— Нет, нет, — пробормотал Бейли. — Все в порядке. Но давайте уйдем с дороги.
Он быстро пошел к машине. Тут же стоял маленький двухместный экипаж с двумя сиденьями — одно за другим. Это и был скутер Гремиониса.
Бейли осознал, что его депрессия усилена чувством голода. Время ленча давно прошло, а он ничего не ел. Он повернулся к Гремионису: — Давайте поговорим, только, если не возражаете за ленчем. Конечно, если вы еще не ели и не против поесть со мной.
— Где вы намерены есть?
— Не знаю. Где здесь едят?
— В общественной столовой. Но там мы не сможем разговаривать.
— Альтернатива есть?
— Поедем ко мне, — быстро сказал Гремионис. — Дом у меня не бог весть какой, я не из больших начальников, но все-таки я имею несколько роботов, и мы получим приличную еду, уверяю вас. Я поеду с Бронджи, моим роботом, на скутере, а вы следом. Вам придется ехать медленно, но я живу всего в километре отсюда. Через две-три минуты мы приедем.
Он отошел. Бейли следил за ним, и ему казалось, что в Гремионисе какая-то юношеская нескладность. Конечно, судить о его годах было трудно: космониты не показывают возраста, и Гремионису вполне могло быть не меньше пятидесяти. Но он действовал как юноша, во всяком случае, так показалось бы любому землянину. Бейли не вполне понимал, что именно в Гремионисе создает такое впечатление. Бейли повернулся к Дэниелу:
— Вы знаете Гремиониса, Дэниел?
— Я его никогда не видел.
— А вы, Жискар?
— Однажды видел его, сэр, но мельком.
— Вы что-нибудь о нем знаете?
— Ничего, кроме того, что лежит на поверхности, сэр.
— Не знаете, сколько ему лет?
— Нет, сэр.
Гремионис крикнул: — Готовы?
Скутер его жужжал. Ясно было, что в воздух он не прыгал. Его колеса не должны отрываться от поверхности. Бронджи сел позади Гремиониса.
Жискар, Дэниел и Бейли сели в свою машину. Гремионис двинулся в путь. Ветер отнес назад его волосы, и Бейли подумал, как, наверное, чувствуется ветер, когда едешь в такой открытой машине, как скутер. Он радовался, что плотно закрыт в своей машине, которая вдруг показалась ему куда более цивилизованным способом путешествия. Гремионис махнул рукой, призывая ехать за ним. Робот, сидящий позади, сохранял равновесие и не держался за талию Гремиониса, как, по мнению Бейли, обязательно держался бы человек.
Машина с некоторым трудом поддерживала небольшую скорость, чтобы не сбить скутер.
— Одна вещь смущает меня, — задумчиво сказал Бейли.
— Какая? — спросил Дэниел.
— Василия пренебрежительно назвала его «брадобреем». Видимо, он имеет дело с прическами, одеждой и прочими личными украшениями людей. Почему же он живет на территории Института Роботехники?
Через несколько минут Бейли оказался в четвертом по счету аврорском доме. Дом этот выглядел меньше и неряшливее других, хотя, на неискушенный в аврорских делах взгляд Бейли, имел признаки недавней постройки. Отличительный признак аврорских домов, ниши для роботов, конечно, наличествовал. Жискар и Дэниел быстро заняли свободные ниши и молча замерли там. Почти так же быстро Бронджи занял третью нишу. Бейли удивлялся, как роботы избегают столкновений при выборе ниши. Надо будет спросить об этом Дэниела.
Гремионис тоже оглядел ниши, провел пальцем по усикам и сказал чуточку неуверенно: — Ваш человекоподобный робот, наверное, не должен быть в нише. Это ведь Дэниел Оливо, робот доктора Фастольфа?
— Да, — ответил Бейли. — Он тоже был в фильме. По крайней мере, актер был и сыграл свою роль хорошо.
— Да, я помню.
Бейли заметил, что Гремионис, как Василия, Глэдия и даже Фастольф, держался в некотором отдалении. Существовало как бы отталкивающее поле, невидимое и неощутимое, вокруг Бейли, оно не позволяло космонитам приближаться к нему, и они, проходя мимо, делали легкую кривую. Интересно, сознавал ли это Гремионис, или это выходило автоматически? А что они сделают со стульями, на которых он сидел в их домах, с тарелками, из которых он ел, с полотенцами, которыми он пользовался? Просто вымоют или как-нибудь простерилизуют? Может, выбросят? А как насчет общественного туалета? Сломают и выстроят новый?
Он осознал, что ударился в глупость. Что и как делают аврорцы — это их дело, ему нечего ломать голову. О, дьявол! У него своих проблем хватает. Вот и сейчас эта заноза — Гремионис, он примется за него после ленча.
Ленч был довольно простой, в основном растительный, но Бейли впервые слегка забеспокоился. Каждое блюдо имело слишком резкий вкус. Морковь имела какой-то подчеркнутый вкус моркови, горох — гороха. Везде чуть лишнего. Бейли ел не очень охотно, стараясь скрыть легкую тошноту. Затем он обнаружил, что начинает привыкать к аврорской пище, и даже опечалился: когда он вернется на Землю, ему будет не хватать этих вкусовых тонкостей. Но возможно, когда земляне обоснуются на других планетах, эта пища, приготовленная по-космонитски, будет эталоном новой диеты, особенно, если у них не будет роботов, готовящих и подающих еду. И тут он с неудовольствием подумал, что не когда, а если земляне обоснуются на новых планетах. И это если целиком зависит от него, детектива Илайджа Бейли. Груз этого давил на него.
Еда кончилась. Робот принес влажные салфетки для вытирания рук. Салфетки оказались необычными: когда Бейли положил свою на тарелку, салфетка стала утончаться до паутины, затем поднялась вверх и исчезла в отдушине на потолке. Бейли чуть не подскочил от удивления и, раскрыв рот, следил за ее исчезновением.
— Это новинка, которую я только что приобрел, — сказал Гремионис, — но не пойму, нравится она мне или нет. Некоторые говорят, что это будет засорять отдушину, и грязь, в конце концов, попадет в наши легкие, производитель, конечно, ничего не говорит, но…
Бейли спросил несколько ворчливо:
— Вы парикмахер, мистер Гремионис?
— Кто вам это сказал?
— Извините, если так называть вашу профессию невежливо. На Земле так обычно говорят, и это никого не обижает.
— Я дизайнер по прическам и одежде. Это признанная отрасль искусства. Я, в сущности, артист, художник.
Его палец снова прошелся по усам.
Бейли сказал серьезно:
— Я обратил внимание на ваши усы. Это обычно на Авроре?
— Нет. Надеюсь, что будет. Многие мужские лица можно усилить и улучшить искусным дизайном лицевых волос, и такой дизайн — часть моей профессии. На планете Паллас лицевые волосы обычны, но там их красят. Каждый волос красится отдельно в разный цвет, чтобы получилась смесь. Но это глупость. Краски со временем изменяются, и усы выглядят ужасно. Но все-таки это лучше, чем лицевая лысина. Голое лицо крайне непривлекательно. Эту фразу я сам придумал и пользуюсь ею в разговоре с потенциальным клиентом. Она действует весьма эффективно. Женщины могут обойтись без лицевых волос, поскольку пользуются гримом. На планете…
Его быстрая спокойная речь действовала гипнотически, так же как и его манера смотреть с подкупающей искренностью. Бейли пришлось почти физически встряхнуться.
— Вы — роботехник? — спросил он.
Гремионис выглядел испуганным и чуточку смущенным тем, что его прервали на полуслове.
— Нет, отнюдь. Я пользуюсь роботами, как все, но не знаю, что у них внутри. Меня это и не интересует.
— Но вы живете на территории Института Роботехники.
— А почему мне не жить тут?
— Если вы не роботехник…
Гремионис сделал гримасу.
— Это же глупо! Когда Институт еще только проектировался, здесь предполагалось автономное общество. Собственный транспорт, свои мастерские для его ремонта, свои роботы для работы в мастерских, свои врачи, свои строители. Персонал живет здесь, и если он хочет иметь личного художника, то вот Сантирикс Гремионис живет тоже здесь. Разве у меня плохая профессия, и я не должен жить здесь?
— Я этого не говорил.
Гремионис отвернулся, все еще чувствуя обиду, и нажал кнопку, а затем, изучив многоцветную четырехугольную полосу, щелкнул пальцами. С потолка спустился шар и повис в метре от их голов, затем раскрылся, как дольки апельсина, и внутри его заиграли краски, послышалась музыка. То и другое смешивалось так искусно, что ошеломленный Бейли скоро перестал отличать цвет от звука. Окна затемнились, сегменты стали ярче.
— Не слишком ярко? — спросил Гремионис.
— Нет, — поколебавшись, ответил Бейли.
— Это для фона. Я подобрал мягкую комбинацию, чтобы легче было разговаривать в цивилизованной манере.
Затем он быстро добавил: — Перейдем к делу?
Бейли отвел таза от этой штуки — Гремионис не назвал ее — с некоторым усилием и сказал:
— Да, если позволите.
— Вы обвинили меня в том, что я что-то сделал, что привело к гибели этого робота Джандера.
— Я расследую обстоятельства его гибели.
— Но в связи с этим вы упомянули меня. И вы только что спросили, не роботехник ли я. Я понимаю, что у вас на уме: вы пытаетесь приписать мне какие-то знания роботехники и построить дело против меня как… как приканчивателя робота.
— Могли бы сказать — убийцы.
— Робота нельзя убить. Но в любом случае, я не приканчивал его, не убивал: назовите, как хотите. Я вам сказал: я не роботехник. Я ничего не знаю о роботах. Как вы могли даже подумать…
— Я должен расследовать все связи, мистер Гремионис. Джандер принадлежал Глэдии, а вы дружны с ней. Вот связь.
— У нее может быть куча друзей. Какая же это связь?
— Вы утверждаете, что никогда не видели Джандера, бывая у Глэдии?
— Нет, ни разу!
— Вы не знали, что у нее есть человекоподобный робот?
— Нет!
— Она никогда не упоминала о нем?
— У нее полон дом роботов. Самых обычных. Она никогда не говорила, что имеет что-то еще.
— Прекрасно. У меня нет причин, пока, предполагать, что это неправда.
— Тогда скажите это Глэдии. Вот из-за этого я и хотел вас видеть. Просить вас об этом. Настаивать.
— Разве у Глэдии есть причины думать иначе?
— Конечно. Вы отравили ее мысли. Вы спрашивали ее обо мне в связи с этим делом, и она решила… она не уверена… Во всяком случае, она вызвала меня сегодня утром и спросила, не сделал ли я что-нибудь с роботом. Я говорил вам.