— Вы знаете Гремиониса, Дэниел?
— Я его никогда не видел.
— А вы, Жискар?
— Я видел его однажды, но мельком.
— Вы что-нибудь о нем знаете?
— Ничего, кроме того, что можно определить по внешнему виду, сэр.
— Вы не знаете, сколько ему лет?
— Нет, сэр.
Гремионис крикнул:
— Готовы?
Скутер его жужжал. Ясно было, что для передвижения по воздуху он не предназначен. Его колеса не могут отрываться от земли. Бронджи сел позади Гремиониса.
Жискар, Дэниел и Бейли сели в свой кар. Гремионис с места тронул скутер. Его волосы ветром отнесло назад, и Бейли подумал, как, наверное, чувствуешь ветер, когда едешь в такой открытой машине, как скутер. Он радовался, что полностью закрыт в своей машине, которая вдруг показалась ему куда более цивилизованным способом путешествия.
Гремионис махнул рукой, призывая их ехать за ним. Робот, сидевший позади, сохранял равновесие и не держался за талию Гремиониса, как, по мнению Бейли, обязательно держался бы человек.
Кар с некоторым трудом выдерживал небольшую скорость, чтобы не налететь на скутер.
— Одно смущает меня, — задумчиво сказал Бейли.
— Что именно? — спросил Дэниел.
— Василия пренебрежительно назвала его «брадобреем». Видимо, он имеет дело с прическами, одеждой и прочими личными принадлежностями человеческого быта. Почему же он живет на территории Института Роботехники?
Глава 12Снова Гремионис
Через несколько минут Бейли, с тех пор как прибыл на Аврору полтора дня назад, оказался в четвертом по счету аврорском доме.
Дом Гремиониса выглядел меньше и неряшливее других, хотя на неискушенный в аврорских делах взгляд Бейли имел вид построенного совсем недавно. Отличительный признак аврорских домов — ниши для роботов — был, конечно, налицо.
Жискар и Дэниел быстро заняли свободные ниши и молча замерли там. Почти так же быстро Бронджи занял третью пишу.
Бейли удивлялся, как роботы избегают столкновений при выборе ниши. Надо будет спросить об этом Дэниела.
Гремионис тоже оглядел ниши, провел пальцем по усикам и сказал чуточку неуверенно.
— Ваш человекоподобный робот, наверное, не должен быть в нише. Это ведь Дэниел Оливо, робот доктора Фастольфа?
— Да, — сказал Бейли. — Он тоже был в числе героев фильма. По крайней мере, актер сыграл его роль хорошо.
— Да, я помню.
Бейли заметил, что Гремионис, как Василия, Глэдия и даже Фастольф, держался в некотором отдалении. Существовало как бы отталкивающее поле, невидимое и неощутимое, вокруг Бейли. Оно не позволяло космонитам приближаться к нему, и они, встречаясь с ним, обходили его. Интересно, сознавал ли это Гремионис, или это получалось у него автоматически?
А что они сделают со стульями, на которых он сидел в их домах, с тарелками, на которых он ел, с полотенцами, которыми он пользовался — просто вымоют или как-нибудь простерилизуют? Может, выбросят?
А как насчет общественного туалета — сломают и выстроят новый?
Он понял, что ударился в дурацкие крайности.
Что и как делают аврорцы — это их дело, ему нечего ломать голову. О, дьявол!
У него своих проблем хватает. Вот и сейчас эта заноза — Гремионис. Он примется за него после ленча.
Ленч был довольно простой, в основном, растительный, но Бейли впервые слегка забеспокоился. Каждое блюдо имело слишком резкий вкус. Морковь имела какой-то подчеркнутый вкус моркови, горох — гороха. Везде чуть-чуть чего-то лишнего. Бейли ел не очень охотно, стараясь скрыть легкую тошноту. Затем он обнаружил, что начинает привыкать к аврорской пище, и даже опечалился: когда он вернется на Землю, ему будет не хватать этих вкусовых тонкостей.
Но, возможно, когда земляне обоснуются на других планетах, эта пища, приготовленная по-космонитски, будет эталоном новых кулинарных рецептов, особенно, если у них не будет роботов, готовящих и подающих еду.
Тут он с неудовольствием подумал, что не «когда», а «если» земляне обоснуются на новых планетах и это если целиком зависит от него, детектива Илайджа Бейли. Ответственность за осуществление этого лежит на нем.
Ленч кончился. Робот принес влажные салфетки для вытирания рук. Салфетки оказались необычными: когда Бейли положил свою на тарелку, салфетка стала сперва тонкой, как паутина, затем поднялась вверх и исчезла в отдушине на потолке.
Бейли чуть не подскочил от удивления, и, раскрыв рот, следил за ее исчезновением.
— Это новинка, которую я только что приобрел, — сказал Гремионис, — но не пойму, нравится она мне или нет. Некоторые говорят, что это будет засорять отдушину, и грязь в конце концов, попадет в наши легкие. Изготовитель, конечно, ничего не говорит, но…
Бейли прервал его несколько ворчливо:
— Вы парикмахер, мистер Гремионис?
Гремионис покраснел до корней волос:
— Кто вам это сказал?
— Извините, если невежливо так называть вашу профессию. На Земле так обычно говорят, и это никого не обижает.
— Я дизайнер по прическам и одежде. Это признанная отрасль искусства. Я, в сущности, артист, художник.
Его палец снова прошелся по усикам.
Бейли сказал серьезно:
— Я обратил внимание на ваши усы. Это так принято на Авроре?
— Нет, но надеюсь, что будет. Многим мужским лицам можно придать больше мужественности и сделать их красивее и выразительнее с помощью искусного дизайна, покрывающей их растительности, и такой дизайн — часть моей профессии. На планете Паллас лицевые волосы обычны, но там их красят. Каждый волос красится отдельно, в разный цвет, чтобы получилась смесь, но это глупость. Краски со временем изменяются, и усы выглядят ужасно. Но все-таки это лучше, чем лысина на лице. Голое лицо крайне непривлекательно. Эту фразу я сам придумал и пользуюсь ею в разговоре с потенциальным клиентом. Она действует весьма эффективно. Женщины могут обойтись без лицевых волос, поскольку пользуются гримом. На планете…
Его быстрая спокойная речь действовала гипнотически, так же, как и его манера смотреть с подкупающей искренностью.
Бейли пришлось почти физически встряхнуться.
— Вы — роботехник? — спросил он.
Гремионис выглядел испуганным и чуточку смущенным тем, что его прервали на полуслове.
— Нет, отнюдь. Я пользуюсь роботами, как все, но не знаю, что у них внутри. Меня это и не интересует.
— Но вы живете на территории Института Роботехники.
— А почему бы мне не жить тут?
Голос Гремиониса стал более враждебным:
— Если вы не роботехник…
Гремионис сделал гримасу:
— Это же глупо! Когда Институт еще только проектировался, здесь предполагалось автономное общество: собственный транспорт, свои мастерские для его ремонта, свои роботы для работы в мастерских, свои врачи, свои строители. Персонал живет тоже здесь. Разве у меня плохая профессия, и я не должен здесь жить?
— Я этого не говорил.
Гремионис отвернулся, еще чувствуя обиду, и нажал кнопку, а затем, изучив многоцветную четырехугольную полосу, сделал что-то, отчего раздался щелчок. С потолка спустился шар и повис в метре от их голов, затем раскрылся, как дольки апельсина, и в нем началась игра красок, сопровождаемая мягким звуком. То и другое смешивалось так искусно, что ошеломленный Бейли скоро перестал разделять свет и звук. Окна затемнились, сегменты шара стали ярче.
— Не слишком ярко? — спросил Гремионис.
— Нет, — поколебавшись ответил Бейли.
— Это для фона. Я подобрал мягкую комбинацию, чтобы легче было разговаривать в цивилизованной манере.
Затем он быстро добавил:
— Перейдем к делу?
Бейли отвел глаза от этой штуки — Гремионис не назвал ее — с некоторым усилием и сказал:
— Да, если вы позволите.
— Вы обвинили меня, что я что-то сделал для обездвижения этого робота Джандера.
— Я расследую обстоятельства гибели робота.
— Но в связи с этой гибелью вы упомянули меня. И вы только что спросили, не роботехник ли я. Я понимаю, что у вас на уме. Вы пытаетесь приписать мне какие-то знания роботехники и построить дело против меня, как прикончившего робота.
— Могли бы сказать — убийцы.
— Робота нельзя убить. Но в любом случае, я не приканчивал его, не убивал: назовите, как хотите. Я вам сказал: я не роботехник. Я ничего не знаю о роботах. Как вы могли даже подумать…
— Я должен расследовать все связи, мистер Гремионис. Джандер принадлежал Глэдии, а вы дружны с ней. Вот связь.
— У нее может быть куча друзей. Какая же это связь?
— Вы утверждаете, что никогда не видели Джандера, бывая у Глэдии?
— Нет, ни разу.
— Вы не знали, что у нее есть человекоподобный робот?
— Нет.
— Она никогда не упоминала о нем?
— У нее полон дом роботов, самых обычных. Она никогда не говорила, что имеет какого-то другого.
— Прекрасно. У меня нет причин — пока — предполагать, что это неправда.
— Тогда скажите это Глэдии. Вот из-за этого я и хотел вас видеть: просить вас об этом, настаивать.
— Разве у Глэдии есть причины думать иначе?
— Конечно. Вы отравили ее мысли. Вы спрашивали ее обо мне в связи с этим делом, и она решила… она не уверена… Во всяком случае, она вызвала меня сегодня утром и спросила, не сделал ли я что-нибудь с роботом. Я говорил уже вам.
— Вы отрицали?
— Ясное дело! Отрицал со всей убедительностью, потому что я и в самом деле ничего такого не делал. Но я не могу ее убедить, и хочу, чтобы это сделали вы. Скажите ей, что, по вашему мнению, я тут ни при чем. Вы должны сказать ей это, потому что не можете без всяких причин портить мне репутацию. Я заявлю о вас.
— Кому?
— Комитету Личной Защиты, в Совет. Глава Института — близкий друг самого Председателя, и я уже послал ему полный отчет об этом деле. Я не стал ждать, понимаете. Я стал действовать.
Гремионис потряс головой, как бы показывая свою решительность, но, судя по выражению лица, сам не слишком верил в убедительность сказанного.