— Еще что-нибудь?
— Еще несколько вопросов на другую тему, и я больше не буду докучать вам.
Затем он осторожно добавил:
— Вы знаете, что многие считают доктора Фастольфа виновным в убийстве Джандера?
Да.
— Вы знаете, что сам доктор считает себя единственным, кто мог убить Джандера тем способом, каким его убили?
— Да. Доктор сам говорил мне это.
— Думаете ли вы, что Джандера убил доктор Фастольф?
Она неожиданно резко взглянула на Бейли и сердито сказала:
— Конечно, нет! Зачем ему это? Джандер был его роботом, и доктор очень заботился о нем. Вы не знаете доктора, Илайдж. Он добрый человек, он ничего не мог плохого сделать кому-либо, и уж тем более, роботу. Этого просто не могло быть.
— У меня больше нет вопросов, есть только одно дело сейчас — взглянуть на Джандера, если вы позволите.
Глэдия встала. Ее простое платье не было черным, как полагалось бы на Земле, а какого-то тусклого цвета, без единой яркой искорки, и даже Бейли, отнюдь не знаток одежды, понял, насколько это платье траурное.
— Пошли, — тихо прошептала она.
Они прошли через несколько комнат, по коридору и поднялись по короткому пролету лестницы в маленькую комнату, одна стена которой светилась. В комнате были койка и стул, больше ничего.
— Это была его комната, — сказала Глэдия.
Затем, как бы отвечая на мысли Бейли, она добавила:
— Это все, в чем он нуждался. Я оставляла его одного иногда даже на весь день: я не хотела устать от него. Теперь я хотела бы, чтобы он был со мной каждую секунду. Я ведь не знала, что у нас так мало времени впереди. Вот он.
Джандер лежал на койке, прикрытый до груди мягкой блестящей тканью. Лицо его было спокойно и нечеловечески безмятежно, глаза широко раскрыты, но не прозрачны и без блеска. Он очень походил на Дэниела, и понятно, почему Глэдии было не по себе в присутствии Дэниела.
— Доктор Фастольф осматривал его?
— Да. Я в отчаянии пришла к нему, и если бы вы видели, как он бежал сюда, расстроенный, с болью, в панике, вы никогда бы не сочли его виновным. Но он ничего не мог сделать.
— Он раздет?
— Да. Доктор раздел его, чтобы осмотреть, а снова одевать не имело смысла.
— Вы позволите мне открыть его?
— Зачем? Что вы можете обнаружить, чего не обнаружил доктор Фастольф?
— Ничего. Но я должен знать, что ничего не упустил в расследовании.
— Хорошо, но потом опять накройте его.
Глэдия повернулась к нему спиной и уткнулась лбом в стену. Бейли знал, что она плачет.
Тело было, пожалуй, не совсем человеческое, мускулатура, пожалуй, несколько упрощенная, чуточку схематичная, но все остальное было на месте: соски, пупок и прочее, даже легкие волоски на груди.
Сколько дней прошло после того как его убил и? Во всяком случае, больше недели, и никаких признаков разложения. Робот. Тело было теплое, крепкое, упругое.
Бейли не мог избавиться от чувства неловкости, ему казалось, что он нарушает покой человека. Тело робота было куда более человеческим, чем труп человека.
Бейли снова прикрыл Джандера.
— Я закончил, Глэдия.
Она повернулась, посмотрела на Джандера и сказала:
— Пойдем?
— Да, конечно. Глэдия, вы так и оставите его здесь?
— А если оставлю, какое это имеет значение?
— В какой-то мере имеет. Вы должны постараться оправиться от потери. Нельзя носить траур в течение столетий.
Он сам осознавал, что его слова звучат сентенциозно, как же она должна воспринимать их?
— Я понимаю, что вы желаете мне добра, Илайдж, но меня просили сохранить Джандера до конца расследования, а потом его кремируют по моей просьбе. У меня будет его голограмма. Вы удовлетворены?
— Да. Мне пора вернуться в дом доктора Фастольфа.
— Я хочу, чтобы вы нашли того, кто это сделал и зачем. Я должна знать. И я уверена, что вы сможете.
Бейли вышел из дома Глэдии на закате. Дэниел шел позади него, Жискар, как и раньше впереди.
— Вы хорошо себя чувствуете, партнер Илайдж? — спросил Дэниел.
— Вполне, — ответил Бейли. — Он был доволен собой. — Я начал привыкать к Снаружи, Дэниел, и даже могу восхищаться закатом. Он всегда такой?
— Да. Но давайте пойдем быстрее: в это время года рано темнеет.
— Я готов. Пошли.
Бейли подумал, что лучше дождаться темноты — она дала бы ему иллюзию стен, а он в глубине души не был уверен, что его хорошее самочувствие, вызванное красивым закатом, продлится долго. Закат-то Снаружи! Нет, это трусливая неуверенность, он не должен поддаваться ей.
Жискар бесшумно подошел к нему.
— Может быть, вы предпочитаете подождать, сэр? Может темнота для вас лучше? Нам ведь все равно.
Бейли увидел других роботов в отдалении. Интересно, кто их послал для его охраны — Глэдия или Фастольф? Это подчеркивало их заботу о нем, но он упрямо не желал показать слабость.
— Нет, пойдем сейчас, ответил он, и быстро пошел по направлению к дому Фастольфа, хотя и не видел его за далекими деревьями.
Хорошо бы освободиться от страха, заставляющего зубы стучать от холодного вечернего ветра, и от него же гусиная кожа на руках?
Нет, здесь не Снаружи. Нет.
— Дэниел, вы хорошо знали Джандера?
— Мы некоторое время были вместе, со времени изготовления друга Джандера до его перехода в дом мисс Глэдии.
— Вас не смущало, что Джандер так похож на вас?
— Нет. Мы оба знали наши различия, и доктор Фастольф тоже не путал нас. Так что мы были два индивидуума.
— Вы тоже различали их, Жискар?
— Насколько я помню, не было такого случая, когда это потребовалось бы.
— А при необходимости?
— Я бы различил их.
— Дэниел в тот период, когда Джандер был в доме мисс Глэдии, вы виделись с ним?
— Нет, партнер Илайдж. Мисс Глэдия держала его в доме. В тех случаях, когда она посещала доктора Фастольфа, она никогда не брала его с собой, а когда я сопровождал доктора Фастольфа к ней, я не видел друга Джандера.
Бейли слегка удивился. Он хотел было задать тот же вопрос Жискару, но раздумал. Такой, как выразился Фастольф, перекрестный допрос роботов ничего, в сущности, не дает. Они не могут сознательно сказать то, что может повредить человеку, их не вынудишь к этому ни обманом, ни подкупом. Они не могут откровенно солгать, но будут вежливо давать бесполезные ответы. Они подошли к крыльцу дома, и Бейли почувствовал, что его дыхание участилось. Он был уверен, что дрожь рук и нижней губы происходит только от холодного ветра. Солнце уже село, на потемневшем небе стали появляться звезды. Бейли вошел в тепло сияющих стен дома. Он был в безопасности.
Фастольф встретил его:
— Вы вовремя вернулись, мистер Бейли. Ваша беседа с Глэдией прошла успешно?
— Очень успешно. Я, может быть, даже держу ключ к ответу.
Фастольф вежливо улыбнулся, и это не означало ни удивления, ни энтузиазма, ни сомнения. Он ввел Бейли в столовую, которая была меньше и уютнее той, где они завтракали.
— Мы с вами, дорогой мистер Бейли, будем обедать без формальностей, только вдвоем, даже роботов не будет, если вы желаете. О делах говорить не будем, разве что очень захотите этого.
Бейли ничего не ответил, так как остановился в изумлении, глядя на стены. Они были волнистые, сияюще-зеленые, медленно изменяющиеся по оттенкам от пола к потолку. Дрожащие светотени делали комнату похожей на грот на дне моря. Эффект был головокружительный — по крайней мере, для Бейли. Фастольфу не составило труда понять впечатления Бейли:
— К этому нужно привыкнуть, мистер Бейли. Жискар, уменьши освещение стен… Спасибо.
Бейли облегченно вздохнул: — И вам спасибо, доктор Фастольф. Я хотел бы сходить в туалет.
— Пожалуйста.
— Не могли бы вы… Бейли замялся.
Фастольф хихикнул:
— Вы найдете там все совершенно нормальным. Жаловаться вам не придется.
— Весьма признателен.
Туалет и в самом деле был просто туалетом, только более роскошным и более удобным, чем те, какие он видел. Он невероятно отличался от земного, не говоря уже о чистоте. Бейли мрачно подумал, что поживи он на Авроре подольше, ему трудно было бы снова привыкать к толпам в земных туалетах. А здесь его окружали удобства из слоновой кости и золота — имитации, конечно, но красиво. Он вдруг вздрогнул от воспоминаний о случайных обменах микробами на Земле. Наверное, то же чувствуют и космониты? Можно ли порицать их? Однако аврорцы так любят украшения, так настойчиво уверяют, что живут в согласии с природой, а сами приручают и ломают ее. Может, это только в доме Фастольфа? У Глэдии дом куда проще, но, может быть, потому что она с Солярии?
Обед был просто восхитителен. Как и за ленчем, присутствовало ощущение близости к природе. Блюд было много, и можно было заметить, что все они были когда-то частью растений и животных. Бейли уже начал смотреть на случайную косточку, жилку ил и хрящик не с отвращением, как раньше, а как на крошечное приключение. Некоторые блюда ему не очень понравились, но это был о неважно. Главное, что все они очень отличались по вкусу.
Несмотря на предложения Фастольфа, чтобы роботы не присутствовали, обслуживал их все-таки робот. Бейли подумал, что Фастольф настолько привык к роботам, что просто не заметил этого факта, а Бейлифе стал заострять его внимания. Робот был молчалив и двигался бесшумно. Его нарядная ливрея была как бы взята из исторической пьесы, которую Бейли видел по гиперволновой программе. Только при очень близком разглядывании можно было увидеть, что этот костюм был световой иллюзией, а робот был снаружи из гладкого металла, и только.
— Поверхность слуги сделала Глэдия? — спросил Бейли.
— Да, — сказал Фастольф.
Он был явно доволен.
— Она воспримет как комплимент, то, что вы узнали ее работу. Она молодец, верно? Ее работы невероятно популярны, и она занимает полезное место в аврорском обществе.
Разговор за столом был приятным, но незначительным. Бейли не настаивал на «деловой беседе», и в сущности, предпочитал помалкивать и наслаждаться едой, и потому не мог решить, как подойти к делу, которое казалось ему основным пунктом проблемы с Джандером. Фастольф взял дело в свои руки: