и его гостями, чтобы не сказать — его пленниками. Но сначала ему, очевидно, хотелось дать им время притти в себя, полюбоваться изумительным кораблем, который уносил их в лазурную высь, и, несомненно, выразить свое удивление его изобретателю. Поэтому Робур удовольствовался тем, что стал шагать с одного конца палубы на другой, разрешая «гостям» на свободе осматривать расположение машин и все оборудование корабля или сосредоточить свое внимание на пейзаже, который рельефно развертывался далеко внизу.
— Дядюшка Прудэнт, — сказал тогда Фил Эвэнс, — если я не ошибаюсь, мы летим теперь над центральной частью Канады. Эта река, которая течет в северо-западном направлении, — река Святого Лаврентия. Город, который мы сейчас оставляем позади, — это Квебек.
Это был действительно старый город Шамплэна. Покрытые жестью крыши его домов сверкали на солнце, как рефлекторы. Очевидно, Альбатрос дошел до 56-го градуса северной широты, и этим можно было объяснить более ранний рассвет и большую продолжительность зари.
— Да, — продолжал Фил Эвэнс, — это безусловно он, город, расположенный амфитеатром, с крепостью на одном из холмов, Гибралтар Северной Америки. Вот его соборы — английский и французский; вот его таможня с ее куполообразной крышей, на которой развевается британский флаг!..
Фил Эвэнс не успел еще докончить фразы, как столица Канады начала уже исчезать вдали. Корабль входил теперь в небольшую гряду облаков, которые постепенно скрывали от его пассажиров поверхность земли. Заметив, что председатель и секретарь Уэлдонского института, видимо, заинтересованы техническим оборудованием Альбатроса, Робур подошел к ним и сказал:
— Ну что же, господа, теперь вы верите в возможность воздушных сообщений при помощи машин, «более тяжелых, чем воздух»?
Было трудно не соглашаться с очевидностью, но дядюшка Прудэнт и Фил Эвэнс не ответили ничего.
— Вы молчите? — продолжал инженер. — Без сомнения, это голод мешает вам говорить. Но если я взял на себя миссию поднять вас в воздух, не думайте, что я не сумею накормить вас чем-нибудь другим, помимо этой малопитательной среды. Первый завтрак уже ждет вас.
Так как оба — и дядюшка Прудэнт и Фил Эвэнс — остро чувствовали необходимость подкрепиться, то им было не до церемоний. Один завтрак ни к чему не обязывал, а когда Робур спустит их на землю, они сумеют проявить по отношению к нему полную свободу действий. Тотчас же обоих коллег провели на кормовую рубку в маленькую «дайнинг-рум» — столовую, где стоял хорошо сервированный стол. Там им надлежало обедать в течение всего путешествия отдельно от остального персонала Альбатроса. В числе блюд за столом были разные консервы и особый хлеб, сделанный из равных частей муки и мелко промолотого мяса с небольшим количеством свиного сала. Хлеб этот, сваренный в воде, дает прекрасный суп.
В свою очередь не был забыт и Фриколин. В носовой рубке он нашел крепкий бульон, сделанный из такого же хлеба. Он испытывал сильный голод, но челюсти его дрожали от страха и отказывались работать.
— А вдруг это сломается! — повторял несчастный негр.
Час спустя дядюшка Прудэнт и Фил Эвэнс снова появились на палубе. Робура там уже не было. На корме, в своей застекленной рубке, рулевой не спускал глаз с компаса и с полным спокойствием, без всяких колебаний вел корабль по пути, указанному инженером. Что касается остального экипажа, то все, очевидно, завтракали там, где работали, и только один помощник механика, наблюдавший за машинами, шагал от одной рубки к другой.
Но если скорость корабля была в это время и очень велика, двое коллег не могли еще ясно осознать это, хотя Альбатрос уже вышел из облаков и внизу, на расстоянии в тысячу пятьсот метров, виднелась земля.
— Этому просто не верится, — сказал Фил Эвэнс.
— Ну и не будем верить, — ответил дядюшка Прудэнт.
Они перешли теперь на нос корабля и устремили взгляды на западную часть горизонта.
— А, еще новый город! — сказал Фил Эвэнс.
— Узнаёте вы его?
— Да. Мне кажется, что это Монреаль.
— Но мы ведь покинули Квебек всего только два часа назад, не более.
— Это доказывает, что корабль идет со скоростью по меньшей мере двадцать пять лье в час.
Такова была действительная скорость Альбатроса. Если она не беспокоила пассажиров, то это объяснялось тем, что они шли теперь по направлению ветра. В тихую погоду такая скорость не очень приятна, так как она почти равняется скорости экспресса; при встречном же ветре было бы совершенно невозможно ее переносить.
Фил Эвэнс не ошибся: внизу, далеко внизу виднелся Монреаль, который легко можно было узнать по его заключенному в трубу мосту Виктория-бридж, переброшенному через реку Св. Лаврентия, подобно тому как железнодорожный виадук переброшен через венецианскую лагуну. Далее были видны его широкие улицы и громадные магазины, его банки, словно дворцы, собор, недавно построенный по образцу собора св. Петра в Риме, и, наконец, его Мон-Роаяль, который высится над городом и превращен в великолепнейший парк.
Фил Эвэнс, уже раньше бывавший в главных городах Канады, распознавал некоторые из них, не обращаясь с вопросами к Робуру. После (Монреаля в половине второго ночи они пролетели над городом Оттавой. Его водопады, видимые сверху, были похожи на колоссальный котел кипящей воды, переливающейся через край. Это создавало исключительную по своей грандиозности картину.
— А вот дворец парламента, — сказал Фил Эвэнс, указывая на нечто похожее на нюрнбергскую игрушку, возвышавшееся на одном из холмов.
Эта «игрушка» своей разноцветной керамикой была так же похожа на здание лондонского парламента, как монреальский собор был похож на собор св. Петра в Риме. Нельзя было сомневаться в том, что это город Оттава. Мало-помалу он стал уменьшаться на горизонте и скоро превратился в одно светящееся пятно.
Было около двух часов, когда Робур снова явился в сопровождении Тома Тернера. Робур сказал ему всего три слова, и тот не замедлил передать их своим двум помощникам, из которых один находился в передней, носовой рубке, а другой — в задней, кормовой. Тотчас же по знаку Тома Тернера рулевой изменил курс Альбатроса на два градуса ближе к юго-западу… Непосредственно после того дядюшка Прудэнт и Фил Эвэнс почувствовали, что поступательные винты завертелись с гораздо большей скоростью.
В действительности (эта скорость могла быть еще вдвое большей. Она могла превзойти все, что было достигнуто самыми быстроходными машинами в наземных сообщениях.
Последняя скорость — скорость урагана, который выворачивает с корнем деревья, скорость того страшного ветра, который во время грозы 21 сентября 1881 года в Кагоре доходил до цифры сто девяносто четыре километра в час. Это средняя скорость почтового голубя, которую превосходит только полет обыкновенной ласточки, делающей шестьдесят семь метров, и стрижа, делающего восемьдесят девять метров в секунду.
Нужно ли теперь прибавлять, что появление феномена, так заинтересовавшего жителей Старого и Нового Света, было не чем иным, как воздушным кораблем инженера Робура?
Труба, так громко звучавшая среди воздушных сфер, была трубой Тома Тернера, а флаг, развевавшийся на самых высоких точках Европы, Азии и Америки, был флагом Робура-завоевателя и его Альбатроса. И если до сих пор инженер прибегал к некоторым предосторожностям, чтобы его не увидели, если он предпочитал путешествовать по ночам, светя иногда своими электрическими фонарями, а днем исчезал над облаками, то теперь он будто уже не хотел скрывать тайны своего завоевания. Если он явился в Филадельфию и присутствовал на заседании Уэлдонского института, то Не для того ли, чтобы поделиться своим изумительным открытием?
Мы знаем, как Робур был принят в клубе, и увидим, к каким мерам он хотел прибегнуть по отношению к его председателю и секретарю.
Робур подошел к двум коллегам, которые старались показать, что они вовсе Не удивлены тем, что видели и в чем убеждались помимо своей воли. Без сомнения, в черепах этих двух англо-саксов гнездилось такое упрямство, побороть которое ему было трудно. В свою очередь, Робур не хотел показать, что он это замечает. Будто продолжая начатый разговор, прерванный часа два тому назад, он сказал:
— Вы, без сомнения, спрашиваете себя, в состоянии ли наш корабль, так изумительно подходящий для воздушных сообщений, двигаться с еще большей скоростью? Не было бы смысла завоевывать воздушное пространство, если бы он не был в состоянии «пожирать» его. Я добивался, чтобы воздух был для меня прочной точкой опоры; таким он и оказался. Я понял, что для борьбы с ветром нужно быть только сильнее его, и я сумел стать сильнее. Никакие паруса не нужны для того, чтобы нести меня вперед; никакие весла, никакие колеса — чтобы меня толкать; не нужны никакие рельсы, чтобы ускорять мой ход. Мне нужен воздух — и это все. Воздух, который окружает меня подобно тому, как вода окружает подводную лодку; воздух, в котором мои винты вертятся, подобно винтам парохода. Вот каким образом я разрешил задачу авиации. Вот что никогда не будет в состоянии сделать ни один воздушный шар, ни одно судно, более легкое, чем воздух.
Ответом было полное молчание обоих коллег, что, однако, нимало не смутило инженера. Он удовольствовался тем, что слегка улыбнулся, и сказал:
— Вы, может быть, спросите меня, обладает ли Альбатрос такой же способностью перемещаться вертикально, как и горизонтально? Другими словами, может ли он при необходимости подняться в более высокие зоны, уподобляясь в этом отношении аэростатам? На это могу ответить только одно: я не советовал бы вам заставлять ваш аэростат Вперед вступать в борьбу с Альбатросом.
Оба коллеги только пожали плечами. Возможно, что именно при таком маневре они и рассчитывали поймать инженера.
Робур подал знак, и поступательные тяговые винты вскоре остановились. Альбатрос пролетел еще милю и замер в неподвижности.
По другому знаку Робура подъемные винты завертелись с такой быстротой, какую можно сравнить то