До ночи путешественники пролетели несколько сот километров над довольно ровной местностью, изборожденной большими дюнами. Если бы Альбатрос захотел сделать остановку, он спустился бы в лощинах оазиса Уаргла, спрятанного в громадном пальмовом лесу.
Вскоре стал ясно виден город с тремя основными кварталами, со старинным дворцом султана, похожим на укрепленную касбу[47], с домами из кирпичей, артезианскими колодцами, вырытыми в долине, где корабль мог бы пополнить свои запасы воды.
Видели ли Альбатрос арабы, мозабиты и негры, делившие между собою оазис Уаргла? Без сомнения, видели, так как его приветствовали несколько сот ружейных выстрелов, не причинивших, однако, кораблю никакого вреда. Потом наступила ночь, та безмолвная ночь пустыни, тайны которой так поэтично описал Фелисьон Давид. В следующие часы корабль летел в юго-западном направлении, пересекая дороги д’Эль-Голеа, одна из которых была обследована бесстрашным французом Дюверье.
Была глубокая тьма.
Альбатрос вступил в экваториальный район за тропиком Рака. В тысяче километров от северной границы Сахары он перелетел через ту дорогу, где в 1846 году погиб майор Лэнг. Потом он перерезал путь, по которому идут караваны из Марокко в Судан. В этой части пустыни, где разбойничают туареги, путешественники услышали то, что там называют «пением песков», какой-то мягкий и жалобный шопот, будто бы вырывающийся из-под почвы.
Лишь один случай за это время вызвал всеобщее оживление. Внезапно поднявшаяся в воздух туча саранчи опустилась на палубу воздушного корабля. Насекомых было такое множество, что своей тяжестью они грозили утащить ко дну корабль! Экипаж поспешил сбросить обременительную нагрузку. Было оставлено лишь несколько сот этих насекомых, из которых Франсуа Тапаж решил сделать съедобное блюдо. И он сделал его так мастерски, что Фриколин забыл на минуту все свои страхи.
— Они стоят креветок! — удовлетворенно говорил Тапаж.
В это время Альбатрос находился у северной границы громадного королевства Судана.
Приблизительно в два часа пополудни показался город, расположенный в изгибе очень большой реки. Река эта была Нигер, а город — Тимбукту. До сих пор эту африканскую Мекку посещали одни только путешественники Старого Света.
Но теперь, благодаря чистой случайности и самому странному приключению, два американца могли бы по возвращении своем в Америку (если только они рассчитывали когда-нибудь туда вернуться) говорить: de visu, de auditu и даже de olfactu. De visu — о виденном, потому что они могли обнять взглядом весь треугольник площадью от пяти до шести километров, образующий этот город; de auditu— об услышанном, потому что в этот день был большой базар и оттуда доносился страшный шум; de olfactu — об обоняемом, потому что их обонятельные нервы были неприятно раздражены всеми запахами, которые доносились с площади Юбу-Камо, из мясных лавок около самого дворца древних царей Со-Маис.
Во всяком случае, инженер Робур не счел нужным скрывать от председателя и секретаря Уэлдонского института, что это был последний момент, когда они могли насладиться лицезрением королевы Судана.
— Господа, вот Тимбукту, — произнес он таким же тоном, каким за двенадцать дней перед тем объявил: «Индия, господа».
Затем он продолжал:
— Тимбукту на сто восемьдесят девятом градусе северной широты и пятом градусе пятьдесят шестой минуте западной долготы по Парижскому меридиану с отметкой в двести сорок пять метров над уровнем моря. Значительный город с двенадцатью или тринадцатью тысячами жителей, когда-то прославленный развитием искусств и наук. Может быть, вы пожелаете остановиться здесь на несколько дней?
Подобное предложение могло быть сделано инженером только иронически.
— Однако, — продолжал он, — для иностранцев было бы опасно жить среди негров, берберов, фуланов и рабов, особенно если я прибавлю, что наше появление на корабле не может им понравиться.
— Сударь, — ответил Фил Эвэнс тем же тоном, — чтобы иметь удовольствие вас покинуть, мы охотно рискнули бы быть плохо принятыми этими туземцами. Тюрьма вместо тюрьмы! Лучше Тимбукту, чем Альбатрос.
— Это дело вкуса, — возразил инженер. — Во всяком случае, я не пустился бы в такую авантюру, потому что отвечаю за безопасность гостей, делающих честь путешествовать вместе со мною…
— Таким образом, инженер Робур, — проговорил дядюшка Прудэнт, не будучи в силах сдержать свое негодование, — вам мало быть только нашим тюремщиком? К покушению на нашу жизнь вы прибавляете еще оскорбления?
— О, только иронию, не больше!
— Может быть, здесь на корабле найдется какое-нибудь оружие?
— Разумеется, целый арсенал!
— Двух пистолетов было бы достаточно, если бы один из них был в руках у меня, а другой — у вас!
— Дуэль! — вскричал Робур. — Дуэль, которая могла бы закончиться смертью одного из нас и которая наверное закончилась бы именно так! Ну нет, господин председатель Уэлдонского института! Я предпочитаю сохранить вас в живых.
— Чтобы быть уверенным в сохранении собственной жизни? Это очень благоразумно.
— Благоразумно или нет, но это, во всяком случае, меня удовлетворяет. Вам же предоставляется полная свобода думать иначе и жаловаться кому заблагорассудится, если вы сможете.
— Это уже сделано, инженер Робур!
— В самом деле?
— Разве было так трудно, когда мы пролетали через населенные пункты Европы, уронить какой-нибудь документ…
— И вы это сделали? — спросил Робур, чувствуя прилив неудержимого бешенства.
— А если мы это действительно сделали?
— Если бы вы это сделали, вы заслуживали бы…
— Что именно, господин инженер?
— Быть отправленными за борт Альбатроса вслед за вашим документом!
— Выбрасывайте же нас скорее! — вскричал дядюшка Прудэнт. — Мы это сделали!
Робур приблизился к пленникам. По его знаку подбежал Том Тернер и еще несколько человек.
Да! Инженер чувствовал страстное желание немедленно исполнить свою угрозу. Но чтобы не поддаться этому искушению, он поспешно ушел в свою каюту.
— Прекрасно! — вскричал Фил Эвэнс.
— То, что он не осмелился сделать сейчас, — сказал дядюшка Прудэнт, — осмелюсь сделать я! Да, я это еще сделаю!
В это время население Тимбукту целыми массами собиралось на площадях, на улицах, на террасах домов, построенных амфитеатром. В богатых кварталах Санкор и Сарахама, так же как и в самых жалких хижинах местечка Рагуиди, муллы[48] посылали с высоты минаретов свои страшные проклятия воздушному чудовищу. Но заклинания их были безвредней ружейных пуль.
До самого порта Кабара на изгибе Нигера не было места, где бы не волновался народ. Разумеется, если бы Альбатрос осмелился спуститься, он был бы сокрушен вдребезги.
На расстоянии нескольких километров шумные стаи аистов, ибисов и разного вида куропаток сопровождали корабль, соперничая с ним в скорости. Но Альбатрос летел так стремительно, что скоро значительно опередил их. Настал вечер, и в воздухе послышался рев многочисленных стад слонов и буйволов, пасущихся на этой территории, плодородность которой совершенно исключительна.
В течение двадцати четырех часов под Альбатросом стал постепенно развертываться весь район в петле Нигера, междунулевым меридианом и вторым градусом.
Если бы какой-нибудь географ имел в своем распоряжении такой воздушный корабль, с какой легкостью он мог бы снять план всей страны, получить отметки различных высот, определить направление рек с их притоками и местоположение городов и селений! Тогда не оставалось бы больше ни пустых мест на картах Центральной Африки, ни бледных пунктирных пятен, ни многих неясных обозначений, которые приводят в отчаяние всех топографов.
Утром 11 июля Альбатрос оставил позади горы Северной Гвинеи, сжатой между Суданом и Гвинейским заливом. На горизонте смутно рисовался профиль горной цепи Конг в Дагомейском королевстве.
С самого отлета из Тимбукту дядюшка Прудэнт и Фил Эвэнс могли убедиться, что направление пути Альбатроса было всегда с севера на юг. Отсюда они заключили, что если изменений в курсе не произойдет, то они скоро достигнут экватора. Неужели Альбатрос вновь покинет материк и устремится если не к Берингову, не к Каспийскому, не к Северному или Средиземному морю, то к Атлантическому океану?
Такая перспектива никак не могла успокоить обоих пленников. Тогда совсем пропали бы их шансы на побег.
Тем временем Альбатрос постепенно замедлял ход, будто бы колеблясь покинуть африканскую землю. Подумал ли инженер, что ему лучше направиться обратно? Нет! Все его внимание привлекала та страна, через которую они в это время пролетали.
Общеизвестно, что представляет собой Дагомейское королевство, одно из самых могущественных на западном побережье Африки. Оно достаточно сильно, чтобы вести войну со своим соседом — королевством Ашанти. Однако его территория весьма ограниченна: протяжение с юга на север лишь сто двадцать лье, а с востока на запад — шестьдесят лье. Зато население его, с тех пор как оно присоединило к себе независимые территории Ардра и Уайда, очень многочисленно — от семи до восьмисот тысяч жителей.
Но если Дагомейское королевство и невелико, оно часто заставляло говорить о себе, заслужив громкую известность невероятными жестокостями, какими отличаются все его празднества, изобилующие человеческими жертвоприношениями, ужасающими гекатомбами[49], цель которых почтить как умершего монарха, так и его заместителя. Считается даже высшей вежливостью при приеме королем Дагомеи какой-нибудь высокой особы или иностранного посла делать гостю приятный сюрприз, даря ему дюжину голов, отрубленных в его честь. Эту операцию производит сам министр юстиции минган, который великолепно справляется с ролью палача.