— Конечно, — сказала Глэдия.
Она подняла руку:
— Вы, я думаю, знаете Пандиона?
— Да. Надежный эскорт.
Он вышел, а робот пошел следом.
Бейли посмотрел на Глэдию, он не знал, убедит ли ее говорить, но в одном был уверен: пока доктор Фастольф был здесь, она не сказала бы всей правды.
Наконец Глэдия подняла глаза и тихо спросила:
— Как вы, Илайдж, себя чувствуете?
— Хорошо, Глэдия.
— Доктор Фастольф говорил мне, что приведет вас сюда по полю, и постарается, чтобы вы постояли некоторое время в самом открытом месте.
— Вот как? А зачем? Ради шутки?
— Нет, Илайдж. Я говорила ему, как вы реагируете на открытое пространство. Помните, как вы ослабели и чуть не упали в пруд?
Илайдж быстро кивнул головой. Он не мог отрицать, что помнит этот случай, но был явно недоволен напоминанием, и сказал ворчливо:
— Такого больше не случалось… Я подлечился.
— Но доктор Фастольф сказал, что хотел проверить вас. Все прошло хорошо?
— Более или менее. Я не падал.
Он вспомнил эпизод на борту космического корабля, когда садились на Аврору.
Там было другое дело, и упоминать сейчас об этом не стоило. Он сказал, меняя тему разговора:
— Как мне называть вас здесь?
— Вы же звали меня Глэдией.
— Может быть, это неудобно? Я мог бы сказать — миссис Дельмар…
Она резко прервала его:
— Я не пользуюсь этим именем с тех пор, как приехал а сюда. Пожалуйста, не зовите меня так.
— А как вас зовут аврорцы?
— Глэдия с Солярии, но это указывает на то, что я здесь чужая, и это мне тоже не нравится. Я просто Глэдия. Это не аврорское имя. Я не сомневаюсь, чтобы на планете была еще одна Глэдия, так что одного имени достаточно. И я по-прежнему буду называть вас Илайдж, если вы не возражаете.
— Не возражаю.
— Подать чай?
Бейли кивнул:
— Я не знал, что космониты пьют чай.
— Это не земной чай, это растительный экстракт, приятный на вкус и ни в коей мере не вредный. Мы называем его чаем.
Она подняла руку, и Бейли заметил, что рукав плотно охватывал запястье и соединялся с тонкими, телесного цвета перчатками. Она все еще выставляла минимум тела в его присутствии, уменьшая возможность инфекции.
Она подняла руку. Через несколько секунд робот принес поднос. Робот был даже более приветливым, чем Жискар, он ловко расставил чашки, налил чай, подал маленькие сандвичи и мелкое печенье.
— Как вы это делаете, Глэдия? — с любопытством спросил Бейли. — Вы только поднимаете руку, а робот уже знает, чего вы хотите.
— Это не сложно. Когда я поднимаю руку, искажается небольшое электромагнитное поле, постоянно находящееся в комнате. Разное положение руки и пальцев вызывает разные искажения, и мои роботы воспринимают эти искажения, как приказы. Я пользуюсь самыми простыми приказами: «Иди сюда!», «Принеси чаю!» и тому подобными.
— Я не заметил, чтобы доктор Фастольф пользовался такой системой у себя дома.
— Это солярианская система, и я ею пользуюсь. Кроме того, я всегда пью чай в это время, и Бурграф знает это.
— Это Бурграф?
Бейли с некоторым интересом взглянул на робота. Привычка быстро родит безразличие. В один прекрасный день он вообще перестанет замечать роботов. Но он не хотел этого. Он хотел, чтобы их не было здесь.
— Глэдия, я хотел бы остаться с вами вдвоем, даже без роботов. Жискар, выйдите к Дэниелу. Вы можете остаться на страже и там.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Жискар, приведенный в сознание звуком своего имени.
Глэдии это, кажется, показалось забавным:
— Какие вы, земляне, странные. Я знаю, что на Земле есть роботы, но вы, похоже, не умеете управлять ими. Вы выкрикиваете приказы, словно роботы глухие.
Она повернулась к Бурграфу и тихо сказала:
— Бурграф, никто из вас не войдет в комнату, пока я не позову. Не мешайте нам ни под каким предлогом.
— Слушаю, мэм, — сказал Бурграф.
Он оглядел стол, проверяя, не упустил ли чего-нибудь, и вышел из комнаты.
Бейли в свою очередь, посмеялся, но про себя. Голос Глэдии был тихим, но тон такой резкий, как у сержанта, обращающегося к новобранцу. Но чему, собственно, он удивляется? Давно известно, что слабости другого легче увидеть, чем свои.
— Ну вот, Илайдж, мы одни, даже роботы ушли.
— Вы не боитесь остаться наедине со мной? — спросил Бейли.
Она медленно покачала головой.
— Чего мне бояться? Жест, испуганный возглас, — и роботы тут же появятся. Ни один космонит не боится другого. Это не Земля. А почему вы спросили?
— Потому что боятся не только физического воздействия. Я ни в коем случае не допустил бы какого-либо насилия или дурного обращения по отношению к вам. Но вы не боитесь моих вопросов и того, что может открыться? Помните, что здесь не Солярия. Там я симпатизировал вам и намеревался доказать вашу невиновность.
— А теперь вы мне не симпатизируете?
— На сей раз убит не муж, и вас не обвиняют в убийстве, Уничтожен всего лишь робот, и, насколько я знаю, вас ни в чем не подозревают. Так что моя проблема — доктор Фастольф. И для меня чрезвычайно важно — о причинах нет нужды сейчас говорить — доказать его невиновность. Если дело обернется так, что пострадаете вы, я не смогу этому помочь. Я не сойду со своего пути ради вас. Я говорю вам это открыто.
Она подняла голову и надменно посмотрела на него:
— С какой стати я пострадаю от чего бы то ни было?
— Может быть, без вмешательства доктора Фастольфа мы как раз и обнаружим это, — холодно сказал Бейли.
Он ткнул в сандвич маленькой вилочкой — взять его рукой означало, что все остальные окажутся для Глэдии непригодными — переложил на свою тарелку, затем сунул в рот и запил чаем. Она тоже ела сандвич за сандвичем и пила чай, и оба остывали без раздражения.
— Глэдия, — сказал он, мне нужно точно знать о ваших взаимоотношениях с доктором Фастольфом. Вы живете почти рядом, у вас даже роботы практически общие. Он явно заботится о вас. Он не старается доказать собственную невиновность, разве что утверждает, что не виновен, а вас сразу же кинулся защищать, как только я усилил допрос.
Она слабо улыбнулась:
— Что вы подозреваете, Илайдж?
— Не уклоняйтесь. Я не хочу подозревать, я хочу знать.
— Доктор Фастольф говорил вам о Фании?
— Вы не спрашивали его, жена она ему, или только сотрудница? Спрашивали вы, есть у него дети?
Бейли почувствовал себя неловко.
Он должен был спросить. На Земле практически невозможно не знать обо всем, что касалось семейных дел соседей, поэтому никто ни о чем не спрашивал и делал вид, что не знает. Этакий общепринятый обман. Здесь, на Авроре не придерживались земных обычаев, однако Бейли автоматически держался их. Дурак!
— Нет, еще не спрашивал.
— Фания его жена. Он женился много раз, разумеется, последовательно, хотя на Авроре случается, что у кого-то одновременно несколько жен или мужей.
Она сказала это одновременно и оправдываясь и давая понять, что тема разговора ей не нравится.
— На Солярии это неслыханное дело. Тем не менее, этот брак доктора Фастольфа, видимо, скоро расстроится, и оба будут искать новых привязанностей, хотя не часто бывает, что один или оба супруга не дожидаются расторжения брака. Я не понимаю такого небрежного отношения, Илайдж, но знаю, что на Авроре именно так. Доктор Фастольф, насколько я знаю, скорее пуританских взглядов. Он всегда был верен временной супруге и не искал никого на стороне. На Авроре это считается старомодным и глупым.
— Я что-то читал об этом.
Бейли кивнул.
— Как я понял, брак заключается с намерением иметь детей?
— В теории — да, но в наше время мало кто принимает это всерьез. У доктора Фастольфа есть двое детей, больше ему не полагается, но все-таки он женился и просит разрешение на третьего. Ему, конечно, откажут, и он это знает. А другие даже не утруждают себя просьбами.
— Зачем же тогда утруждать себя женитьбой?
— От этого есть какие-то социальные выгоды. Они довольно сложны, и я их не понимаю.
— Ладно. Неважно. Расскажите о детях доктора Фастольфа.
— У него две дочери от разных матерей, конечно, не от Фании. Матери сами вынашивали дочерей, как это принято на Авроре. Дочери уже взрослые, у них свои дома.
— Он близок с дочерьми?
— Не знаю. Он никогда не говорит о них. Одна из них — роботехник, и я думаю, что он должен был бы как-то соприкасаться с ее работой, а вторая дочь где-то служит или имеет свой офис, точно не знаю.
— Вы не знаете, были ли семейные неурядицы?
— Не знаю, но вряд ли. Насколько мне известно, он в хороших отношениях со своими бывшими женами. Ни один из разводов не нес в себе злобы. Доктор Фастольф не тот человек. Что бы ни происходило рядом с ним, он всегда спокоен. Он будет шутить даже на смертном одре.
— Это, во всяком случае, правильная оценка, — подумал Бейли и сказал:
— А каково его отношение к вам? Только, пожалуйста, скажите правду. Мы не в том положении, когда скрывают правду, чтобы избежать осложнений.
Она спокойно встретила его взгляд.
— Тут нечего избегать. Доктор Фастольф, мой друг, и очень хороший.
— Вы ждете его развода, чтобы стать его следующей женой?
— Нет.
— Вы любовники?
— Нет.
— И не были?
— Нет. Вас это удивляет?
— Мне просто нужна информация..
— Тогда задавайте вопросы связно и не закидывайте меня ими, словно надеясь заставить меня в чем-то проболтаться.
Она сказала это без всякого раздражения, ее это как бы развлекало.
Бейли слегка покраснел и хотел сказать, что у него вовсе не было такого намерения, но, конечно, и отрицать это было бесполезно.
— Лада, — сказал он грубовато, — пойдем дальше.
Глэдия снова опустила глаза. Лицо ее стало чуть жестче, словно она погрузилась в прошлое, которое хотела бы забыть.
— Вы имеете представление о моей жизни на Солярии. Она не была счастливой, но другой я не знала. И только когда я попробовала прикоснуться к счастью, я поняла, до какой степени была несчастна моя жизнь. Первый намек на это пришел от вас, Илайдж.