В два часа ночи её вызвали в патологию. Потому что Мальцева Татьяна Георгиевна сегодня была ответственным дежурным врачом.
Беременная с сахарным диабетом под покровом темноты сожрала целый торт. Огромный кремовый торт. Она, эта горе-беременная, знала, чем ей это грозит. И сожрав в одну харю практически кило сахара, уколола себе «немножко больше» инсулина, чем «доктор прописал». Она же, мол, знает, что во время беременности ухудшается толерантность к углеводам и усиливается полиурия, полидипсия и повышается уровень гликемии. Она же, мол, не первый год с сахарным диабетом живёт. Она же знает, что необходимо увеличение дозы… Слава богу ещё, что сама всё это рассказала. Успели вовремя. А могла бы в кому влететь или прямиком до той бабы с косой. Зачем торт в два часа ночи да ещё в таком количестве? Убедительный аргумент: «очень хотелось!» Все тридцать шесть недель хотелось. Никто не давал. Ни муж, ни мама. Муж – тот ещё хоть иногда на работе, а мама всё время дома. Беременная только сегодня госпитализировалась, и когда все родственнички вечером наконец разбрелись, оставив её в покое, вышла, дотопала до супермаркета, купила торт и… Когда весь персонал успокоился – села и съела. Съела огромный кремовый торт весь, без остатка. Когда «передозный» инсулин уколола – на всякий случай на кнопку вызова персонала нажала. Мало ли… Ой, какая молодец, надо же! Умничка просто! Действительно, перед несоблюдением положенного тебе меню стоит озаботиться вызовом неотложки.
Вернувшись на первый этаж, Татьяна Георгиевна заглянула в родильный зал. Интерн сидел за столом и что-то читал.
– Александр Вячеславович, – чуть громче шёпота обратилась к нему Мальцева, – не хотите выпить по глоточку абсента у меня в кабинете?
Кадр двадцать пятыйМорфин, сигара, два чемодана
На пятиминутке всё было на редкость прекрасно и даже Ельский надменно кинул со своих имеющих право на суд над акушерами неонатологических небес:
– Несмотря на оказание пособия по Цовьянову, у ягодичного новорождённого нет никакой неврологической симптоматики. Что странно и даже подозрительно. Понаблюдаем ещё…
– Чего он гад-то такой? – шепнул на ухо Мальцевой рядом сидящий Родин.
– Да ты что! Такой доклад от Ельского – это практически похвала, все умерли от зависти. А что гад – таким уж уродился.
Панин постучал по столу ручкой. Дятел, блин!
После утренней врачебной конференции Татьяна Георгиевна тут же отправилась на обход. В принципе вменяемые заведующие устраивают полный обход два раза в неделю максимум. Но когда Мальцева приняла бразды правления обсервацией в свои руки, отделение было в таком запущенном состоянии, что она ввела моду ежедневных обходов заведующей, да так до сих пор и не могла с него соскочить. Вот зачем? Об ответственных женщинах докладывают с утра дважды: на пятиминутке в отделении – акушерки и ещё раз в конференц-зале – врачи. Если что – к тебе тут же бегут с донесением. Но нет! Ходит и ходит, как заведённая… Обхаживает! Ещё и Маргариту Андреевну за собой тягает. Та, впрочем, не сопротивляется. Так и шастают, как барин с управляющим по имению. Чтобы ни одно гнилое яблочко даром не пропало. Чтобы ни одна крепостная девка на завалинке семечки в рабочий полдень не лузгала. Такие бы усилия да на собственную жизнь!.. А это что? Это и есть собственная жизнь. Другой не дано.
На первом этаже всё было в порядке. Не считая нытья «старой калоши», в одиночку вынужденной тянуть «непосильный груз» написания историй, пока её товарка на больничном, а Наезжин по распоряжению профессора на конференции. Но в первой же палате второго этажа, там, куда была переведена вчерашняя «тазовая», глазам всей свиты и, в первую очередь Татьяны Георгиевны, предстало странное: над детской кроваткой было устроено нечто вроде палантина из мужских брюк, сам новорождённый лежал на постели родильницы, завёрнутый в несвежие мужские трусы и такую же майку, а женщина выкрикивала над ним что-то вроде «Вася! Петя! Саша! Женя! Коля! Алёша!..»
– Доброе утро! Что здесь происходит?
– Ой, доброе утро, Татьяна Георгиевна! Доброе утро, Маргарита Андреевна! Доброе утро, Александр Вячеславович! Доброе утро все! – любезно залопотала родильница. – Вы разве не знаете, Татьяночка Георгиевна, что для ребёнка нет лучшей защиты от сглаза и порчи, как оказаться завёрнутым в отцовское ношеное белье? К тому же считается, что это гарантия крепкой любви между отцом и сыном!
– Кем считается? – опешила Мальцева.
– Нашими бабками считается. Считалось… Я ходила на занятия для беременных – недорого, полторы тысячи рублей за занятие, всего пять занятий. Так там нам читали и такой курс: «Бабушкин опыт подготовки к родам. Экзотика старины».
– Ни хрена себе «недорого»! – раздражённо прокомментировала слегка оторопевшая Маргарита Андреевна в пространство.
– А это что? – ткнула Мальцева подбородком в брюки.
– Это, Татьяночка Георгиевна, чтобы малыш лучше спал! Наши бабки всегда над колыбелькою вешали папашины штаны, чтобы младенец не был беспокойным.
– А что это ты над ним голосишь? – уточнила Марго. – Ты его что, несколькими именами назвала? Это, конечно, сейчас модно, но более двух имён в связке я пока не встречала.
– Не-е-ет, Маргарита Андреевна! – рассмеялась родильница и пояснила старшей акушерке, как опытная нянюшка неразумному дитяти: – Чтобы выбор имени не превращался в проблему, существует очень древний крестьянский обычай – «окликать новорождённого». Надо перечислять вслух предположительно выбранные имена до тех пор, пока малыш не заплачет. Как заплачет – значит, выбрал.
Старшая наклонилась к закряхтевшему новорождённому и зычно рявкнула:
– Кабыздох! Пафнутий! Акакий!
После «Акакия» младенец обиженно разорался – на повышенных оборотах голосочек у Марго был той ещё вибрации, не каждое среднее ухо сдюжит. Маргарита Андреевна, победоносно глянув на приверженку экзотике старины, констатировала:
– Имя готово! Можно бежать в ЗАГС, регистрировать Акакия?.. – Она вопросительно уставилась на молодую мамочку.
– Арамовича, – растерянно откликнулась родильница и обиженно захлопала ресницами.
– Теперь уж ничего не поделаешь, – ласково погладила её по плечу Маргарита. И тут же следом распорядилась: – И сними с Акакия Арамовича, бога ради, тряпьё это занюханное, переодень в нормальное, чистое. Своего нет – детские принесут. И заскорузлые брющичи эти тоже вон, пока я сама их отсюда не вышвырнула! И, кстати, я что-то сильно сомневаюсь, что твой Арам из древних крестьян. Разве что арамейских. Если у твоего Арама имеется какая-нибудь правильная еврейская бабушка, так быстрее тащи её сюда, чтобы она с тебя дурь повыбила.
Еле сдерживая хохот, Татьяна Георгиевна понаблюдала за тем, с каким умным видом Светлана Борисовна мнёт новоявленной горе-мамаше грудь и определяет высоту стояния дна матки.
– Соответствует суткам послеродового периода, – наконец изрекла Маковенко.
– У меня молока пока нет, – жалобно протянула родильница.
– «Хрусталь-камень растёрт и смешан с мёдом пресным, то мамкам молоко множится», – вдруг совершенно серьёзно подал реплику Александр Вячеславович.
– Как? – оживилась родильница. – Растереть, смешать и принимать внутрь или к груди прикладывать компрессы?
– О, нет-нет! Всего лишь надеть ожерелье из горного хрусталя. В русских народных травниках и лечебниках есть указание на то, что это способствует обилию молока.
– Я сейчас же позвоню мужу, чтобы он принёс мне ожерелье из горного хрусталя!
После того как все выметнулись из палаты, стараясь не рассыпаться от смеха прямо там, Татьяна Георгиевна сказала интерну:
– Денисов, если эта дурища примет внутрь растёртый с мёдом горный хрусталь, то я из вас сделаю деревянную лошадку!
– Это ещё что! – сказала Маргарита Андреевна. – Помнишь ту, у которой ребёнок родился с сильно лохматой спинкой? Так ей свекровь наказала, что как только выпишутся – срочно ехать в деревню, чтобы там через ребёнка свинья перешагнула! А другая мамашка сказала, что будет купать свою дочку только в хозяйственном мыле. Потому что от любой косметики типа пены для ванн и всяких там прочих джонсонов и джонсонов – развивается бесплодие. И, кстати, о деревянных лошадках – одна мамочка мне тут плакалась, что её друзья подарили старшей трёхлетней дочурке лошадку-качалку, так она их с именин выставила, потому что эти злые и жестокие люди знали, что от лошадок-качалок случается оргазм, и хотели развратить её малолетнюю дочурку! Вот так вот! А чтобы у младенца не было себореи, нельзя во время беременности сексом заниматься. Как избежать пупочной грыжи? Пожалуйста! Надо подгузник с какашками бросить на проезжую часть, и чтобы по нему как можно больше машин проехалось. У меня таких перлов два чемодана, Татьяна Георгиевна.
– Вы всё-таки, следите чтобы эта тронутая хрусталь внутрь не употребила! – сказала Мальцева Маковенко и акушеркам второго этажа.
Более никаких эксцессов на обходе не случилось.
Зато днём всех нехило встряхнуло. Молоденькая дурочка, только-только пришедшая на работу после училища акушерочка, уничтожила ампулу морфина. Обычную такую маленькую ампулу 1 мл 1 % раствора морфина гидрохлорида. У женщины после кесарева сечения был настолько выраженный болевой синдром, что больше ничто её не брало. Есть счастливицы, коим хватает обыкновенных анальгетиков. Увы, не все организмы так стойки. Женщина в первых сутках мученически страдала, и Татьяна Георгиевна, добрая душа – она же идиотка, – на свой страх и риск выписала ей морфин. В наше-то странное время, когда и трамадол считается чуть ли не криминалом. Но Мальцева из сострадания выписала, а Шрамко, громко отчитав заведующую, тем не менее выдала акушерке на пост ампулу морфина.
– Один укол, а бумаг надо заполнить больше, чем для министерской аттестации! – прошипела напоследок Марго, доставая из сейфа ампулу и набирая телефон постовой акушерки. Та прилетела быстрее ветра, потому что всех пока боялась. А Маргариту Андреевну – так и пуще всех.