вно функционирующих систем, которые есть во всех развитых странах. Но примеров успешно работающих систем выплаты гарантированного дохода нет, равно как и примеров любых других мер, направленных на адаптацию к последствиям внедрения новых технологий в будущем. Нам придется все придумывать на ходу. А значит, время для осмысленной дискуссии еще не наступило.
В ходе этой дискуссии нам придется заняться углубленным анализом наших фундаментальных представлений о роли труда в экономике и о том, как люди реагируют на меры стимулирования. Все согласны с тем, что мотивация важна, но есть все основания полагать, что экономические меры стимулирования вполне можно ограничить без особых отрицательных последствий. Причем это справедливо для обоих полюсов на шкале доходов. Утверждение о том, что даже небольшое повышение предельных ставок налога на доходы самых богатых способно лишить их стимулов к предпринимательской деятельности и инвестированию, не выдерживает никакой критики. А тот факт, что и Apple, и Microsoft были основаны в середине 1970-х гг., т. е. тогда, когда максимальная ставка налога достигала 70 %, прекрасно показывает, что налоговые ставки для самых богатых не так уж и заботят предпринимателей. То же верно и для другого полюса: мотивировать самых бедных к труду, безусловно, нужно, но в такой богатой стране, как США, наверняка можно обойтись без крайних мер стимулирования, связанных с угрозой остаться без крыши над головой и средств к существованию. Мы должны преодолеть боязнь того, что слишком много людей окажется внутри вагона нашей экономики, пока активное меньшинство тянет его вперед, — благодаря автоматизации поезд начинает ехать сам.
В мае 2014 г. уровень занятости, по данным платежных ведомостей, в США наконец вернулся к своему докризисному пиковому значению, положив конец периоду масштабного восстановления экономики без создания рабочих мест, растянувшемуся на более чем шесть лет. Впрочем, даже несмотря на восстановление общего числа рабочих мест, все согласны с тем, что их качество значительно ухудшилось. В результате кризиса бесследно исчезли миллионы рабочих мест для среднего класса, тогда как большинство позиций, появившихся в процессе восстановления, относятся к разряду низкооплачиваемых. Значительная их часть — это рабочие места в сфере быстрого питания и розничной торговли, т. е. в отраслях, в которых, как мы видели, в наибольшей степени проявятся последствия развития робототехники и автоматизированных средств самообслуживания. Как долговременная безработица, так и число людей, которые не могут найти работу с постоянной занятостью, остаются на высоком уровне.
За громкими цифрами занятости в заголовках газет скрывается еще один показатель, от которого не стоит ждать ничего хорошего в будущем. За годы с начала финансового кризиса число людей трудоспособного возраста выросло в США приблизительно на 15 млн человек{341}. В экономике не было создано никаких возможностей для трудоустройств всех этих миллионов новоиспеченных работников. Как сказал Джон Кеннеди: «Мы должны бежать, чтобы хотя бы оставаться на месте». В 1963 г. это еще было возможно, в наше время это может оказаться недостижимым.
Заключение
В тот самый месяц, когда общее число рабочих мест в США наконец вернулось к докризисному значению, правительство опубликовало два отчета, дающих некоторое представление о масштабе и сложности проблем, с которыми нам предстоит столкнуться в ближайшие десятилетия. В первом отчете, который остался практически незамеченным, содержалась краткая аналитическая сводка Бюро трудовой статистики. В частности, в нем говорилось о том, как изменился объем работ, выполняемых частным сектором экономики США за последние пятнадцать лет. Не ограничившись простым подсчетом рабочих мест, Бюро трудовой статистики проанализировало фактическое количество отработанных часов.
Так, в 1998 г. общий объем рабочего времени в частных компаниях в США составил 194 млрд часов. Полтора десятилетия спустя, в 2013 г., стоимость товаров и услуг, произведенных американскими компаниями, выросла приблизительно на $3,5 трлн (с учетом инфляции), т. е. увеличилась на 42 %. При этом общее количество рабочего времени составило… 194 млрд часов. По словам экономиста Бюро трудовой статистики Шона Спрейга, подготовившего данный отчет, «это означает, что за эти 15 лет количество отработанных часов совершенно не изменилось, даже несмотря на увеличение численности населения США более чем на 40 млн человек и создание тысяч новых компаний в течение того же периода»{342}.
Новость о втором отчете, который был представлен 6 мая 2014 г., удостоилась броского заголовка на первой полосе The New York Times. В рамках крупного межведомственного проекта под названием «Национальная оценка климата», курируемого группой из шести экспертов, в том числе представляющих нефтяную отрасль, было заявлено, что «изменение климата, некогда считавшееся проблемой отдаленного будущего, определенно стало проблемой настоящего»{343}. В отчете отмечалось, что «лето стало длиннее и жарче, а продолжительность периодов аномально высоких температур увеличилась настолько, что никто из ныне живущих американцев не помнит такого». В США уже было зафиксировано значительное увеличение количества проливных дождей, часто приводящих к наводнениям и масштабным разрушениям. По прогнозам авторов отчета, к 2100 г. уровень моря должен подняться на 30-120 см. Также они отмечают, что «в некоторых прибрежных городах участились наводнения, спровоцированные штормами и высокими приливами». Рыночная экономика начала адаптироваться к реалиям, связанным с изменением климата: в уязвимых районах услуга страхования от наводнений либо выросла в цене, либо просто-напросто перестала предоставляться.
Оптимистично настроенные апологеты технологий, как правило, не придают особо большого значения проблеме изменения климата и воздействия на окружающую среду. Технологии рассматриваются исключительно однобоко: это заведомо прогрессивная сила, которая благодаря экспоненциальному росту ее возможностей почти наверняка спасет всех нас от любых предстоящих угроз. Обилие экологически чистой энергии придаст новый стимул для развития нашей экономики намного раньше, чем мы думаем, а инновации в таких областях, как опреснение океанской воды и переработка отходов, поспеют как раз вовремя, избавив нас от каких-либо серьезных отрицательных последствий. Этот оптимизм в какой-то мере оправдан. Например, в развитии технологий в области солнечной энергии в последние годы наметилась тенденция к стремительному удешевлению, очень напоминающая закон Мура: установленная мощность фотогальванических элементов по всему миру удваивается приблизительно каждые два с половиной года{344}. Самые убежденные оптимисты верят, что уже в начале 2030 гг. мы сможем получать всю нужную нам энергию от солнца{345}. Впрочем, остается немало серьезных проблем. Одна из них связана с тем, что, несмотря на стремительное снижение стоимости самих солнечных батарей, другие важные статьи расходов, такие как стоимость вспомогательного оборудования и монтажа, до сих пор остаются высокими и снижаются намного медленнее.
Согласно более реалистичному подходу, для минимизации последствий изменения климата и адаптации к ним одних лишь инноваций будет недостаточно — нам придется прибегнуть к определенным мерам регулирования. Не стоит сводить будущее к простой борьбе технологий с последствиями изменения окружающей среды. Все будет намного сложнее. Как мы видели, развитие информационных технологий сопряжено с рядом негативных последствий, и, если оно все-таки приведет к масштабной безработице или начнет угрожать благосостоянию значительной части населения, справиться с угрозами, вызванными изменением климата, с помощью политических мер будет еще труднее.
Согласно данным исследования, проведенного в 2013 г. учеными из Йельского университета и Университета Джорджа Мейсона, около 63 % американцев верят в то, что изменение климата действительно происходит, и чуть более половины населения — по крайней мере отчасти — испытывают беспокойство в связи с возможными последствиями этого изменения в будущем{346}. Впрочем, достаточно ознакомиться с недавним исследованием Института Гэллапа, чтобы все встало на свои места{347}: в перечне из пятнадцати основных источников беспокойства проблема изменения климата занимает лишь четырнадцатое место. На первом месте — экономика, и для подавляющего большинства простых людей «экономика», разумеется, означает работу и зарплату, которую за нее можно получить.
Как наглядно показывает история, в ситуации недостатка рабочих мест страх перед еще большим уровнем безработицы превращается в мощный инструмент в руках политиков и влиятельных сил, противодействующих принятию решительных мер в области защиты окружающей среды. Например, именно так было в штатах, где угледобывающая промышленность являлась важным источником рабочих мест, несмотря даже на то, что безработица в угледобывающей промышленности была обусловлена не мерами регулирования в области защиты окружающей среды, а механизацией. Корпорации, которые могут предложить даже небольшое количество рабочих мест, постоянно сталкивают между собой власти штатов и городские власти, пытаясь выторговать налоговые послабления, государственные субсидии или освобождение от мер регулирования.
За пределами США и других развитых стран ситуация может оказаться куда более опасной. Как мы видели, повсюду в мире наблюдается стремительное сокращение количества рабочих мест в промышленности. Промышленное производство с широким применением человеческого труда перестает быть универсальным рецептом процветания для развивающихся стран — и это в то время, когда в результате совершенствования методов ведения сельского хозяйства все больше людей вынуждено отказываться от традиционного уклада жизни. Для многих из этих стран изменение климата будет иметь куда более серьезные последствия, а в некоторых уже сейчас заметны признаки серьезного ухудшения экологической обстановки. Если ситуация будет развиваться по наихудшему сценарию, совокупность таких факторов, как шаткость экономического положения широких слоев населения, природные катаклизмы и рост цен на продукты питания, может спровоцировать социальную и политическую нестабильность.