоде полураспада, но отвлекся, услышав дребезжащий звук, который разнесся по всей деревне. Почти мгновенно улицы заполнились людьми. Бессмертные старцы сбивались в толпы и шли на звук.
– Пожар, – пояснил Макензи.
– А как же противопожарная безопасность?
– От поджога никакие меры не спасут. Наверное, какой-нибудь идиот решил, что его преследуют или игнорируют, и в отместку устроил пожар. Давайте…
Тут толпа оттеснила переводчика от Дайсона. Затхлый запах стал просто невыносимым. Дайсон, зажатый со всех сторон гротескными изуродованными фигурами старцев, отчаянно твердил себе, что внешность – не главное. Если б только он чаще сталкивался с уродством…
Он протиснулся на свободное пространство, как вдруг почувствовал, что его взяли под руку. Он посмотрел вниз и увидел лицо Мэндера, бессмертного, которого они встретили у эскалатора. Мэндер отчаянно кивал и подмигивал. Его невнятное бормотание звучало очень настойчиво. Он потянул Дайсона за руку.
Дайсон оглядывался в поисках Макензи, однако переводчика нигде не было видно. Старец все бормотал, и попытки вставить в его монолог хоть слово ни к чему не привели. Так что Дайсон позволил оттащить себя на несколько ярдов в сторону и остановился.
– Макензи, – медленно произнес он. – Где Макензи?
Лицо Мэндера скривилось в попытке понять, потом старец закивал лысой головой. Он куда-то показал, снова схватил Дайсона за руку и повел прочь. Дайсон, терзаемый тяжелыми предчувствиями, отправился следом. Действительно ли старик его понял?
Место, куда так настойчиво тащил ученого Мэндер, оказалось совсем недалеко. Это был старинный деревянный дом. Дайсон, конечно, не ожидал, что переводчик ждет его в этой развалине, но в нем вдруг разгорелось любопытство. Они вошли в темную комнату, по которой разносился противный сладковатый запах (позже Дайсон понял, что это был запах пачули). Бесформенная груда тряпья в кресле, почувствовав его взгляд, шевельнулась и подняла голову. Все лицо оказалось белым, заплывшим жиром, с синими дорожками вен. Жирные обвислые щеки затряслись, когда существо открыло рот и заговорило.
В комнате почти не было света. Мебель – копии старинных предметов, сделанных по описанию старцев, – темнела вдоль стен жутковатыми силуэтами. Сквозь аромат пачули пробились и другие запахи, неописуемые и неуместные в чистом, стерильном, современном мире.
– Я… м… с… н… – пролепетала женщина.
Дайсон сказал:
– Простите, я ищу Макензи…
Мэндер больно сжал его руку, и два старца отчаянно заспорили. Пронзительный голос женщины заставил Мэндера замолкнуть. Она поманила Дайсона пальцем, и он подошел ближе. Ее рот с трудом шевельнулся, и она выдавила:
– Я Джейн Дайсон. Мэндер сказал, что ты здесь.
Его прапрабабка. Дайсон воззрился на старуху. Он не заметил никакого внешнего сходства и уж точно не испытал никакого ощущения родства, но почувствовал себя так, словно его ущипнуло окоченевшее прошлое. Эта женщина родилась пятьсот лет назад, а он был ее прямым потомком, плоть от плоти.
Слова застряли у Дайсона в горле – он понятия не имел, что можно сказать в такой невообразимой ситуации. Мэндер снова болботал, а Джейн Дайсон подалась вперед и прошипела:
– Им меня не обмануть… нет никакой войны… Я знаю, что нет никакой войны! А меня держат здесь. Помоги мне выбраться!
– Но… подождите! Давайте я приведу Макензи…
Мэндер опять пронзительно заговорил. Джейн Дайсон вяло пошевелилась. Казалось, она улыбнулась.
– Некуда торопиться. Я ведь твоя тетя, в конце-то концов. Выпьем чая.
Мэндер подкатил столик. На нем уже все было готово к чаепитию: напиток был разлит по термокружкам, где он долго мог оставаться горячим.
– Чашку чая? – настаивала Джейн. – Мы все обсудим. Ну? Садись же!!!
Дайсону хотелось одного: бежать. Он раньше и не думал, что может так мучиться от неловкости при встрече с престарелой родственницей – с настолько престарелой… Но он сел, взял чашку и сказал:
– Меня ждут дела, так что мне скоро придется уйти. Может, в другой раз…
– Ты можешь вытащить нас отсюда. Существуют специальные двери – мы знаем, где они, но не можем открыть. На них смешные металлические пластины…
В аварийных выходах не было ничего необычного, но почему бессмертные старцы не могут их открыть? Может, замки запрограммированы не реагировать на химизм бессмертных? Пытаясь придумать, как сбежать от прапрабабки, Дайсон отхлебнул обжигающего горького чая…