Это только само оружие. А как пользоваться им? Кто объяснит, как можно попасть в цель, если линия, соединяющая глаз стрелка и мишень, не совпадает с предполагаемой траекторией полета снаряда? Причем в момент прицеливания стрелок двумя пальцами удерживает нагрузку в несколько десятков килограммов.
Только и это еще не весь смех. Тетива натягивается двумя способами — до груди или до уха. При этом оказываются задействованными группы мышц, которые мало для чего еще нужны в жизни. То есть у обычного человека, даже очень физически сильного, необходимые для стрельбы мышцы развиты слабо.
Вывод? А он очевиден! Если смотреть на вещи трезво, то изготовить соответствующий лук и научиться сшибать из него уток и зайцев на расстоянии до десяти метров, наверное, можно… за несколько месяцев. Но стоит ли?
Тогда что остается: самострел? Арбалет? А почему, собственно, нет? Кажется, одна из причин его популярности в Средние века как раз и заключалась в том, что обращение с этим оружием не требовало многолетней подготовки: покрутил ворот (или что там еще), положил в желоб стрелу-болт, целься хоть целый час и стреляй. Ни здоровья большого не надо, ни особых навыков. Римский Папа, кажется, в двенадцатом веке арбалет даже запретил, как оружие варварское и антигуманное. Арбалет уступает луку только в одном — в скорострельности. И с этим ничего не поделаешь.
Рассмотрим для начала теоретические аспекты. Лук появился примерно сорок тысяч лет назад. Это, конечно, не означает, что именно тогда он и был изобретен. Скорее всего, в это время он получил широкое распространение и занял прочное место в охотничьей и военной практике. Приспособления для охоты на мелких зверей и птиц, наверное, существовали не одну тысячу лет до этого. Когда появился арбалет, точнее, самострел, науке тоже неизвестно. Вполне возможно, что вместе с луком, но широкое распространение он получил только в Средние века в Европе, где вскоре был вытеснен огнестрельным оружием. То есть само это приспособление не является каким-то поздним «ноу-хау», но первобытные им пользовались мало, наверное, по той же причине — низкая скорострельность. И потом, в принципе можно представить композитора, не знающего нот, или писателя, не владеющего грамотой, но охотника, не умеющего стрелять из лука?! С другой стороны, арбалет смог соперничать с луком, когда для его изготовления стали использоваться «высокие технологии», в частности металл…
«Ладно, — вздохнул Семен. — В конце концов, мне не надо ни с кем соперничать, мне нужно нечто убойное, но простое в изготовлении и использовании. По сути, что такое арбалет или самострел? Это короткий тугой лук, закрепленный в деревянном ложе, приспособление для натягивания тетивы и спусковой механизм… А ведь это, пожалуй, может и получиться!»
Руки чесались немедленно приступить к работе, но Семен удержал себя и целый день посвятил теоретическому решению инженерно-технических проблем.
«Лук придется делать составным — тело деревянное, а плечи из фрагментов оленьего рога (крепеж — сухожилия и полоски шкуры). Ложе — целый кусок дерева (желательно изобразить нечто вроде приклада). Механизм натягивания тетивы простейший (как у русского самострела): спереди на ложе крепится „стремя“, а к поясу стрелка привязывается крюк (из того же рога). Нога вставляется в стремя, стрелок наклоняется, цепляет крюком тетиву и, разгибая корпус, натягивает ее до зацепа».
Больше всего пришлось помучиться с изобретением спускового механизма — как ни крути, а нужно хоть немного металла. В конце концов Семен и эту проблему осилил, решив пожертвовать ключами от дома родного. Правда, получилось так, что отпускать стопор придется не указательным пальцем, а большим. По сути, зацеп для натянутой тетивы — это просто выступ деревянного ложа. Ясно, конечно, что после нескольких «пусков» от этого выступа ничего не останется, каким бы твердым ни было дерево. Чтобы этого избежать, выступ надо усилить металлом — круглой плоской головкой ключа. А если его закрепить на поперечной оси, то он заодно станет маленьким рычажком, который будет сбрасывать тетиву с зацепа. Все это очень грубо, примитивно и неудобно — при натягивании тетивы одной рукой придется придерживать ключ на выступе, чтобы его не своротило набок. С другой стороны, в такой конструкции почти нечему ломаться и изнашиваться, а это серьезное достоинство.
«Итак, — подвел итог Семен, — теоретические решения базовых проблем найдены. Можно засучивать рукава, которых нет и в помине, и браться… М-да, а за что конкретно браться? Деревяхи подходящей для ложа нет, рогов тоже нет — все нужно искать».
Пришлось организовывать экспедицию в степь — рога, как известно, в лесу не растут. Семен готов был топать до места убиения оленя и тосковал, представляя, какое расстояние придется пройти. Но все обошлось «малой кровью» — километрах в трех от границы леса он наткнулся на следы чьей-то давнишней удачной охоты. Тут нашлась и пара рогов, прокаленных на солнце, и масса костей, правда, почти все они были раздроблены чьими-то мощными челюстями.
— «Кто здесь был?» — спросил Семен у волчонка, который рыскал где-то поблизости.
— «Гиены», — последовал молчаливый ответ.
«Ну да, конечно, — вспомнил Семен, — гиены тоже входили в состав „мамонтовой фауны“, только они были, кажется, не обычными, а „гигантскими“. Милое дело…»
Когда волчонок понял, что Семен, загрузившись падалью, собирается возвращаться в лагерь, разочарование его было беспредельным. Оно просто граничило с возмущением, как будто его лишили чего-то, принадлежащего ему по праву: он не был голоден, он желал ОХОТЫ!
Человек почувствовал это настолько остро, что не выдержал и сбросил свой груз на землю.
— «Иди сюда! — позвал Семен и, перехватив посох, принял боевую стойку. — Сейчас я устрою тебе охоту!»
Он «мутузил» волчонка минут тридцать, до полного изнеможения — и его, и своего. Надо сказать, что справляться с ним раз от раза становилось труднее: волчонок быстро рос, наливался силой и почти ничего не забывал из полученных уроков. Оставалось радоваться, что древесина посоха достаточно плотная и пока еще не сильно страдает от волчьих зубов. Семен очень надеялся, что «тренирует» не собственного убийцу. С другой стороны, отказать в «игре» волчонку у него просто не хватало силы воли.
Работа закипела. При наличии столь обильного и разнообразного инструмента (нож, кремневые скребки, камни) каждую деталь можно было обрабатывать неделями, если не месяцами. Но Семен решил быть «ближе к природе» и максимально использовать готовые, так сказать, формы.
Новоявленный мастер-оружейник и раньше не рассчитывал, что сможет изготовить нечто изящное, но то, что получилось в итоге, испугало его самого. Агрегат весил не меньше восьми килограммов (а скорее, все десять) и состоял из лука длиной чуть меньше метра и ложа с прикладом общей длиной примерно сто двадцать сантиметров. Тетива из бережно сохраненной капроновой веревки, многократно усиленной сухожилиями, была толщиной с его мизинец. Семен отрегулировал ее длину так, чтобы она не была напряженной, когда оружие не взведено.
Семен не ошибся в том, что плечи лука будут сгибаться до нужного положения — не зря, оказывается, их когда-то мучили в институте ненужным сопроматом, но вот в том, какое для этого потребуется усилие, он просчитался. Первая попытка натянуть тетиву до «зацепа» привела к тому, что, не выдержав нагрузки, оторвалось «стремя». Пришлось усиливать крепеж, что добавило оружию еще добрых полкило веса. Вторая попытка была более успешной: до «зацепа» оставалось совсем немного, когда Семен почувствовал, что его сейчас просто разрежет пополам. Пришлось кроить и шить из шкуры сложную обвязку, чтобы хоть как-то распределить нагрузку на корпус стрелка.
И вот исторический (точнее — ДОисторический) момент настал: оружие взведено! Семен вытер пот со лба и вложил в желоб тяжелую толстую палочку, длиной сантиметров сорок, — заготовку для будущей стрелы. «Ну, с Богом! — сказал он, направляя оружие вдоль песчаной косы. — Только бы ничего не отвалилось после выстрела! Хотя чему тут отваливаться?»
И спустил тетиву.
Он специально выбрал для испытания такое место, чтобы потом подобрать стрелу и прикинуть дальность полета. Ничего не вышло: свой снаряд он так и не нашел — ни на трехстах метрах, ни дальше. «Моща, однако», — подумал Семен и почесал ушибленное отдачей плечо.
Глава 8
Считать дни Семен перестал давно. Как-то раз он забыл сделать вечером очередную зарубку на своем «календаре». На другой день вспомнил об этом, но идти в лагерь специально для этого поленился и отложил дело на потом. А вечером, разумеется, вновь забыл. Когда же он добрался до заветной палочки, то обнаружил, что не может вспомнить, сколько дней прошло после последней отметки — четыре или пять? Он устал за день, голова была занята другим, и он махнул рукой: «Какая, в конце концов, разница?» К собственному удивлению, без счета дней Семен испытывал не больше дискомфорта, чем без часов. Все эти меры времени в первую очередь нужны для координации действий между людьми, а с кем ему координироваться? В итоге он не смог точно определить, сколько провозился с арбалетом — дней семь-восемь, наверное.
Погода стояла жаркая, и посуда сохла прямо на глазах — только успевай поворачивать. Да и продукт, заквашенный в яме, вел себя прекрасно: тихо побулькивал и распространял вокруг себя такой аромат, что пролетавшие поблизости стрекозы и бабочки падали на землю и лежали, вяло шевеля лапами. Семену очень хотелось пострелять в мишень из новой «пушки», но он решил это дело отложить — как бы продукт не перекис. Пора было озаботиться тарой.
На сей раз он готовился со всеми мыслимыми предосторожностями: высохшую посуду выставил на солнце, а потом развел костер и прогрел каждое изделие над огнем. Для обжига выкопал широкую плоскую яму, поверх нее уложил параллельно друг другу нетолстые бревна и заполнил промежутки хворостом (это для подтока воздуха). Поперек брев