Проснулся я от повизгиваний голодного щенка. Не сразу понял, в чём дело, но, когда вспомнил, сунулся в гнёздышко.
Как только щенок услышал, что я проснулся, сразу же запищал громче, выпрашивая еду.
Пришлось вставать, нести его на кухню.
Прасковья уже вовсю кухарила. Аромат стоял такой, что аппетит разыгрался — я бы сейчас и сам слона слопал.
Налив щенку молока в блюдце, я потыкал его мордочкой.
Не сразу, но щенок сообразил, что нужно делать, и принялся с аппетитом лакать молоко. Лапы его при этом так потешно расползались.
Наблюдая, как он ест, я спросил у Прасковьи:
— Как там Мо Сянь?
— Да вроде очнулся, — ответила Прасковья, нарезая лук и заливаясь слезами.
Меня и самого на слезу прошибло, если честно. Но пока щенок не поел, я уходить не собирался.
— Вроде — это как? — поинтересовался я.
— Ну он проснулся, спросил, где вы. Потом накормил своего щенка и ушёл вместе с ним к себе в комнату.
— Давно это было?
— Дак утром ещё, — ответила Прасковья.
Меня как обухом по голове ударило.
— А сейчас сколько времени?
— Так солнце в зените, — Прасковья кивнула в сторону окна. — Скоро обедать будем.
Я аж зубами заскрипел. Проспал всё на свете! Ведь просил же!
— Я же просил тебя разбудить меня через час!
Прасковья испугалась и затараторила:
— Ой, барин, простите! Я не знаю, когда это — через час! Мы с управляющим и с Матрёной посоветовались, и решили, что вам выспаться нужно. Вот только вы семь дней без чувств лежали, а вчера опять вас ранили. А потом ещё китайца на себе тащили столько. Вот мы и решили, что вам сил набраться нужно.
Вот честно, ударил бы! Но ведь они из лучших побуждений… Заботились обо мне…
— Чёрт! Благими намерениями дорога в ад выстлана! — рявкнул я и приказав: — Позаботься о моём Умке! — выскочил на улицу.
Да, я дал щенку имя Умка. Само выскочило. Ну и ладно. Раз само пришло, то пусть так и будет.
Небо было хмурое. Тучи наплывали чёрно-серые, тяжёлые. Из таких обычно сыпет снег. А я одет был легко: штаны, рубаха да домашняя куртка. Но, собственно, не на праздник иду.
Запахнув куртку поплотнее, я побежал в деревню.
Понятно, что скорее всего дед Радим закончил тренировку. Но может согласится позаниматься со мной? Или хотя бы даст мне один-два урока.
Уже подбегая к частоколу, я вспомнил, что хотел взять с собой саблю и опять забыл. Чёрт бы подрал эту Прасковью! И чего сразу не сказала, что часов в доме нет! Надо бы как-нибудь озаботиться тем, чтобы приобрести, а то надоело уже, как время утекает.
На этот раз ворота мне открыли сразу без лишних разговоров.
Встретил меня Богдан.
— Дед Радим нужен! — выпалил я, едва вошёл.
— Подь сюды! — крикнул Богдан болтающемуся без дела пацану. И когда тот подошёл, приказал: — Сбегай, позови деда Радима.
Я бы, конечно, и сам сходил — чего пожилого человека гонять, но видел, что Богдан хочет что-то спросить у меня да не решается.
— Что? — помог я ему.
Богдан застеснялся, но всё же спросил:
— Правда что ли, что вы, барин, семь дней без чувств были?
— Правда, — подтвердил я.
— А как так получилось, что вы один чужаков ухайдокали?
Рассказывать Богдану, как так получилось, я не стал. Незачем ему это знать. Сказал только:
— Потому что я Корнев.
Да, я больше не отказывался от фамилии. Так получилось, что я принял этот мир и эту фамилию. А значит, должен привыкнуть. Я теперь Корнев. Последний выживший из рода. Взявший на себя обязательства главы рода защищать людей, живущих и работающих на моей земле. Теперь это моя жизнь и моя судьба.
После моего ответа у Богдана вопросы пропали. Ну и правильно. Я всё равно не мог ему всего рассказать. Да и не хотел рассказывать.
К счастью, пришёл дед Радим.
— О, барин, выздоровели!
— Как защита деревни, работает? — спросил я, чтобы сходу решить все дела и перейти к тренировке.
Дед Радим поклонился.
— Работает, спасибо большое, Владимир Дмитриевич! Не надеялся, что что-то получится, ведь у вас силы не было. Но всё работает. Видать корневская кровь сильная.
Я кивнул.
Дед Радим сам того не зная, повторил мой ответ Богдану — у меня всё получается, потому что я Корнев. И всё. Остальное детали.
Кстати, о деталях.
— Дед Радим, — теперь уже поклонился я. — Я не успел на тренировку. А мне нужно. Не могли бы вы показать мне какие-нибудь упражнения…
Дед Радим внимательно посмотрел на меня и сказал, усмехаясь в усы.
— Отчего ж не показать? Покажу! Пойдём?
Развернулся и зашагал в сторону тренировочной площадки.
Когда пришли, старик повернулся ко мне и сказал:
— Покажу вам, Владимир Дмитриевич, одну очень важную вещь — в бою сильно полезную.
Глава 30
Я ждал какой-то хитрый приём. Но всё оказалось проще и сложнее одновременно.
— Впусти своего противника в своё сознание, — сказал мне дед Радим.
— Это как? — растерялся я.
— Открой ему своё сознание, впусти его в себя…
Моему разочарованию не было предела.
Что значит, впустить в себя? Глупость же? Как мне это поможет в бою?
— Но ведь тогда я буду беззащитен перед ним, — попробовал я объяснить всю несостоятельность этой идеи.
— Когда ты закрыт, то ты даёшь опору своему противнику. И ты становишься для него уязвимым. Вот смотри. Вот ведро. Оно пустое. Точнее, в нём воздух. И вот воздух, который вокруг нас. И там, и там воздух. Если ты выстрелишь из лука в воздух, который в ведре… Ну или ударишь мечом… И если ты выстрелишь или ударишь вот этот воздух. В каком случае поражение будет сильнее? Этот воздух не имеет границ. А тот, что в ведре, ограничен ведром. И ведро ты точно попортишь. Получается, границы делают нас уязвимыми.
— Но ведь я не воздух, у меня есть тело! И оно вполне конкретное, с конкретными границами! — ответил я, не понимая, что именно хочет донести до меня дед Радим.
— Твои границы только в твоём сознании. И они такие, какими ты их видишь.
— Как это? — не понял я. — Если выстрелят из лука в меня, то не важно, как я вижу свои границы, меня просто проткнут и всё.
— Нет, — засмеялся дед Радим. — Если ты впустишь противника в своё сознание, то ты увидишь, когда он соберётся стрелять и уйдёшь с острия его атаки.
— А если не увижу?
— Увидишь. Причём, до того, как он выстрелит. У тебя будет очень много времени. Ты впустишь его и его сознание станет твоим.
— Но ведь тогда и моё сознание станет его! — возмутился я. — Ведь это же в обе стороны работает?
— Да, — согласился дед Радим. — так и есть.
— Ну и зачем мне это надо, чтобы он залез в мою голову.
Дед Радим засмеялся.
— Вот такие мысли и делают тебя слабее! Давай, нападай! Смелее!
Я попробовал ударить деда Радима. И это было как-то странно. Я хорошо видел его глазами, но я как будто не видел его совсем. Я бил по телу, которое находилось прямо передо мной, но все мои удары попадали в пустоту. Причём, дед Радим не убегал. Он даже не сильно и отклонялся. Точнее, откланялся, но ровно настолько, чтобы пропустить мой удар мимо себя. И как он умудрялся предугадывать удар, я понятия не имею.
— Что, не получается? — засмеялся дед Радим. — Давай сильнее! Бей, не жалей!
Да я и так уже не сдерживался. Я добросовестно лупил… пустоту. Причём, я пробовал разные удары, пробовал обманные — показывал, что буду бить правой, а сам без замаха бил левой или вообще ногой.
Разницы не было, я ни разу не попал по деду Радиму. Он стекал, уходил от моих атак, и это был факт. Старый дед был намного подвижнее меня — того, кто имел боевой опыт и тело шестнадцатилетнего пацана. Хотя по идее должно быть наоборот.
А я чувствовал себя полнейшим дураком. И всё чаще, нанеся удар, именно я летел кубарем… Я! А не вот этот старик!
— Я открыт для вас, барин, — уклоняясь от меня, говорил дед Радим. — Я впустил вас в своё сознание. И потому вижу ваше намерение и направляю его туда, куда мне нужно…
И я тут же полетел кубарем, а дед Радим остался стоять и смотреть на меня, хотя по логике всё должно быть наоборот.
— Я вижу ваше намерение и направляю его туда, куда нужно мне, — повторил дед Радим, и я снова отправился в полёт. — А значит, сейчас я ваш хозяин, а не вы мой, Владимир Дмитриевич.
— Я не понимаю, — сдался я.
— Конечно, не понимаете, — согласился дед Радим. — Потому что смотрите глазами. А вы посмотрите сознанием.
— Как это?
— Просто… — засмеялся дед Радим. — Попробуйте смотреть мимо меня. Я сейчас буду бить вас. Смотрите!
И вдруг случилось чудо — я увидел движение. Простое и непрерывное. Я увидел, как оно перетекает из ноги, которой дед Радим оттолкнулся, через тело в руку. И вот рука начала движение в мою сторону.
Оказалось, что у меня уйма времени, чтобы решить, как поступить — отклониться, поставить блок, сбить боковым ударом…
Это было завораживающее зрелище!
— Вижу, вы увидели, Владимир Дмитриевич, — остановился дед Радим. — Тогда на сегодня всё. Идите, учитесь впускать других в своё сознание…
Я поблагодарил деда Радима за урок, и, не задерживаясь, поспешил в поместье, чтобы уже там с чувством, с толком, с расстановкой научиться впускать всех в своё сознание. Хотел поспешить…
Я подходил к большой избе, когда на крыльцо выскочила девушка и, не глядя, выплеснула из ведра грязную воду. Естественно, окатив меня с ног до головы.
И тут же взвизгнув:
— Ой, барин! Простите! — бросила ведро, кинулась к обтекающему мне и принялась снимать с меня рыбьи кишки, которыми я теперь был увешан, как новогодняя ёлка гирляндами.
— Эк ты, Любка, подгадала, — засмеялся неизвестно откуда взявшийся Микола. — Гляди на кого теперь барин похож! А уж воняет как! — потешался он.
А от меня воняло, это да. Ещё как воняло!
— Вы что, охренели?! — прорычал я, приходя в себя.
— Барин, пощадите меня, — запричитал