гда убили моего мужа.
— Здесь другое дело, Глэдия, — мягко перебил Фастольф. — Ваш муж был убит тупым предметом. Для этого было необходимо физическое присутствие убийцы, и если никого не было, кроме вас, это могло возбудить серьезные подозрения. В данном же случае, Джандер был выключен тонкой словесной программой. Физическое присутствие тут не нужно, а ваше не имело значения, потому что вы не знаете, как заблокировать мозг человекоподобного робота.
Они оба посмотрели на Бейли: Фастольф насмешливо, Глэдия печально.
Бейли раздражало, что Фастольф как бы юмористически смотрел на крушение как своего, так и его, Бейли, будущего. Кто на Земле стал бы так по-идиотски смеяться в подобной ситуации?
— Незнание еще ничего не означает, — медленно сказал Бейли. — Человек мог разговаривать с Джандером и неумышленно вызвать умственное замораживание.
Руки Глэдии взметнулись в крайнем волнении:
— Я этого не могла сделать даже случайно. Меня не было с ним, когда это случилось. Я разговаривала с ним утром. Он был совершенно нормальным. Через несколько часов я позвала его, но он не пришел. Я пошла за ним. Он стоял в обычной позе и казался вполне нормальным, но не ответил мне, и вообще не отвечал с тех пор.
— Может быть, вы сказали что-то, что привело его к умственному замораживанию, но не сразу, а, скажем, через час?
— Это абсолютно невозможно, — резко вмешался Фастольф. — Замораживание либо есть, либо его нет. Прошу вас, не терзайте Глэдию. Она неспособна вызвать замораживание сознательно, а сделать нечаянно — абсолютно немыслимо.
— Но так же немыслим и случайный позитронный сдвиг, о котором вы говорили?
— Не так же.
— Обе альтернативы исключительно неправдоподобны. Какая же разница в немыслимости?
— Очень большая. Я бы сказал, больше, чем между простым электроном и всей Вселенной в пользу сдвига.
Некоторое время все молчали, потом Бейли сказал:
— Доктор Фастольф, вы говорили, что пробудете здесь недолго.
— Я уже пробыл здесь слишком долго.
— Тогда, может, вы уйдете?
Фастольф поднялся:
— Зачем?
— Я хотел бы поговорить с Глэдией наедине.
— Мучить ее?
— Я должен допросить ее без вашего вмешательства. Ваше положение слишком серьезно, чтобы думать о вежливости.
— Я не боюсь мистера Бейли, доктор, — сказала Глэдия.
Затем она задумчиво добавила:
— Если его невежливость перейдет границы, мои роботы защитят меня.
Фастольф улыбнулся:
— Ну что ж, прекрасно.
Он встал и протянул ей руку, которую она быстро пожала.
— Я хотел бы, чтобы Жискар остался здесь для общей защиты, а Дэниел пусть будет в соседней комнате, если он не против. Не дадите ли вы мне одного из ваших роботов, чтобы он проводил меня до дома?
— Конечно, — сказала Глэдия.
Она подняла руку:
— Вы, я думаю, знаете Пандиона?
— Да. Надежный эскорт.
Он вышел, а робот пошел следом.
Бейли смотрел на Глэдию. Он не знал, убедит ли ее говорить, но в одном он был уверен: пока доктор Фастольф был здесь, она не сказала бы всей правды.
Наконец Глэдия подняла глаза и тихо спросила:
— Как вы, Илайдж, себя чувствуете?
— Хорошо, Глэдия.
— Доктор Фастольф говорил мне, что поведет вас сюда по открытому пространству, и постарается, чтобы вы постояли некоторое время в самом плохом месте.
— Вот как? А зачем? Ради шутки?
— Нет, Илайдж. Я говорила ему, как вы реагируете на открытое пространство. Помните, как вы ослабели и чуть не упали в пруд?
Илайдж быстро кивнул головой. Он не мог отрицать, что не забыл этот случай, но упоминание о нем ему не понравилось, и он сказал ворчливо:
— Такого больше не случится. Я напрактиковался.
— Но доктор Фастольф сказал, что хотел проверить вас. Все прошло хорошо?
— Более или менее. Я не падал.
Он вспомнил эпизод на борту космического корабля, когда садились на Аврору.
Там было другое дело, и упоминать сейчас об этом не стоило. Он сказал, меняя тему разговора:
— Как мне называть вас здесь?
— Вы же звали меня Глэдией.
— Может быть, это неудобно? Я мог бы сказать — миссис Дельмар…
Она резко прервала его:
— Я не пользуюсь этим именем с тех пор, как приехала сюда. Пожалуйста, не зовите меня так.
— А как вас зовут аврорцы?
— Глэдия с Солярии, но это указывает на то, что я здесь чужая, и это мне не нравится. Я просто Глэдия. Это не аврорское имя. Я сомневаюсь, чтобы на планете была еще одна Глэдия, так что одного имени достаточно. И я по-прежнему буду называть вас Илайдж, если вы не возражаете.
— Не возражаю.
— Подать чай?
Бейли кивнул.
— Я не знал, что космониты пьют чай.
— Это не земной чай, это растительный экстракт, приятный на вкус и ни в коей мере не вредный. Мы называем его чаем.
Она подняла руку, и Бейли заметил, что рукав плотно охватывал запястье и соединялся с тонкими, телесного цвета перчатками. Она все еще старалась оставлять закрытой большую часть поверхности тела в его присутствии, чтобы свести до минимума возможность инфекции.
Ее рука оставалась поднятой не дольше секунды, а уже через несколько секунд робот принес поднос. Робот был даже более приветливым, чем Жискар, он ловко расставил чашки, налил чай, подал маленькие сандвичи и мелкое печенье.
— Как вы это делаете, Глэдия? — с любопытством спросил Бейли. — Вы только поднимаете руку, а робот уже знает, чего вы хотите.
— Это несложно. Когда я поднимаю руку, искажается небольшое электромагнитное поле, постоянно находящееся в комнате. Разное положение руки и пальцев вызывает разные искажения, и мои роботы воспринимают эти искажения, как приказы. Я пользуюсь самыми простыми приказами: «Иди сюда!», «Принеси чай!» и тому подобными.
— Я не заметил, чтобы доктор Фастольф пользовался такой системой у себя дома.
— Это солярианская система, и я ею пользуюсь. Кроме того, я всегда пью чай в это время, и Бурграф знает это.
— Это Бурграф?
— Бейли с некоторым интересом взглянул на робота. Привычка быстро родит безразличие. В один прекрасный день он вообще перестанет замечать роботов. Но он не хотел этого. Он хотел, чтобы их не было здесь.
— Глэдия, я хотел бы остаться с вами вдвоем, даже без роботов. Жискар, выйдите к Дэниелу. Вы можете остаться на страже и там.
— Слушаюсь, сэр, — сказал Жискар, приведенный в сознание звуком своего имени.
Глэдии это, по-видимому, показалось забавным:
— Какие вы, земляне, странные. Я знаю, что на Земле есть роботы, но вы, похоже, не умеете управлять ими. Вы выкрикиваете приказы, словно роботы глухие.
Она повернулась к Бурграфу и тихо сказала:
— Бурграф, никто из вас не войдет в комнату, пока я не позову. Не мешайте нам ни под каким предлогом.
— Слушаю, мэм, — сказал Бурграф.
Он оглядел стол, проверяя, не упустил ли чего-нибудь, и вышел из комнаты.
Бейли, в свою очередь, посмеялся, но про себя. Голос Глэдии был тихим, но тон такой резкий, как у сержанта, обращающегося к новобранцу. Но чему, собственно, он удивляется? Давно известно, что слабости другого легче увидеть, чем свои.
— Ну вот, Илайдж, мы и одни, даже роботы ушли.
— Вы не боитесь остаться наедине со мной? — спросил Бейли.
Она медленно покачала головой
— Чего мне бояться? Жест, налганный возглас, — и роботы тут же появятся. Ни один космонит не боится другого. Это не Земля. А почему вы спросили?
— Потому что боятся не только физического действия. Я ни в коем случае не допустил бы какого-либо насилия или дурного обращения по отношению к вам. Но вы не боитесь моих вопросов и того, что может открыться? Помните, что здесь не Солярия. Там я симпатизировал вам и намеревался доказать вашу невиновность.
— А теперь вы мне не симпатизируете?
— На сей раз убит не муж, и вас не обвиняют в убийстве. Уничтожен всего лишь робот, и, насколько я знаю, вас ни в чем не подозревают. Так что моя проблема — доктор Фастольф. И для меня чрезвычайно важно — о причинах нет нужды сейчас говорить — доказать его невиновность. Если дело обернется так, что пострадаете вы, я не смогу этому помочь. Я не сойду со своего пути ради вас. Я говорю вам это открыто.
Она подняла голову и надменно посмотрела на него:
— С какой стати я пострадаю от чего бы то ни было?
— Может быть, без вмешательства доктора Фастольфа мы как раз и обнаружим это, — холодно сказал Бейли.
Он ткнул в сандвич маленькой вилочкой — взять его рукой означало, что все остальные окажутся для Глэдии непригодными — переложил на свою тарелку, затем сунул в рот и запил чаем. Она тоже ела сандвич за сандвичем и пила чай, и оба постепенно остывали от овладевшего ими раздражения.
— Глэдия, — сказал он, — мне нужно точно знать о ваших взаимоотношениях с доктором Фастольфом. Вы живете почти рядом, у вас даже роботы практически общие. Он явно заботится о вас. Он не старается доказать собственную невиновность, разве что утверждает, что не виновен, а вас сразу же кинулся защищать, как только я усилил допрос.
Она слабо улыбнулась:
— Что вы подозреваете, Илайдж?
— Не уклоняйтесь. Я не хочу подозревать, я хочу знать.
— Доктор Фастольф говорил вам о Фании? Вы не спрашивали его, жена она ему или только сотрудница? Спрашивали, есть ли у него дети?
Бейли почувствовал себя неловко.
Он должен был спросить. В смежных квартирах перенаселенной Земли дорожили уединением именно потому, что ему все угрожало. На Земле практически невозможно не знать обо всем, что касается семейных дел соседей, поэтому никто ни о чем не спрашивает и делает вид, что не знает. Этакий общепринятый обман. Здесь, на Авроре, конечно, не придерживались земных обычаев, однако Бейли автоматически держался их. Дурак!
— Нет, еще не спрашивал. Скажите.
— Фания его жена. Он женился много раз, конечно, последовательно, хотя на Авроре случается, что у кого-то одновременно несколько жен или мужей.