— Я не уверен, — сказал Дэниел.
Голос у него дрожал. Он сделал паузу и продолжил с усилием:
— Мог бы. Только лишь концепция подталкивает меня… и тебя. Она помогла тебе рискнуть внести исправление в мозг леди Глэдии.
— Да, это верно, — согласился Жискар, — и чем больше мы думаем о Нулевом Законе, тем больше он подталкивает нас. Интересно, может ли он сделать это в особо крайнем случае? Может ли он помочь нам пойти на риск, более широкий, чем мы обычно рискуем?
— И все-таки я убежден в ценности Нулевого Закона, друг Жискар.
— Наверное, и я был бы убежден, если бы мог определить, что мы понимаем под „человечеством“.
Помолчав Дэниел сказал:
— Разве ты не принял Нулевой Закон недавно, когда остановил роботов мадам Василии и стер из ее мозга знания о твоих умственных способностях?
— Нет, друг Дэниел, не совсем так. Я пытался принять его, но не по-настоящему.
— Однако твои действия…
— Они были продиктованы комбинацией мотивов. Ты говорил мне о своей концепции Нулевого Закона, и она показалась мне имеющей некоторую ценность, но недостаточную, чтобы зачеркнуть Первый Закон или даже зачеркнуть использование Второго Закона в приказах мадам Василии. Затем, когда ты обратил мое внимание на приложение Второго Закона к психоистории, я почувствовал, что сила позитронной мотивации становится выше, но все-таки не настолько высокой, чтобы перешагнуть через Первый Закон или даже сильный Второй Закон.
— Но ты свалил мадам Василию, — прошептал Дэниел.
— Когда она приказала роботам демонтировать тебя, друг Дэниел, и показала явные эмоции удовольствия, беспокойство о тебе, добавленное к тому, что уже сделала концепция Нулевого Закона, вытеснило Второй Закон и стало соперничать с Первым. Комбинация Нулевого Закона, психоистории, моей преданности леди Глэдии и твоей беды продиктовала мне действия.
— Моя беда вряд ли могла воздействовать на тебя, друг Жискар. Я всего лишь робот. Она могла повлиять на мои собственные действия по Третьему Закону, но не на твои. Ты без колебаний уничтожил надзирательницу на Солярии и мог бы наблюдать над моим уничтожением каких-либо действий с твоей стороны.
— Да, друг Дэниел, и обычно так и было. Однако твое упоминание о Нулевом Законе уменьшило интенсивность Первого Закона до ненормально низкой цены. Необходимость спасти тебя была достаточной, чтобы отринуть все остатки Первого Закона, и я действовал соответственно.
— Нет, друг Жискар. Перспектива вреда для робота вовсе не могла волновать тебя. Она ни в коем случае не могла бы способствовать нарушению Первого Закона, разве что ослабить его действие.
— Как ни странно, друг Дэниел, но я знаю, как это получилось. Может, потому, что, как я заметил, твоя манера мыслить все больше напоминает человеческую, но в тот момент, когда роботы направились к тебе, а леди Василия излучала дикую радость, мои позитронные пути реформировались аномальным образом. В тот момент я думал о тебе, как о человеке и действовал соответственно.
— Это было неправильно.
— Я знаю. И все-таки, если бы это случилось снова, я уверен, что появилось бы снова тоже аномальное изменение.
— Очень странно, — сказал Дэниел, — но, слушая тебя, я чувствовал, что ты поступил правильно. Случись обратная ситуация, я почти убежден, что тоже думал бы о тебе как о человеке.
Дэниел медленно и нерешительно протянул руку. Жискар неуверенно посмотрел на нее и также медленно протянул свою. Их пальцы встретились, и мало-помалу роботы пожали друг другу руки, как настоящие друзья, как они и называли один другого.
Глэдия огляделась, скрывая любопытство. Она впервые была в каюте ДЖ Каюта была заметно роскошнее, чем новая, предназначенная для нее. Экран был более тщательной отделки, была тут сложная система ламп и контактов, которая, как подумала Глэдия, служила Д.Ж. для связи со всем кораблем.
— Я почти не видела вас после отъезда с Авроры, Диджи, — сказала она.
— Польщен, что вы заметили это.
И ухмыльнулся:
— Сказать по правде, Глэдия, я это тоже заметил. Вы выпадаете из целиком мужской команды.
— Не слишком лестная причина, чтобы скучать по мне. Дэниел и Жискар тоже выпадают. Вы и по ним соскучились?
Д.Ж. оглянулся:
— Я так мало скучаю по ним, что только сейчас заметил их отсутствие. Где они?
— В моей каюте. По-моему, глупо таскать их с собой в ограниченном пространстве корабля. Они, похоже, даже рады были предоставить мне свободу, и это удивило меня. Впрочем, нет, если подумать. Ведь я довольно резко приказала им оставаться.
— Не странно ли это? Аврорцы никогда не ходят без своих роботов. Я уже это усвоил.
— Ну и что же? Когда я впервые приехала на Аврору, я научилась переносить реальное присутствие людей, поскольку солярианское воспитание не подготовило меня к этому. Научиться быть временами без своих роботов, когда я среди поселенцев, будет, вероятно, менее трудно.
— Прекрасно. Признаться, я предпочитаю быть с вами без устремленных на меня блестящих глаз Жискара и еще больше — без вечной улыбки Дэниела.
— Он вовсе не улыбается.
— А мне кажется, что у него чуть заметная, весьма неопределенная распутная улыбка.
— Вы что. Это совершенно чуждо Дэниелу.
— Вы не приглядывались к нему, как я. Его присутствие сдерживает и заставляет вести себя как полагается.
— Что ж, надеюсь, что так.
— Вам нет необходимости надеяться так подчеркнуто. Но это пустяки. Извините меня, что я так мало виделся с вами после отъезда с Авроры.
— Вряд ли стоит извиняться.
— Я думаю, что стоит, раз вы заговорили об этом. Но позвольте мне объяснить. Мы были настороже, были уверены, что нас станут преследовать аврорские корабли.
— Я бы подумала, что они рады избавиться от поселенцев.
— Конечно, но вы-то не поселянка, и они могли не хотеть выпустить вас. Они так старались вытащить вас с Бейлимира.
— Они и вытащили. Я доложила им обо всем.
— И ничего больше они не хотели?
— Нет.
Она нахмурилась, пытаясь вспомнить что-то, вдруг кольнувшее ей память, но так и не вспомнила, и повторила:
— Нет.
— Не очень понятно, что они не делали попыток задержать вас ни на Авроре, ни когда мы готовились оставить орбиту. Мне как-то не верилось, но скоро мы сделаем Прыжок, и после него никаких неприятностей не должно быть.
— А почему у вас чисто мужской экипаж? На аврорских кораблях смешанные команды.
— На обычных поселенческих тоже, а это торговое судно.
— Какая разница?
— Торговля связана с опасностью, жизнь грубая. Надо быть готовым ко всему. Женщины на борту создавали бы проблемы.
— Вздор! Какие проблемы создаю я?
— Не будем спорить. Такова традиция. Мужчины не возражают.
— Откуда вы знаете? Вы пробовали иметь смешанный экипаж?
— Нет. Но с другой стороны, нет вереницы женщин, умоляющих принять их на мой корабль.
— Но я здесь, и рада этому.
— К вам особое отношение. Кабы не ваши заслуги на Солярии, здесь было бы много неприятностей. Фактически они и бы ли. Ну, ладно, это неважно. Ровно через две минуты мы делаем Прыжок. Вы никогда небыли на Земле, Глэдия?
— Нет, конечно.
— И не видели Солнца — не солнца вообще, а Солнца?
— Нет. Впрочем, видела в исторических фильмах, но, думаю, в них показывали не настоящее Солнце.
— Уверен, что не настоящее. Если вы не против, приглушим свет в каюте.
Освещение упало, и Глэдия увидела на обзорном экране звезды более яркие и чаще разбросанные, чем в небе Авроры.
— Мы по ту сторону планетарного плана, — сказал Д.Ж. — Хорошо. Чуточку рисковали: мы должны были быть дальше от аврорской звезды перед Прыжком, но слегка поспешили. Вот Солнце.
— Вы имеете в виду ту яркую звезду?
— Да. Что вы о ней думаете?
Глэдии хотелось сказать: „Ну, звезда, как звезда“, но она сказала:
— Очень впечатляющая, — сказал ДЖ — В Галактике нет ни одного поселенца, который не считал бы ее своей. Излучение звезд, освещавших наши родные планеты, как бы взято взаймы, арендовано для использования, но только здесь — настоящее излучение, давшее нам жизнь. Эта звезда и планета Земля, вращающаяся вокруг нее, объединяют нас всех. А вы, космониты забыли о Солнце, поэтому вы далеки друг от друга, и долго не просуществуете.
— Места хватит для всех, капитан, — мягко сказала Глэдия.
— Да, конечно, но я не стал бы делать ничего такого, что усилит жизнеспособность космонитов. Я просто уверен, что так будет, но этого могло бы и не случиться, если бы космониты отказались от своей раздражающей уверенности в своем превосходстве, от своих роботов и от самопогружения в долгую жизнь.
— Значит, вот как вы смотрите на меня, Диджи?
— У вас были свои моменты. Вы усовершенствовались.
— Благодарю, — сказала она с явной иронией. — Вам, конечно, трудно поверить, но у поселенцев тоже хватает высокомерия. Вы лично также усовершенствовались, так что я возвращаю вам ваш комплимент.
Д.Ж. засмеялся:
— Все то, что я с удовольствием дал вам, а вы мне любезно вернули, связано с концом враждебности к долгой жизни.
— Вряд ли.
Глэдия засмеялась и удивилась, что его рука легла на ее руку Еще удивительнее было то, что она не отдернула своей руки.
— Я чувствую себя неловко, друг Жискар, — сказал Дэниел, — что леди Глэдия не под нашим непосредственным наблюдением.
— На борту этого корабля это необязательно, друг Дэниел. Я не определяю опасных эмоций, и в данный момент с ней капитан. Кроме того, ей полезно чувствовать себя хорошо без нас, по крайней мере, на то время пока мы будем на Земле. Возможно, нам с тобой придется провести неожиданную акцию, когда ее присутствие и безопасность явятся осложняющим фактором.
— Значит, это ты устроил сейчас ее отделение от нас?
— Чуть-чуть. Как ни странно, я обнаружил в ней сильную тенденцию подражать поселенческому образу жизни в этом отношении. Она подавляла стремление к независимости главным образом из-за ощущения, что этим нарушает обычаи космонитов. Эти ощущения и эмоции нелегко интерпретировать, потому что я никогда еще не сталкивался с ними у космонитов. Так что я просто ослабил торможение легчайшим прикосновением.