Доктор протягивает ей скрипку, приподняв свои изящные брови.
– Твоя очередь, – говорит он.
Нетти встает, голова ее кружится, ноги дрожат. Наверное, именно так Смотрители чувствовали себя, когда она убила сирену, чтобы остановить песню, зачаровавшую всех, кроме нее, Нетти. Тогда в ней было нечто необычное, но теперь это исчезло, исчезло навсегда. И исчезло еще кое-что, еще более значительное. Пальцы ее черны и окровавлены, а колени трясутся. Нетти берет скрипку в правую руку, а смычок в левую. Вряд ли она пребывала в большем замешательстве, если бы доктор дал ей в одну руку топор, а в другую – котенка. Скрипка плохо ложится под подбородок, гриф слишком гладок и тонок для ее огрубевших рук. Стараясь сделать это как можно нежнее, Нетти проводит смычком по струнам, и рождается звук, который мог бы разбить стеклянное окно. На лицах четверки появляются гримасы. Рот доктора скривился в усмешке.
Нетти опускает руки. В одной – скрипка, в другой – смычок. Потом она бросает скрипку на землю, топчет ее деку и бросает обломки в костер. Смычок, переломленный через колено, отправляется следом.
– Вот что я думаю по поводу вашей музыки, – говорит она глухо.
– Один – один, – произносит доктор.
Когда Нетти поворачивается к костру, скрипки там уже нет.
– Теперь твоя очередь, – усмехается Билли, кивая охотнику.
Тот поднимается со своего трона тяжело, как лошадь после хорошей скачки, похрустывает костяшками пальцев и потирает шею.
– Драться, – говорит он. – Врукопашную. Побеждает тот, кто пошлет другого в нокаут или будет удерживать больше десяти секунд.
Нетти пожимает плечами:
– Борьба так борьба.
Не успевает охотник объявить правила и начать счет, как Нетти бросается вперед и всем весом тела бьет охотника в живот. Они падают на его кресло, и рога разлетаются, как спички из сломанного коробка. Охотник извивается, стараясь захватить противника, но Нетти не раз приходилось вступать в борьбу без правил. Схватив рог, она с силой бьет его острием охотнику в пах. Тот, как медведь, ревет от боли, хватается за пораженное место, а Нетти смотрит по сторонам – чем бы воспользоваться, пока противник ошеломлен ударом. Первое, что попадается ей на глаза, – кофейник, стоящий на огне. Нетти хватает кофейник, не обращая внимания на боль от ожога, и выливает кофе на голову противника.
К удивлению Нетти, охотник кричит, падает на спину и уползает в сторону, где лежит, хватая воздух ртом, как рыба на берегу. Ни секунды не раздумывая, она бросается на него сверху и прижимает к земле. Охотник рычит и вдруг начинает расти и вырастает в огромного медведя, настоящего косматого гиганта, гризли. И вот уже Нетти лежит на спине, прижатая к земле и почти раздавленная, а над ней – огромная пасть, полная зубов. Доктор считает до десяти, она же безуспешно пытается вырваться из-под туши, навалившейся на нее сверху.
И вот медведь вновь обретает человеческий облик.
– Десять, мой милый, – произносит он с усмешкой.
Нетти оборачивается к сидящим в креслах. Те склонились вперед, застыв в крайней степени недоумения. Ветерок, который гуляет у нее между ног, возвращает ее к реальности. А реальность такова, что во время схватки краденая мантия задралась и обнажила то, что Нетти всеми силами старается скрыть. Краска стыда, которую она безуспешно пытается согнать, заливает ее лицо.
Билли облизывает губы.
– Скажи-ка мне свое имя, девочка!
Нетти не хочет отвечать, но губы, помимо ее воли, произносят:
– Нетти Лоунсом.
– К каким ведьмам ты себя относишь? – продолжает он, одновременно удивленный и взбешенный тем, что его обманули.
Нетти поправляет мантию и заново перепоясывает ее.
– Я отношу себя к тем, кто не является ведьмами. Но почему он сжульничал?
Охотник вернулся в свое кресло, принявшее прежнюю форму, словно ничего и не произошло. Никаких ожогов, пятен от кофе. Никакого удара острым предметом в пах. И ни малейших следов того, что совсем недавно он был медведем.
– Если ты не сможешь доказать, что я жульничал, тогда я выиграл, – произносит охотник. – Но у тебя и самой есть секреты, верно?
– К тому же она дерется без правил, – бормочет самый молодой из четверки.
– Ты прав, юноша, – рычит Билли. – Дерется не по правилам. Но теперь твоя очередь, и ты помни про это и будь половчее.
Не вставая со стула, молодой произносит:
– Тогда, пожалуйста, имена.
– Что? – переспрашивает Нетти.
– Имена. Назови правильно наши имена. Настоящие, а не те, которые мы тебе назвали.
Где-то в самой глубине гудящей головы у Нетти зазвенел колокольчик. Разве капитан Смотрителей не говорил, что феи пуще всего оберегают свои имена от смертных и от чудовищ? Но эти дураки не знают, что она давно следит за ними, и в разговорах между собой они использовали свои настоящие имена. Магия, к которой прибегают Тени, так же сильна, как магия фей, как бы хорошо те ни играли на скрипках.
Указывая на каждого по очереди, Нетти называет их имена:
– Бонни. Скарлок. Рудебах. Том.
Четверка с недоверием смотрит на нее.
– Все правильно, так? – торжествующе произносит Нетти. – А теперь, господа, чтобы все было по справедливости, почему бы вам не назвать мое настоящее имя?
Последовавшая за словами Нетти тишина глубока, темна и яростна, как бык перед смертельным броском. Четверка поднимается, и теперь уже они не могут скрыть своей истинной сущности. Полы их камзолов и волосы развеваются под дуновением несуществующего ветра, а заостренные уши нервно дрожат. Они так хороши, что перехватывает дыхание, и в их красоте есть нечто звериное, словно в их лицах и фигурах перемешалось то, что краше всего в мужчинах и женщинах, – такова и Нетти, и в этом состоит ее главная опасность. Человеческое в них исчезает, как блеск павлиньего пера, и открывает то, что было в них изначально. В воздухе пахнет огнем и молнией, мятыми сосновыми иголками и опасностью. Страшной опасностью. И силой. И – совсем немного – жестокостью, черной, как смола. Нетти обожает их и стремится к ним, но Тень смотрит на фейри ненавидящим взором.
– Ты сообщила нам свое имя, и ты не имеешь права нам лгать, – говорит Бонни, сверкая ледяным взглядом голубых глаз из-под короны рогов, сделанных из слоновой кости и осыпанных рубинами и изумрудами. Высокий и элегантный, он делает шаг вперед, и за ним тянется накидка из мха и звездного света. Потянувшись к Нетти, он трогает когтистым пальцем ее грудь.
– Нетти Лоунсом, ведь так? – произносит он, и губы его кривит сладкая и одновременно жестокая улыбка.
– Увы, нет, – говорит Нетти, качая головой.
Накидка Бонни распахивается так широко, что затмевает свет звезд, а сам он – бог-гигант – изумительно хорош собой: он словно сотворен из миллионов световых точек, а руки его достаточно велики и сильны, чтобы сокрушить Нетти и все, что она любит, в водовороте молний и цветов.
– Нет? Что ты этим хочешь сказать? – восклицает Бонни.
Нетти закрывает глаза, чтобы они не взорвались и не упали к ее ногам.
– Прошу прощения, но Нетти – это не мое настоящее имя, – говорит она. – Я не знаю своего настоящего имени, потому что я сирота, а добрые люди, которые воспитали меня, назвали меня просто Нетти.
Приближается доктор и, склонившись, изучающе смотрит на Нетти. Он тоже сбросил с себя человеческий облик, и создание, представшее перед Нетти, сияет таким лучезарным светом, что ее лучший друг, Сэм Хеннесси, кажется по сравнению с доктором простым стогом сена. На голове доктора корона, собранная из тонких костей, перевитых нитями кетгута, на которые нанизаны куски янтаря, а мантия сшита из шкурок новорожденных крольчат.
– Она не лжет, – говорит доктор спокойным голосом, словно сам не вполне верит своим словам.
– О черт, – бормочет Том и отворачивается, шурша листвой. Из его короны, сплетенной из виноградной лозы, торчат ядовитые шипы и розовые бутоны, а его роскошный камзол, зеленый, как юная трава, растущая весной по берегам реки, украшен маленькими белыми цветами. Но вся магия мира неспособна скрыть его смущения. Черные кольца дыма окружают фигуру Тома, и сверкающие пальцы Бонни дрожат над ним с силой землетрясения.
– Умная девочка, – говорит Рудебах и, придвинувшись к Нетти, берет ее за подбородок, вглядываясь в лицо. Нетти замирает, не в силах отвернуться.
– Из тебя вышла бы неплохая невеста. Я заберу тебя в страну фей, и семь лет ты будешь безмерно счастлива. Будешь танцевать, и все будут лелеять тебя и одаривать любыми драгоценностями, какими только пожелаешь. Ребенок твой будет удачлив, как никто из людей, а когда ты вернешься, счастье твое возрастет семикратно.
Охотник – самый красивый из всей четверки, с густой бородой, в короне из витой кожи и камзоле из шкуры пятнистого оленя. В нем есть что-то от хищного зверя, и это нравится Нетти, а блеск острых зубов охотника убеждает девушку, что Рудебах понимает ее до мозга костей, понимает ее желание награждать и убивать – в той мере, в которой позволяет Справедливость.
Слова охотника, с другой стороны, выдают его истинную сущность: он принадлежит к иному миру, но Нетти совершенно наплевать на танцы и драгоценности, а также на хорошеньких удачливых деток-феечек. Ее забота – убивать то, что обречено на смерть, но в стране фей ей делать нечего, потому что смерти там нет. И не будет.
Нетти отводит лицо, стряхивая с ресниц глупые мечты, которые Рудебах пытался внушить ей.
– Нет, благодарю. Я отправляюсь назад в Рэнгеринг. Забираю этого человека и возвращаю его…
Все обращают взоры на землю и видят лишь пару золотых наручников.
– Вот ведь чертов опоссум! – восклицает Рудебах, который, сбросив свой волшебный наряд, вновь оборачивается охотником, одетым в шкуры. В руке его – изогнутый нож.
Бонни хлопает в ладоши, и словно молния пронзает лесную прогалину.
Деревья вновь стоят как мертвые. Кресла исчезают, как и огонь вместе с кипящим на нем кофейником. Исчезают сказочные мантии и короны, исчезает неземная красота. Остались только полная луна, Малыш Билли, приятели Билли да цепи, из которых ускользнула их жертва, пока они бахвалились своим искусством. Нетти смотрит на цепи, и под ее взором золото превращается в ржавое железо. Ей все равно, что жители страны фей вновь надели человеческие маски. Лучше пусть уж остаются такими. Магия отвлекает от земных дел.