ьно, и заметил, что Дэниел тоже читает с ним. Илайдж ничего не говорил, Бейли тоже не задавал вопросов, если не считать того, что попросил инструкций по обращению с аврорским проектором.
Время от времени Бейли посещал маленькое помещение рядом с его каютой, предназначенное для разных личных нужд и называвшееся, как и на Земле, «туалетом». Помещение было рассчитано только на одного, и это смущало жителя Земли, привыкшего к длинным рядам писсуаров, унитазов, раковин и душей.
Проглядывая книгофильмы, Бейли не старался запомнить детали. Он не собирался стать экспертом по обществу: он хотел получить общее впечатление. Он сразу заметил, что аврорские пионеры — Отцы-основатели, земляне, заселившие Аврору в ранние времена космических путешествий — были очень земным народом. Их политика, их распри, все грани их поведения были земными. На Авроре происходили в основном те же события, что и в пустынных районах Земли, заселенных за пару тысячелетий до этого. На Авроре не было разумной жизни, чтобы воевать с ней, там вообще было очень мало какой-либо жизни, поэтому планета была быстро заселена людьми, земными животными и растениями, и, попутно привезенными паразитами и другими организмами, и, конечно, роботами.
Первые поселенцы быстро почувствовали планету своей, поскольку она попала им в руки безо всякой конкуренции, и сначала назвали ее Новой Землей. Это было естественно, потому, что она была первой планетой вне солнечной системы, первой планетой Галактики, первый заселенный Внешний Мир. Это был первый плод межзвездного путешествия, первая заря безмерной новой эры. Однако они быстро обрезали пуповину, связывающую их с Землей, и переименовали свою планету в Аврору, римскую богиню утренней зари. Это был Мир Зари, и поселенцы объявили себя основателями нового человечества. Вся предыдущая история человеческого рода была темной ночью, и только для аврорцев на их новой планете наступил, наконец, День. Этот великий факт, это великое восхваление сквозило во всех деталях: в именах, датах, победах и потерях. Это было самое главное. Были заселены другие миры, одни — земными жителями, другие — аврорцами, но Бейли не обращал внимания на детали. Наконец, он заметил два больших изменения, оттолкнувших аврорцев от их земных корней: первое — невероятная интеграция роботов во все сферы жизни, а второе — продолжительность жизни.
Чем более улучшались и становились многограннее роботы, тем более аврорцы зависели от них, не до беспомощности, не как на Солярии. Но все-таки зависимость росла. Насколько он мог видеть, каждый шаг в ходе интеграции человек-робот, казалось, вел к зависимости. Даже манера, в какой было достигнуто общее мнение о правах роботов — постепенное уменьшение того, что Дэниел назвал бы «необязательными различиями», было признаком зависимости. Не то, чтобы аврорцы стали более человечными: они отрицали механическую природу роботов, чтобы не признавать зависимости человека от предметов с искусственным разумом.
Что касается продолжительности жизни, то она сопровождалась спадом хода истории, Все острые углы сглаживались, росла преемственность, и росло единодушие. История, с которой знакомился Бейли, становилась все менее интересной, чем дальше он углублялся в нее. Она становилась почти усыпляющей. Для тех, кто жил в это время, это было благом. История интересна катастрофическими событиями для тех, кто о них читает, а для живущих она ужасна. Без сомнения, личная жизнь продолжает быть интересной для огромного большинства аврорцев, и если коллективное взаимодействие жизней увеличивает спокойствие — кто будет недоволен? Если в Мире Зари спокойный солнечный день, кто захочет грозы?
У Бейли несколько раз возникало странное ощущение. Если бы он попробовал описать его, то сказал бы, что это был момент инверсии — как будто его на долю секунды вывернули наизнанку, а затем обратно. Это было настолько мимолетно, что он чуть не упустил этого. Возможно, только через минуту он вдруг вспомнил, что уже испытывал такое ощущение, когда летел на Солярию и когда возвращался на Землю. Это был «прыжок», переход через гиперпространство, который в безвременный и беспространственный интервал посылал корабль через парсеки со сверхсветовой скоростью в нарушение лимита Вселенной. В этих словах нет никакой тайны, поскольку корабль просто выходил и летел где-то, где нет ограничений скорости. Весь секрет в концепции, потому что гиперпространство можно описать только математическими символами, а их в любом случае нельзя перевести во что-либо понятное. Если принять тот факт, что люди научились манипулировать гиперпространством, не понимая, чем они манипулируют, то эффект ясен. Только что корабль был в микропарсеках от Земли, а в следующий момент он в микропарсеках от Авроры. В идеале, прыжок занимает нуль времени, и если все происходит гладко, никаких биологических ощущений нет и не может быть. Физики, однако, утверждают, что идеальное течение процесса требует бесконечной энергии, и поэтому всегда бывает «эффективное время», не полностью равное нулю. От этого и происходит странное и в сущности безвредное ощущение инверсии.
Внезапно осознав, что он очень далеко от Земли и очень близко к Авроре, Бейли загорелся желанием увидеть Внешний Мир. Частично это было желание увидеть живых людей, а частично — естественным любопытством увидеть то, что наполняло его мысли после просмотра книгофильмов. Как раз в это время вошел Жискар с едой — скажем, ленчем — и сказал:
— Мы приближаемся к Авроре, сэр, но вам нельзя наблюдать это из рубки. Да и сейчас все равно ничего не видно. Только через несколько дней мы подойдем к Авроре достаточно близко, чтобы увидеть какие-либо детали.
Подумав, он добавил: — Но вам нельзя будет наблюдать из рубки и тогда.
Бейли растерялся. Видимо, предполагали, что он захочет наблюдать, и запросто пресекли это желание. Его присутствие как зрителя было нежелательно.
— Прекрасно, Жискар, — ответил он.
Робот вышел. Бейли сумрачно посмотрел ему вслед. Сколько еще ограничений наложат на него? Успешное выполнение задачи и так маловероятно, и кто знает, сколько еще разных способов придумают аврорцы, чтобы сделать это выполнение вообще невозможным.
Бейли повернулся и сказал Дэниелу: — Дэниел, мне уже надоело быть здесь пленником. Аврорцы на корабле боятся меня как источника заразы. Это чистый предрассудок. Меня же обрабатывали.
— Вас просили оставаться в своей каюте не потому, что аврорцы боятся.
— Да? А почему же?
— Может быть, вы помните: когда мы впервые встретились здесь, вы спросили, зачем меня послали эскортировать вас; я ответил — во-первых, для того, чтобы у вас здесь было что-то знакомое, вроде якоря, а во-вторых, потому что мне это было приятно. Наш разговор прервал Жискар, принесший книгофильмы, а потом мы погрузились в дискуссию о роботоубийстве.
— Да-да, вы мне не сказали о третьей причине. Какова же она?
— Ну, партнер Илайдж, просто я Могу защитить вас.
— От кого?
— Инцидент, который мы договорились называть роботоубийством, всколыхнул необычные страсти. Вас вызвали на Аврору, чтобы доказать невиновность доктора Фастольфа. А гиперволновой фильм…
— О, дьявол, Дэниел, — в ярости сказал Бейли, — эту штуку видели на Авроре?
— Его видели все Внешние Миры. Это была самая популярная программа, и она ясно показала, что вы совершенно исключительный следователь.
— Так что тот, кто стоит за роботоубийством, возможно, имеет преувеличенный страх передо мной и может пойти на риск предупредить мое появление и убить меня?
— Доктор Фастольф, — спокойно сказал Дэниел, — полностью убежден, что за роботоубийством никто не стоит, поскольку кроме него, никто не мог бы этого сделать. С точки зрения доктора Фастольфа, это была чистая случайность. Однако есть люди, пытающиеся извлечь выгоду из случайности, и в их интересах не допустить вас доказать ее. Вот поэтому вас и нужно защищать.
Бейли быстро сделал несколько шагов вдоль стены и обратно, чтобы ускорить свои мысленные процессы физическим напряжением. Он почему-то вовсе не чувствовал личной опасности.
— Дэниел, много ли на Авроре человекоподобных роботов?
— Вы имеете в виду сейчас, когда Джандер более не функционирует?
— Да, с тех пор как Джандер умер.
— Один, партнер Илайдж.
Бейли ошеломленно уставился на Дэниела и беззвучно повторил: — Один? Значит, вы единственный человекоподобный робот на Авроре?
— И в любом другом мире. Я думал, что вы это знаете. Я был прототипом, затем был сконструирован Джандер, после чего доктор Фастольф отказался конструировать, а больше никто не умеет.
— Но в таком случае, если из двух таких роботоводного убили, разве доктор Фастольф не думает, что и вы, Дэниел, в опасности?
— Он признает эту возможность, но шанс, что фантастически-неправдоподобный случай умственного замораживания будет иметь место во второй раз — ничтожен. Он не принимает его всерьез. Однако он чувствует, что возможен какой-нибудь другой несчастный случай. Это, я думаю, сыграло некоторую роль в посылке меня на Землю за вами. Это удалило меня от Авроры недели на две.
— Значит, вы такой же пленник, как и я сам?
— Я пленник только в том смысле, что я намерен не покидать этой каюты.
— А том смысле, что особа, ограниченная в передвижении, возмущена этим ограничением. Настоящее пленение не добровольно. Я же полностью понимаю причину, по которой я здесь, и соглашаюсь с необходимостью.
— Вы-то — да, — проворчал Бейли, — а я — нет. Я пленник в полном смысле. А какая у нас безопасность здесь?
— Только та, партнер Илайдж, что Жискар на посту снаружи.
— Он достаточно разумен для такой работы?
— Он вполне понял приказ. Он крепкий и сильный и осознает важность своей задачи.
— Вы хотите сказать, что он готов оказаться уничтоженным, защищая нас с вами?
— Да, конечно, как и я готов оказаться уничтоженным, защищая вас.
Бейли был ошеломлен:
— И вы не возмущаетесь ситуацией, в которой вас могут из-за меня лишить существования?