— Мне нужно было повидать его. Ион не выглядел раздраженным.
— Однако, в результате того, что он назвал клеветническими выпадами и вашей непроходимой глупостью в профессиональном отношении, он вынудил Председателя к немедленным действиям.
— В каком смысле?
— Работа Председателя — поощрять встречу спорящих партий и вырабатывать компромисс. Если Амадейро желает встретиться со мной, Председатель не может возражать, тем более — запретить. Он должен устроить встречу, и, если у Амадейро достаточно доказательств против вас, а найти их против землянина очень просто, — это конец расследованию.
— Возможно, доктор Фастольф, вам не стоило вызывать на помощь землянина, учитывая, как мы уязвимы.
— Может, и не стоило, но я ничего больше не мог придумать. И сейчас не могу, так что должен предоставить вам самому убедить Председателя принять нашу точку зрения, если вы сможете.
— Все на мою ответственность? — кисло спросил Бейли.
— Целиком на вашу, — спокойно ответил Фастольф.
— Нас будет только четверо?
— Фактически трое: Председатель, Амадейро и я. Мы — два принципиальных спорщика, так сказать. Вы тут четвертая сторона, вас только терпят. Председатель может приказать вам уйти, поэтому я надеюсь, что вы не сделаете ничего, что рассердит его.
— Постараюсь.
— Кстати — простите мою грубость — не протягивайте ему руку.
— Не буду, — сказал Бейли. Он вспыхнул от смущения при мысли о своем недавнем жесте.
— И будьте неукоснительно вежливы. Никаких злых обвинений. Не настаиваете на утверждениях, которые здесь не поддерживают.
— Вы хотите сказать, чтобы я не пытался заставить кого-то выдать себя. Например, Амадейро.
— Да, да, не делайте этого. Вас сочтут клеветником, и это будет контрпродуктивно. Поэтому — будьте вежливы! Если вежливость маскирует атаку, мы не спорим. И не говорите, пока вас не спросят.
— Как же это получается, доктор Фастольф? Сейчас вы полны советами об осторожности, а раньше ни разу не предупредили меня об опасностях клеветы.
— Да, это моя вина. Для меня это настолько очевидно, что мне и в голову не пришло объяснять.
— Да, я так и подумал, — проворчал Бейли.
Фастольф поднял голову. — Я слышу звук машины и слышу шаги моего робота, идущего к входной двери. Думаю, приехали Председатель и Амадейро.
— Вместе?
— Наверняка. Видите ли, Амадейро посоветовал устроить встречу в моем доме, это дает мне выгоду быть на своей территории. А он, таким образом, имел шанс, якобы из вежливости, предложить Председателю привезти его сюда. Это даст ему несколько минут частной беседы с Председателем.
— Вряд ли это честно, — заметил Бейли. — И вы не могли пресечь это?
— А я и не хотел. Амадейро идет на рассчитанный риск. Он может сказать что-то, что рассердит Председателя.
— Председатель раздражителен по природе?
— Нет. Не больше, чем всякий Председатель на пятом десятилетии срока службы. Вся его работа делает раздражительность неизбежной. А Амадейро не всегда мудр. Его юношеская улыбка, его белые зубы, его показное добродушие могут действовать до крайности раздражающе, если те, кому он это расточает, находятся в дурном настроении по каким-либо причинам… Но я должен встретить их, а вы останетесь здесь и не вставайте с этого кресла.
Бейли оставалось только ждать. Он некстати подумал, что пробыл на Авроре чуть меньше пятидесяти стандартных часов.
Председатель был удивительно маленького роста. Амадейро возвышался над ним почти на тридцать сантиметров. Но сидя. Председатель был немногим ниже остальных, поскольку, у него была короткая нижняя часть тела, но он был плотным, с массивными плечами и грудью, и в этих условиях производил почти подавляющее впечатление. Голова тоже была крупной, но лицо — морщинистым и отмечено возрастом. Волосы — белые и редкие. Голос Председателя был под стать его внешности: низкий и решительный. Возраст несколько огрубил его тембр, но Председателю, подумал Бейли, это даже шло.
Фастольф произвел полный ритуал приветствий, обменялся несколькими ничего не значащими замечаниями, предложил еду и питье. О Бейли не было сказано ни слова и никто не обращал на него внимания. Только когда предварительная часть была закончена и все уселись, Бейли представили.
— Господин Председатель….
Бейли поклонился и с бесцеремонным кивком добавил:
— А это, конечно, доктор Амадейро.
Улыбка Амадейро не дрогнул а от оскорбительного тона Бейли. Председатель, не ответив на приветствие Бейли, положил руки на колени и сказал:
— Давайте начнем и посмотрим, нельзя ли все это сделать возможно короче и продуктивнее. Позвольте мне подчеркнуть, что я хочу пропустить дело о проступке — или возможном проступке землянина и сразу же перейти к сути. Говоря о сути, мы не затронем это раздутое дело о роботе. Разрушение активности робота — дело гражданского суда. Суд может решить, что это нарушение имущественных прав, и наложить штраф, ко ничего более. Больше того, если будет доказано, что робота Джандера Пэнела сделал бездеятельным доктор Фастольф, то никакого наказания и не будет, поскольку человек волен поступать со своим имуществом, как ему угодно. Реальным является спорный вопрос об исследовании и заселении Галактики: займется ли этим Аврора одна или в сотрудничестве с другими Внешними Мирами, или мы предоставим это Земле. Доктор Амадейро и глобалисты хотят взвалить этот груз на плечи одной Авроры, доктор Фастольф желает оставить это Земле. Если мы можем уладить этот спор, то дело о роботе останется гражданскому суду, а вопрос о поведении землянина, вероятно, станет спорным, и мы можем просто избавиться от него. Итак, разрешите мне начать с вопроса: готов ли доктор Амадейро принять позицию доктора Фастольфа, чтобы прийти к единому решению, или готов ли доктор Фастольф принять позицию доктора Амадейро с той же целью?
Амадейро сказал:
— Простите, господин Председатель, но я настаиваю, чтобы земляне ограничились своей планетой, а Галактику заселяли бы только аврорцы. Тем не менее, я готов пойти на компромисс — позволить и другим Внешним Мирам участвовать в заселении, если это может предупредить ненужные трения между нами.
Председатель взглянул на Фастольфа.
— А вы, желаете ли, в свете такого предложения, отказаться от своей позиции?
Фастольф покачал головой:
— Компромисс доктора Амадейро — это только слова, господин Председатель. Я хочу предложить компромисс более существенный: почему планеты Галактики на могут быть открыты как космонитам, так и землянам? Галактика обширна, места хватит и тем и другим. Такое соглашение я бы принял.
— Еще бы! — быстро сказал Амадейро, — потому что это не компромисс. Восемь миллиардов населения Земли — это больше половины населения всех Внешних Миров вместе взятых. Земляне — короткоживущие и привыкли быстро заменять свои потери. Им не хватает нашего взгляда на индивидуальную человеческую жизнь. Они будут родиться на новых планетах, плодиться, как насекомые, и они захватят Галактику, прежде чем мы успеем начать заселение. Предложить Земле равный шанс в Галактике — это отдать ей всю Галактику, а это уже не равенство. Земляне должны ограничиться Землей.
— Что вы скажете на это доктор Фастольф?
Фастольф вздохнул: — Моя точка зрения записана. Я уверен, что повторять ее нет смысла. Доктор Амадейро планирует использовать роботов для устройства заселенных миров, чтобы люди Авроры могли прийти потом на все готовое, однако же, он не имеет человекоподобных роботов. Он не умеет конструировать их, но даже если бы они у него были, проект все равно не сработает. Компромисс невозможен до тех пор, пока доктор Амадейро не согласится с принципом, что земляне могут по крайней мере участвовать в заселении новых планет.
— Тогда компромисс вообще невозможен, — пожал плечами Амадейро.
Председатель выглядел недовольным. — Боюсь, что один из вас должен согласиться. Я не хочу, чтобы Аврору раздирали споры по такому важному вопросу.
Он посмотрел на Амадейро пустым взглядом, не выражая ни милости, ни немилости.
— Намерены ли вы использовать порчу робота Джандера как аргумент против точки зрения доктора Фастольфа, или нет?
— Намерен, — сказал Амадейро.
— Аргумент чисто эмоциональный. Вы будете уверять, что доктор Фастольф пытался уничтожить вашу точку зрения фальшивым доказательством, что человекоподобные роботы менее полезны, чем они есть на самом деле.
— Именно это он и пытался…
— Клевета) — тихо бросил Фастольф.
— Я могу это доказать, — сказал Амадейро. — Пусть это эмоциональный аргумент, но он будет эффективным. Вы сами увидите это, господин Председатель. Моя точка зрения безусловно победит, но поставить это дело на самотек было бы непорядочно. Я бы посоветовал вам убедить доктора Фастольфа принять неизбежное поражение и избавить Аврору от грустного зрелища, которое ослабит наше положение среди Внешних Миров и поколеблет нашу уверенность в себе.
— Как вы докажете, что доктор Фастольф сам уничтожил робота?
— Он сам признал, что никто, кроме него, не мог бы этого сделать. Вы это знаете.
— Знаю, — сказал Председатель, — но я хотел бы услышать, как вы это скажете — не избирателям, а мне лично. И вы это сказали.
Он повернулся к Фастольфу. — А что вы скажете, доктор Фастольф? Кроме вас никто не мог разрушить робота?
— Не оставив физических следов? Только я, насколько мне известно. Я не думаю, что доктор Амадейро настолько разбирается в роботехнике, чтобы сделать это, и все время удивляюсь, что он, основав Институт Роботехники и имея за спиной кучу помощников, так охотно признается в своей неспособности, причем публично.
Он не без яда улыбнулся Амадейро.
Председатель вздохнул.
— Доктор Фастольф, не надо сейчас риторических фокусов. Не тратьте свой сарказм. Какова ваша защита?
— Ну, только то, что я не вредил Джандеру. И не говорю, что кто-нибудь вредил. Это случайность — принципиальная неопределенность работы позитронных путей. Такое может случиться. Пусть доктор Амадейро просто признает, что это была случайность, что никто не будет бездоказательно обвинен, и тогда мы поспорим о конкурирующих предложениях по поводу заселения по их достоинствам.