Фастольф развел руками. — Это моя единственная надежда.
— А у меня нет выбора. Я должен продолжать попытки, я не могу вернуться домой с неудачей. Мне было сказано об этом достаточно ясно. Скажите, доктор Фастольф, как можно было бы убить Джандера? Какие манипуляции над его мозгом надо было проделать?
— Мистер Бейли, я не уверен, что сумею объяснить это даже роботехнику, каковым вы, конечно, не являетесь. Однако я все-таки попробую. Вы, конечно знаете, что роботы были изобретены на Земле.
— Но земное происхождение роботов ясно всякому, кто об этом подумает. Общеизвестно, что гиперкосмические путешествия развивались с помощью роботов, а поскольку без этих путешествий Внешние Миры не были бы заселены, ясно, что роботы существовали еще в то время, когда Земля была единственной обитаемой планетой. Значит, роботы были изобретены на Земле землянами.
— Однако, Земля не гордится этим, не так ли?
— Не будем об этом, — коротко сказал Бейли.
— Земляне знают что-нибудь о Сьюзен Келвин?
— Я встречал это имя в старых книгах. Она была из пионеров роботехники.
— И вы больше ничего о ней не знаете?
— Я полагаю, что мог найти больше, если бы порылся в записях, у меня не было подходящего случая.
— Странное дело, — сказал Фастольф. — Она полубогиня для всех космонитов, но лишь очень немногие, за исключением настоящих роботехников, считают ее женщиной Земли. Это казалось бы космонитам профанацией. Они отказались бы верить, если им сказать, что она прожила едва ли более сотни наших лет. А вы знаете ее только как зачинательницу.
— Она имеет какое-то отношение к нашему делу, доктор Фастольф?
— Косвенное. Видите ли, вокруг ее имени собралось множество легенд. Большая часть их — выдумки, но люди держатся за них. Одна из самых известных — и самая неправдоподобная — касается робота, созданного в те примитивные времена, который, благодаря какой-то ошибке в производстве, получил телепатические способности.
— Как?!
— Я же вам сказал, что это легенда. Есть некоторые теоретические основания предположить, что это возможно, но совершенно непонятно, как можно включить такую способность. Но чтобы она могла появиться в позитронном мозге простом и грубом, какие были до гиперпространственной эры — это вообще немыслимо. Поэтому мы полностью уверены, что эта легенда — вымысел. Но позвольте мне рассказать ее, потому что у нее есть мораль.
— 6 любом случае давайте.
— Робот этот умел читать мысли, и когда ему задавали вопросы, он отвечал спрашивающему то, что тот желал услышать. По Первому Закону робот не может нанести человеку вред физический. Робот, читающий мысли, видимо, решил, что разочарование, злость или любые другие жестокие эмоции делают человека несчастным, и он относил эти эмоции под рубрику «вред». И если робот-телепат знал, что правда будет неприятна вопрошающему, он говорил ему приятную ложь. Понимаете? — Да, конечно.
— Итак, робот солгал самой Сьюзен Келвин. Ложь скоро вышла наружу, потому что разные люди слышали разные вещи, которые оказались несовместимыми между собой, но и шли вразрез с очевидностью. Сьюзен Келвин обнаружила, что робот солгал ей, и что эта ложь поставила ее в неудобное положение и принесла ей тяжелое разочарование. Вы никогда не слышали этой истории?
— Нет, даю слово.
— Поразительно! Она наверняка придумана не на Авроре, ибо одинакова на всех мирах. И Келвин решила отомстить. Она указала роботу, что, говорит ли он правду или ложь, он одинаково вредит тому, с кем имеет дело, и в обоих случаях нарушает Первый Закон. Робот, поняв это, вынужденно пришел к пол ному бездействию. Говоря более красочно, его позитронные связи сгорел и, мозг оказался непоправимо разрушенным.
— Как я понимаю, нечто вроде этого случилось с Джандером Пэнелом? Он встретился с противоречием в словах, и мозг его сгорел?
— Похоже на то, хотя это не так легко сделать, как во времена Сьюзен Келвин. Может быть, из-за этой легенды роботехники всегда затрудняют возможность противоречий. Поскольку теория позитронного мозга становится более тонкой, а практические проекты — все более замысловатыми, были созданы невероятно удачные системы для всех ситуаций, могущих иметь неадекватное решение, так что любое действие всегда можно перевести как повиновение Первому Закону. Но эти удачные системы не могут быть полностью удачными. Как бы тонок и сложен ни был мозг, всегда найдется какой-то путь поставить противоречие. Это основная математическая истина. И шанс на противоречие никогда не удается свести к нулю. Тем не менее, этот шанс настолько близок к нулю, что довести мозг до умственного замораживания может только очень знающий теоретик.
— Вроде вас.
— Да. А в случае человекоподобного робота — только я.
— Или вообще никто, — иронически заметил Бейли.
— Или вообще никто, — сказал Фастольф, игнорируя иронию. — Человекоподобные роботы конструируются с намеренной имитацией человека. Позитронный мозг очень нежен и так же хрупок, как человеческий. Как у человека может быть удар от какого-либо неожиданного события, удар изнутри, без вмешательства внешнего эффекта, таки человекоподобный мозг может от случайных бесцельных движений позитронов впасть в умственное замораживание.
— Вы можете это доказать?
— Я могу доказать это математически, но лишь тем, кто понимает математику, и не все согласятся, что рассуждение веское. Оно включает некоторые мои предположения, которые не соответствуют обычной манере мышления в роботехнике.
— Какова вероятность самопроизвольного умственного замораживания?
— Если взять, скажем, сто тысяч человекоподобных роботов, то с одним из них за время жизни аврорца может случиться такое. Но может и раньше, как случилось с Джандером.
— Послушайте, доктор Фастольф, если вы убедительно докажете, что самопроизвольное умственное замораживание может произойти вообще, это не будет доказательством, что такая вещь случилась с Джандером в частности.
— Да, — согласился Фастольф, — вы правы.
— Вы, величайший роботехник, не можете доказать этого в специфическом случае с Джандером.
— Вы опять-таки правы.
— Тогда почему вы надеетесь на меня? Что я могу сделать, если я ничего не смыслю в роботехнике?
— Тут ничего и не нужно доказывать, достаточно представить предположение, что именно могло вызвать самопроизвольное умственное замораживание, предположение, приемлемое для широкой публики.
— Например?
— Не знаю.
— Вы уверены, что не знаете? — резко спросил Бейли. — Позвольте мне указать вам одну вещь. Я думаю, аврорцы в основном знают, что я приехал на эту планету с целью взяться за вашу проблему. Трудно было бы привезти меня сюда тайно, учитывая, что я землянин, а это Аврора.
— Да, конечно, я и не пытался это сделать. Я посоветовался с Председателем Совета и убедил его дать мне разрешение привезти вас. Таким образом, я добился отсрочки суда. Вам дается шанс раскрыть тайну до того, как я предстану перед судом. Я сомневаюсь, что отсрочка будет долгой.
— Я повторяю: аврорцы знают, что я здесь и предполагаю разрешить загадку смерти Джандера.
— Конечно. Другой причины не могло и быть.
— И с тех пор, как я сел на корабль, вы держите меня под замком и под охраной, чтобы ваши враги не попытались устранить меня, словно я какой-то волшебник и обязательно приведу вас к победе, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства.
— Боюсь, что так.
— А допустим, что кому-то из ваших врагов удалось бы убить меня. Не окажется ли это вам на пользу? Не скажут ли люди, что ваши враги сами считают вас невиновным, иначе они не боялись бы расследования и не желали бы убить меня?
— Довольно сложное рассуждение. Полагаю, что ваша смерть, правильно организованная, могла бы послужить такой цели, но этого не произойдет. Вы под защитой, и вас не убьют.
— Но зачем защищать меня? Почему не позволить убить меня и использовать мою смерть как путь к победе?
— Я предпочел бы, чтобы вы остались в живых и действительно продемонстрировали мою невиновность.
— Но вы знаете, что я не могу этого сделать.
— А вдруг сможете? У вас есть стимул: от вашего дела зависит благополучие Земли, и, как вы сами сказали, ваша карьера.
— А что толку в стимуле? Если вы прикажете мне взлететь под потолок, угрожая в случае неудачи мучительной смертью, стимул у меня будет, но взлететь я все равно не смогу.
— Я знаю, что шансы очень малы, — неохотно сказал Фастольф.
— Вы знаете, что их не существует, — яростно сказал Бейли, — и только моя смерть может спасти вас.
— Ну, тогда я не буду спасен, поскольку забочусь, чтобы мои враги не дотянулись до вас.
— Новы можете дотянуться до меня. Вы сами могли бы убить меня и подстроить дел о так, будто это сделали ваши недруги. Тогда вы могли бы использовать мою смерть против них. Вот почему вы привезли меня на Аврору.
Фастольф с удивлением поглядел на Бейли, затем его лицо побагровело и исказилось в жестоком оскале. Схватив прибор для пряностей, он высоко поднял его и размахнулся, чтобы швырнуть им в Бейли. Бейли, полностью ошеломленный, откинулся на спинку стула. Как ни быстро действовал Фастольф, Дэниел среагировал еще быстрее. Бейли, совершенно забывший о существовании Дэниела, увидел смутный рывок, услышал неопределенный звук, а затем Дэниел уже стоял рядом с Фастольфом, держа прибор для пряностей и говорил:
— Надеюсь, доктор Фастольф, я ничем не повредил вам?
Бейли смутно отметил, что по другую сторону Фастольфа стоял Жискар, а все четыре робота, стоявшие у дальней стены, теперь подошли к самому обеденному столу.
Слегка задохнувшись, растрепанный Фастольф сказал: — Нет, Дэниел, ты действовал отлично. — Он возвысил голос: — Вы все действовали хорошо, но помните, что вы не должны были медлить, даже если я сам участвую.
Он мягко рассмеялся и снова сел, приглаживая волосы.
— Извините, мистер Бейли, что я напугал вас, но я чувствовал, что демонстрация будет более убедительной, чем все мои слова.