Силуэт Захарии сделал нетерпеливый жест, и лицо Сэма ушло на задний план, голос зазвучал тише. Харкер укрупнился и обрел четкость; подавшийся вперед, он казался богом, разглядывающим сверху охваченную паникой толпу.
– У меня есть для вас новости, жители башен, – спокойно сказал он. – Вы в безопасности. Ни одна бомба не упала на башни – и не упадет. Этот человек не тот, за кого он себя выдает. До сего дня я хранил тайну, но теперь придется ее раскрыть. Иоиль Рид сказал вам, что никогда не видел своего отца. Он поклялся смыть позор со своей фамилии и дать нам еще одну возможность колонизировать поверхность, возможность, которой вас лишил Сэм Рид.
Выдержав паузу, Захария заявил:
– Но этот человек и есть Сэм Рид!
Наступила тишина, ее сменил недоуменный гул. Дав паузе повисеть, Захария поднял руку:
– Мы нашли неоспоримые доказательства: отпечатки пальцев и снимки сетчатки глаз. Наши следователи не ошиблись. Это Сэм Рид, аферист, проходимец, уже обещавший нам однажды фантастические блага. Разве можно верить хоть одному его слову? Сэм Рид, обратитесь к народу! Поговорите с теми, кого вы обманули. Или станете все отрицать? Или мы услышим новые посулы? Нам что, предъявить доказательства? Отвечайте же, Сэм Рид!
Лицо Сэма вернулось в фокус изображения. В тени позади него ждал Захария, приоткрыв рот, тяжело дыша; по щеке струилась кровь.
Захария потерял самообладание. И миг спустя это стало ясно всем, кто на него смотрел.
Сэм понял: сейчас необходимо думать так быстро, как ему еще ни разу в жизни не приходилось. Есть пятнадцать секунд, которые могут сойти за намеренную паузу, а потом придется говорить. Где-то на задворках разума уже возник ответ.
Но его никак не удавалось выловить.
Десять секунд…
Двенадцать…
И тут до Сэма дошло! Захария допустил огромную, поистине фатальную ошибку. Харкеры не привыкли к быстрому мышлению. Слишком много веков миновало с тех пор, когда им приходилось в один миг всесторонне оценивать опасную ситуацию и отыскивать самый верный выход из нее. Будучи бессмертным, Захария не умел думать, как короткоживущий. Потому что не жил сегодняшним днем.
Сэм рассмеялся.
– Нет, – сказал он. – Я не стану отрицать. Напротив, сам приведу доказательства. Потому что я в долгу перед вами. Я совершил огромную ошибку и теперь хочу ее исправить. Харкер прав: я бессмертный!
Он сделал паузу, чтобы все усвоили сказанное им.
– Сорок лет назад мне в лицо в лицо бросили сонную пыль, – продолжал Сэм. – Сорок лет я отсутствовал. Как по-вашему, похож я на восьмидесятилетнего? А ведь мне восемьдесят!
Он опустил голову и вынул контактные линзы. Он выплюнул накладные зубы. Он сорвал с головы рыжий парик и улыбнулся зрителям, лучась уверенностью в себе, которую отзеркалили тысячи экранов.
Все увидели квадратное, волевое, с резкими чертами лицо. И на этом лице – ни единой морщинки. И лысина не как у пожилых, а форма черепа слишком грубая, в ней не углядишь признаков наследственности Харкеров.
Это лицо сильного, жизнеспособного, энергичного человека. Но это определенно не лицо бессмертного.
– Смотрите на меня! – потребовал Сэм. – Вы видите, что я не бессмертный? Я такой же человек, как и любой из вас. Не бывает бессмертных с телосложением, как у меня. Но я прожил восемьдесят лет.
Он чуть отошел назад и помолчал, устремив на зрителей пронзительный, яростный взгляд.
– Я был обычным человеком! Но я жил на поверхности. И там я совершил великое открытие. Я узнал, почему бессмертные не хотят колонизации. Всем вам известно, как они старались помешать нам. Теперь я скажу почему. Вы все можете стать бессмертными!
Прошло без малого пять минут, прежде чем стих гомон. Наверное, один лишь Сэм услышал, как Захария Харкер устало произнес:
– Ладно, Рид, черт с вами. Вы получите кориум. И что теперь? Новая афера? Если нет, валяйте, подарите им бессмертие.
Когда Всевышний даровал
Израилю Исход,
Он беглецам дорогу дал
По дну морскому – вброд…
. . . . . . . . . . . . .
Издалека смотрю туда,
Куда мне нет пути;
В страну, куда мне никогда
Не суждено войти.
Стена была покрыта фресками, на которых фантастические моря – зеленые, в багровых и белых пятнах – омывали подошвы бархатисто-коричневых холмов. Эти берега существовали давным-давно в раскаленном мире. Художник, расписывавший стены, никогда не видел обнаженных холмов или разноцветных морей. Поэтому было нечто неестественное в этом надуманном пейзаже, что особенно бросалось в глаза, если смотреть в центр фрески, на квадрат с ярко оттененными движущимися силуэтами, на подлинное море и подлинный берег, покрытый густыми джунглями, и на корабль, что мчался вперед, оставляя за собой расходящиеся клином волны.
Двое в ярко раскрашенной комнате молча следили за событиями, происходившими далеко наверху. Кедре Уолтон, сидевшая на полу по-турецки на плоской подушке, раскладывала в пасьянсе карты Таро и лишь изредка поглядывала экран. А вот Захария Харкер, утонувший в большом кресле, не сводил с корабля глаз.
– Плывите, глупцы несчастные, плывите, – очень тихо проговорил Захария.
В руке он держал курильницу с тлеющим порошком лозы и время от времени проводил ею перед носом. Эта лоза росла на поверхности и имела манеру капать белой ядовитой смолой на оказавшееся под ней существо. Будучи высушена, она при горении давала приятный наркотический дым, который смягчал чувства и успокаивал мозг. Захария глубоко вдохнул дым и пустил его струйкой в направлении экрана.
– На этот раз, – сказал он, – Сэм Рид откусил больше, чем сможет проглотить.
– Как вульгарно, – прошептала Кедре, сверкнув улыбкой.
Сверкнув в прямом смысле, поскольку эта женщина неуклонно следовала моде. Ее тяжелые черные локоны тоже блистали – каждый волос был покрыт золотой пленкой и уложен в замысловатую прическу, которая подобно короне возвышалась над узким египетским лицом. Даже брови стали тонкими золотыми дужками, и золотая бусинка свисала с каждой ресницы.
– Нелепо выглядишь, – сказал ей, моргая, Захария.
– Конечно нелепо. Я всего лишь выясняю, насколько далеко могу зайти. Любая женщина в…
– Смотри! – Захария резко выпрямился в кресле, впившись взглядом в экран.
Кедре обернулась, не донеся карту до столика. Оба сидели совершенно неподвижно, глядя на беззвучно разворачивающееся на экране действо. Оно казалось не вполне реальным.
Корабль двигался вдоль длинной дуги волнореза туда, где в море вдавалась белая пристань. На борту было десять пассажиров, десять молодых мужчин и женщин, стремившихся к обещанному им бессмертию. Они нервно вертели головой, рассматривая диковинный верхний мир, который для жителей башен всегда означал опасность и невероятную романтику. Подобно юношам и девушкам, приносимым в жертву Минотавру, они с волнением и страхом взирали на мощную стену джунглей, которая все приближалась, и на низкие, гладкие белые стены колонии Плимут, окружавшие первый из покоряемых островов.
Вдруг из воды впереди возник Минотавр, и он был полон решимости получить свою жертву. Эти моря изобиловали ящероподобными чудовищами; немногие из них имели названия, и тот, что взвился из молочных волн на пути корабля, не был знаком никому из очевидцев. С жуткой ленивой грацией на двадцать футов вытянулась темная блестящая шея. Вода, как клочья шелка, слетала с этой грандиозной арки. Чудовище раскрыло пасть, способную заглотить человеческую голову, и засвистело. Челюсти были усажены клыками, плотными, как крепостные частоколы.
Над водой разнесся хор тонких возгласов и воплей. Корабль поворачивал, перепуганные пассажиры кинулись к противоположному борту. Голова чудовища устремилась к ним, шея вилась за ней, как толстый канат. Чудовище, надо отдать ему должное, двигалось с изумительным изяществом. Похоже, оно облюбовало девушку, стоявшую ближе к носу корабля, – желтоволосая, в платье цвета красной розы, та ярким пятном выделялась на фоне бледного моря.
На маленьком корабле воцарился сущий ад. И тут рулевой, двигаясь с расчетливо-пренебрежительной точностью, наклонился и сдвинул рычаг. Над обоими бортами выросли прозрачные стены, сблизились наверху, соединились со щелчком; пассажиры и экипаж теперь были защищены сверхпрочной импервиумной раковиной.
Голова ящера с грохотом обрушилась на нее. Корабль накренился так, что импервиумная створка легла на воду; люди свалились с ног; на палубе образовалась мельтешащая куча мала. Сверкнул в дневном свете острый киль, и на него напоролась темная шея чудовища.
Пронзительный вой пронесся над волнами, и усаженная клыками пасть взмыла к облакам. Шея резко распрямилась, из раны фонтаном ударила кровь, такая же ярко-красная, как и платье девушки.
Крик повторился, и был он еще пронзительней. Кровь била теперь не только из рассеченной шеи, но и из разинутой пасти. Дважды голова ударилась о воду, а затем погрузилась, исчезла. На том месте, где утонул ящер, осталось только красивое карминное пятно. Корабль выпрямился и направился к пристани.
Кедре рассмеялась и положила карту на столик.
– Бедняжка рулевой! – сказала она. – Как же ему все это надоело! Я бы не удивилась, узнав, что Сэм Рид решил устроить новым добровольцам эффектный прием и специально привязал там монстра. Им теперь будет о чем рассказать.
– Не следует недооценивать Сэма Рида, дорогая, – мрачно проговорил Захария, снова поднеся к носу курительницу. – Он бы именно так и поступил и даже придумал что-нибудь пострашнее, если бы усмотрел в том выгоду. Он очень опасен, Кедре… Не потому, что изобретателен, а потому, что невменяем.
Кедре качнула сверкающей «короной».
– Конечно, ты прав. Нам сейчас не до смеха. Кто бы мог подумать, что Рид зайдет так далеко? Настоящее пиратство… Наверное, если кто-нибудь встанет у Сэма на пути и Сэм не сможет устранить