звестном на Авроре. Они не портативны, но достаточно легки для установки на космических кораблях, но это не та вещь, которая могла подействовать на него, как удар грома. Откуда же такая тревога?
— Может быть, — сказал Дэниел, — усилитель играет какую-то роль в его плане в отношении Земли?
— Возможно.
Тут дверь открылась, и голос сказал:
— Привет, Жискар!
Жискар посмотрел на вошедшую и спокойно сказал:
— Здравствуйте, мадам Василия.
— Значит, ты помнишь меня, — сказала Василия.
Она тепло улыбнулась.
— Да, мадам. Вы хорошо известный роботехник, и ваше лицо время от времени появляется в гиперволновых новостях.
— Брось, Жискар. Я имела в виду не то, что ты узнал меня. Я хотела сказать, что ты помнишь меня и когда-то звал меня мисс Василия.
— Я помню и это, мадам. Это было очень давно.
Василия закрыла за собой дверь, уселась в кресло и повернула голову к другому роботу:
— А ты, конечно, Дэниел?
— Да, мадам, — сказал Дэниел. — У вас прекрасная память. Я помню вас, потому что был со следователем Илайджем Бейли, когда он допрашивал вас.
— Не упоминай этого землянина, — резко сказала Василия. — Я тоже узнала тебя, Дэниел. Ты также известен на свой лад, как и я. Ты вдвойне известен, потому что ты величайшее творение покойного доктора Хэна Фастольфа.
— Вашего отца, мадам, — сказал Жискар.
— Ты прекрасно знаешь, Жискар, что я не придаю значения чисто генетическим связям. Больше не упоминай о них.
— Не буду, мадам.
— А эта?
Она бросила небрежный взгляд на спящую.
— Поскольку вы оба здесь, я могу предположить, что эта спящая красавица — солярианка.
— Это леди Глэдия, — сказал Жискар, — и я ее собственность. Вы хотите ее разбудить, мадам?
— Мы только расстроим ее, Жискар, если будем говорить с тобой о старых временах. Пусть спит.
— Хорошо, мадам.
— Разговор между мной и Жискаром вряд ли будет тебе интересен. Дэниел, — сказала Василия. — Не подождешь ли ты снаружи?
— Боюсь, что я не могу уйти, миледи. Моя задача — охранять леди Глэдию.
— Я не думаю, что ее нужно охранять от меня. Ты видишь, что со мной нет моих роботов, так что одного Жискара вполне достаточно.
— В комнате ваших роботов нет, мадам, но, когда открылась дверь, я видел в коридоре четырех роботов. Так что я лучше останусь.
— Ладно, я не собираюсь пересиливать данные тебе приказы. Можешь остаться. Жискар!
— Да, мадам?
— Ты помнишь, как ты был впервые активирован?
— Да, мадам.
— Что ты помнишь?
— Сначала свет, потом звук, потом выкристаллизировался доктор Фастольф. Я понимал Галактический Стандартный и имел некоторые представления о знаниях, встроенных в мои позитронные мозговые пути. Три Закона, большой словарный запас с определениями, обязанности робота, социальные обычаи. Другим вещам я быстро научился.
— Ты помнишь своего первого хозяина?
— Да. Доктор Фастольф.
— Подумай как следует, Жискар. Не я ли?
Жискар помолчал и сказал:
— Мадам, мне было поручено оберегать вас в меру моих способностей, как собственность доктора Фастольфа.
— Я думаю, тут было несколько большее. В течение десяти лет ты повиновался только мне, а кому-нибудь другому, включая доктора Фастольфа, только изредка, как следствие твоих обязанностей робота, и то лишь в том случае, когда была выполнена твоя главная обязанность по моей охране.
— Я был назначен к вам, леди Василия, это верно, но собственником оставался доктор Фастольф. Как только вы оставили его дом, доктор Фастольф взял полный контроль надо мной как мой хозяин. Он оставался моим хозяином и позже, когда назначил меня к леди Глэдии. Он был моим единственным хозяином, пока был жив. После его смерти по его завещанию право собственности на меня было передано леди Глэдии, и так оно остается и до сих пор.
— Не то. Я спросила тебя, помнишь ли ты, когда тебя впервые активировали, и что ты помнишь. Тогда ты не был таким, какой сейчас.
— Мой банк памяти, мадам, теперь несравненно полнее, чем был, и я приобрел много опыта, которого у меня раньше не было.
Голос Василии стал более строгим:
— Я говорю не о памяти и не об опытности. Я добавила тебе позитронные пути, исправила их и усовершенствовала.
— Да, мадам, вы делали это с помощью и с одобрения доктора Фастольфа.
— Один раз, Жискар, в одном случае я ввела улучшение без помощи и одобрения доктора Фастольфа. Ты помнишь это?
Жискар молчал довольно долго.
— Я помню один случай, когда я не был свидетелем вашей консультации с доктором Фастольфом. Я решил что вы консультировались с ним в мое отсутствие.
— если так, то ты решил неправильно. Вообще-то, поскольку ты знал, что доктора Фастольфа не было в то время на Авроре, ты не мог так решить. Ты увиливаешь и употребляешь не то слово.
— Нет, мадам, вы могли консультироваться с ним по гиперволне. Я считал это возможным.
— Тем не менее, эта добавка целиком моя. Ты стал совсем другим роботом после этого. Робот, каким ты стал с тех пор, был моим дизайном, моим созданием, и ты это прекрасно знаешь.
Жискар молчал.
— Ну, Жискар, по какому праву доктор Фастольф был твоим хозяином, когда ты был активирован?
Она подождала и резко сказала:
— Отвечай, Жискар! Это приказ!
— Поскольку он меня спроектировал и заведовал конструированием, я был его собственностью.
— А когда я эффективно перепроектировала и реконструировала тебя весьма основательно, разве ты не стал моей собственностью?
— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал Жискар. — По этому особому случаю потребовалось бы решение суда. Вероятно, это зависело бы от степени реконструирования.
— А ты знаешь, какова эта степень?
Жискар опять не ответил.
— Это ребячество, Жискар. Неужели я должна подталкивать тебя после каждого вопроса? Не заставляй меня это делать. В этом случае молчание — верный знак согласия. Ты знаешь, что была перемена, и знаешь, насколько она была фундаментальна, и знаешь, что я это знаю. Ты усыпил солярианку, потому что не хотел, чтобы она узнала это от меня. Она ведь не знает?
— Нет, мадам.
— И ты не хочешь, чтобы она это знала?
— Не хочу, мадам.
— Дэниел знает?
— Да, мадам.
Василия кивнула:
— Я так и подозревала из-за его желания остаться здесь. Так вот, слушай меня, Жискар. Допустим, суд обнаружит, что до того, как я реконструировала тебя, ты был обычным роботом, а после моей реконструкции ты стал чувствовать состояние мозга отдельного человека и выправлять его по своему желанию. Как ты думаешь, сочтут ли они перемену достаточно большой, чтобы передать право собственности на тебя в мои руки?
— Мадам Василия, такую вещь нельзя представить в суд. Я уверен, что при таких обстоятельствах я буду объявлен государственной собственностью. Могут даже приказать дезактивировать меня.
— Вздор! Что я — ребенок? С твоими способностями ты можешь отвести суд от подобного решения. Я не говорю, что мы обратимся в суд. Я требую от тебя твоего собственного решения. Разве ты не считаешь, что я твоя настоящая хозяйка еще с тех пор, когда я была совсем молодой?
— Мадам Глэдия считает себя моей хозяйкой, и пока закон, не сказал иначе, она и должна так считать.
— Но ты знаешь, что она и закон действуют по недоразумению. Если ты жалеешь чувства солярианки, то легко вправить ей мозги, чтобы она больше не считала тебя своим. Ты даже можешь внушить ей чувство облегчения, когда я возьму тебя у нее. Я прикажу тебе так сделать, как только ты сам признаешь то, что и так знаешь, что твоя хозяйка — я. Дэниел давно знает о твоей природе?
— Мадам Василия, — вдруг заговорил Дэниел, — поскольку Жискар не считает себя вашей собственностью, он легко может заставить вас забыть, и тогда вы будете вполне довольны настоящим положением вещей.
Василия холодно взглянула на него:
— Может? Видишь ли, не твое дело решать, кого Жискар рассматривает как свою хозяйку. Он знает, что его хозяйка — я, так что его долга рамках Трех Законов — полностью принадлежать мне. Если он должен заставить кого-то забыть, и может это сделать, ему придется выбирать, и он выберет любого, кроме меня. Меня он не может заставить забыть, он вообще не может вмешиваться в мой мозг. Благодарю тебя, Дэниел, что ты дал мне случай сделать это совершенно спокойно.
— Но эмоции мадам Глэдии так тесно связаны с Жискаром, что принуждение к забвению может повредить ей.
— Это может решать только Жискар, — сказала Василия. — Жискар, ты мой, ты это знаешь, и я приказываю тебе ввести забвение в мозг этого человеко-обезьяннего робота, который стоит рядом с тобой, и в женщину, которая неправильно считает тебя своей собственностью. Сделай это, пока она спит, и тогда это не принесет ей никакого вреда.
— Друг Жискар, — сказал Дэниел, — леди Глэдия — твоя законная хозяйка. Если ты внушишь забвение леди Василии, ей вреда не будет.
— Будет, — тут же возразил а Василия. — Солярианке не будет вреда, поскольку у нее лишь впечатление, что она владелица Жискара, а я знаю о ментальной силе Жискара. Вытаскивать это из меня сложнее, и, поскольку я твердо намерена сохранить это знание, в процессе удаления его Жискар нанесет мне ущерб.
— Друг Жискар… — начал Дэниел.
Но Василия сказала твердо и резко:
— Робот Дэниел Оливо, я приказывают тебе замолчать. Я не хозяйка тебе, но твоя хозяйка спит и не отдает тебе контрраспоряжение, поэтому ты должен повиноваться моему приказу.
Дэниел замолчал, но губы его шевелились, словно он пытался заговорить вопреки приказу. Василия следила за ним, иронически улыбаясь:
— Видишь, Дэниел, ты не можешь говорить.
Дэниел сказал хриплым шепотом:
— Могу, мадам. Мне трудно, потому что кое-что предшествует Вашему приказу, управляющему только Вторым Законом.
Василия широко раскрыла глаза и резко сказала:
— Молчи, я сказала! Ничто не может предшествовать моему приказу, кроме Первого Закона, а я уже показала, что Жискар нанесет наименьший вред — в сущности, вообще никакого, — если вернется ко мне. Он повредит мне — хотя именно он меньше всего способен принести вред — если примет любой другой ход действий.