— Ничего не поделаешь, — сказал Д.Ж. — Будь у нас антигравитация, которую техники обещают нам целую вечность, другое дело.
Он снова посмотрел на карту.
— Она сказала, что это у реки, примерно в шестидесяти километрах вверх по течению от места впадения в большую реку. Если женщина точна.
— Вы в этом сомневаетесь? — сказал Чандрус Надираба, штурман. Темная кожа и аккуратные усы подчеркивали красоту его лица.
— Она вспоминает, как это было двести лет тому назад, — заметил Д.Ж. — Какие детали участка вы можете вспомнить, если видели его хотя бы тридцать лет назад? Она же не робот, могла и забыть.
— Тогда какой толк брать ее с собой? — проворчал Озер. — Ее и другого, и робота. Команда недовольна, и мне они тоже не по душе.
ДЖ. свел брови и поднял глаза на помощника.
— На этом корабле не имеет значения, что нравится или не нравится вам, мистер, и команде. Мы все можем погибнуть через шесть часов после высадки, если эта женщина не сумеет спасти нас.
— Умрем, так умрем, — холодно сказал Надираба. — Мы не были торговцами, если бы не знали, что рядом с большими прибылями ходит внезапная смерть. А что касается этой миссии, тут мы все добровольцы. Кстати, не вредно бы знать, откуда идет смерть, капитан. Если вы представляете себе это, почему держите в секрете?
— Я не представляю. Считается, что соляриане ушли, но, может, пара сотен осталась следить, так сказать, за имуществом.
— А что они могут сделать с вооруженным кораблем, капитан? Или у них есть секретное оружие?
— Не столь секретное, — ответил Д. Ж. — Солярия усыпана роботами. Именно по этой причине поселенческие корабли и Высадились в первый раз на планете. Каждый оставшийся солярианин мог иметь в своем распоряжении миллион роботов. Скромная армия!
Ибен Калайя, связист, до сих пор молчал, зная, что он младший по чину, и, это, казалось, подчеркивалось тем обстоятельством, что из четырех присутствовавших офицеров у него одного не было никаких лицевых волос. Но сейчас он тоже рискнул сказать:
— Роботы не могут повредить человеку.
— Так говорят, — сухо сказал Д.Ж. — Но что мы знаем о роботах? Мы знаем только, что два корабля были уничтожены, а все поселенцы были убиты в разных частях планеты набитой роботами. Кто это мог сделать кроме роботов? Мы не знаем, какие приказы дали соляриане роботам или какой хитростью обошли так называемый Первый Закон Роботехники. Так что мы тоже должны иметь свои маленькие хитрости. Из дошедших до нас рапортов этих кораблей мы знаем, что после посадки все люди вышли. Пустая планета, вот они и решили поразмять ноги, подышать свежим воздухом и поглядеть на роботов, за которыми приехали. Их корабли не имели защиты, да и сами люди не ожидали нападения. На этот раз такого не случится. Я выйду, но вы все останетесь на борту или поблизости от корабля.
Темные глаза Надирабы вспыхнули неодобрением.
— Почему вы, капитан? Если нужен кто-то для приманки, можно выделить любого.
— Ценю, штурман, — сказал Д.Ж. — Но я пойду не один, а с космонитской женщиной и ее спутниками. Она тут самая главная. Она может узнать несколько роботов, а кто-то из них может узнать ее. Я надеюсь, что если роботам и приказано нападать на нас, то на нее они не нападут.
— Вы хотите сказать, что они вспомнят свою бывшую хозяйку и упадут к ее ногам? — сухо сказал Надибара.
— Да, если хочешь. Поэтому я ее и взял, и поэтому мы высадимся в ее поместье. И пойду с ней я, потому что я в какой-то мере знаю ее и посмотрю, как она поведет себя. Если мы уцелеем, пользуясь ею как щитом, и узнаем точно, что перед нами, мы сможем действовать по-своему. В ней уже не будет нужды.
— И что мы тогда с ней сделаем? — спросил Озер. — Выкинем в космос?
— Отвезем ее обратно на Аврору! — рявкнул Д.Ж.
— Хочу сказать вам, капитан, — проговорил Озер, — что команда расценит это как ненужное путешествие. Он и скажут, что ее можно просто оставить на этой проклятой планете. Она же все равно отсюда.
— Да, — сказал Д.Ж., — и так и будет в тот день, когда я стану получать приказы от своей команды.
— Я уверен, что такой день не наступит, но у команды есть свое мнение, а с недовольной командой путешествовать опасно.
Глэдия стояла на земле Солярии. Она чувствовала запах растительности — совсем не тот, что на Авроре — и двух столетий как не бывало. Ничто иное не могло так вернуть ассоциации, как запах — ни вид, ни звук. Этот слабый уникальный запах вернул ее детство: свобода бегать везде под тщательным наблюдением роботов, возбуждение при виде других детей, остановка, пугливый взгляд, приближение к другому ребенку, полушажок, вот-вот коснешься, и тут робот скажет: „Хватит, мисс Глэдия“, и отведет назад. И оглядываешься через плечо на другого ребенка, которого тоже отводит робот. Она вспомнила день, когда ей сказали, что отныне она будет видеть других детей только в голографическом изображении, смотреть передачу, но не видеть в натуре. Роботы говорили „видеть“ шепотом, словно само слово было запретным. Их она могла видеть воочию, но они нелюди.
Сначала все было не так плохо. Образы, с которыми она разговаривала, были трехмерными, свободно двигавшимися. Они говорили, бегали, делали, что хотели, но их нельзя было почувствовать. Затем ей сказали, что она может реально увидеть человека, с которым она часто виделась по трехмерке и который ей нравился. Он был взрослым мужчиной, чуть старше ее, но выглядел юношей. Она получила разрешение видеться с ним, когда нужно и если пожелает. Она желала. Она отчетливо вспомнила, как это было в первый раз. Она онемела, и он тоже. Они кружили друг возле друга, боясь прикоснуться. Но это и был брак. Да, конечно, брак. Потом они снова виделись лично, потому что это был брак. Наконец они должны были коснуться друг друга, им было предложено сделать это. Это был самый возбуждающий день в ее жизни… До тех пор, пока он не наступил.
Глэдия удрученно отогнала эти мысли. Что толку вспоминать? Она была так сердечна и нетерпелива, а он так холоден и отстранен! Когда он приходил к ней через точные промежутки времени для ритуала, который мог — или не мог? — оплодотворить ее, он делал это с таким видом, с таким отвращением, что она скоро стала желать, чтобы он забыл прийти. Но он был человеком долга и никогда не забывал. Затем потянулись несчастные годы, потом она обнаружила его мертвым, с разбитым черепом, а себя — под подозрением. Илайдж Бейли спас ее тогда, и она уехала с Солярии на Аврору. Теперь она вернулась и чувствует запах Солярии. Все остальное было незнакомым. Дом вдалеке нисколько не походил на тот, который она хоть слабо, но помнила. За два столетия он был модифицирован, разрушен и вновь отстроен. Даже в самом грунте она не чувствовала ничего знакомого. Она отступила назад, как бы желая коснуться поселенческого корабля, привезшего ее сюда, в этот мир, который пахнул домом, но не был им в других отношениях, коснуться чего-то, что было сравнительно знакомым.
Дэниел, стоявший поблизости в тени корабля, спросил:
— Вы видите роботов, мадам Глэдия?
Они стояли группой среди деревьев сада в сотне ярдов, стояли торжественно, неподвижно, сияя на солнце сероватым, прекрасно отполированным металлом. Глэдия узнала солярианское производство.
— Да, вижу, Дэниел.
— В них есть что-нибудь знакомое?
— Абсолютно ничего. Похоже, они новой модели. Я не помню их, и уверена, что они не помнят меня. Диджи будет разочарован в своих надеждах.
— Они, кажется, ничего не собираются делать, мадам, — сказал Жискар.
— Это понятно. Мы чужие, и они пришли наблюдать за нами и сообщить о нас согласно приказу. Сейчас им некому сообщить, так что они просто наблюдают. Без дальнейших приказов они ничего не сделают, но следить не перестанут.
— Не лучше ли, мадам, вернуться на корабль? — сказал Дэниел. — Я уверен, что капитан наблюдает за конструкцией защиты, и еще не готов выйти. Я думаю, он не одобрит ваш выход без его разрешения.
Глэдия ответила высокомерно:
— Я не намерена по его прихоти откладывать свой выход на поверхность собственного мира.
— Я понимаю, но члены команды поблизости, и, я думаю, кое-кто заметил Ваше присутствие здесь.
— И приближаются, — сказал Жискар. — если вы хотите избежать инфекции…
— Я приготовила носовые фильтры и перчатки.
Глэдия не понимала природы структур, возводимых на плоском грунте вокруг корабля. Большая часть команды, занятая конструкцией, не видела Глэдию и ее двух спутников, стоявших в тени — в этой части Солярии в летний сезон было более жарко, чем на Авроре. Но пять человек из команды приближались, и один, самый высокий и крепкий, указал на Глэдию. Четверо остановились, но по знаку первого снова двинулись вперед и встали прямо перед аврорской тройкой. Глэдия молча смотрела на них, презрительно подняв брови. Жискар тихо сказал Дэниелу:
— Я не знаю, где капитан. Он где-то среди членов экипажа, но я не могу различить его.
— Мы уходим? — громко спросил Дэниел.
— Это будет недостойно, — сказала Глэдия, — это моя планета.
Она осталась на месте, а пятеро членов команды подошли ближе. Глэдия с презрением подумала, что они работали на тяжелой работе и вспотели. Глэдия чувствовала запах пота. Это должно было заставить ее уйти, но она все-таки осталась. Носовые фильтры, наверное, уменьшат этот запах. Высокий член экипажа подошел ближе. У него была бронзовая кожа и крепкие мускулистые руки, блестевшие от пота. Ему было, наверное, лет тридцать, насколько Глэдия могла судить о возрасте этих короткоживущих, и, если бы его вымыть и прилично одеть, он, наверное, выглядел бы вполне презентабельно.
— Вы и есть та космонитская леди, которую мы привезли на своем корабле? — спросил он.
Он говорил медленно, явно стараясь придать своему галактическому аристократический оттенок. Это ему, конечно, не удавалось. Он говорил, как поселенец, даже грубее, чем Диджи. Глэдия сказала, устанавливая свои территориальные права: