— По предварительным данным, как сказал судмедэксперт, около полуночи.
— Не такой уж и поздний час. На шоссе движение большое. Правда, гроза была сильная… Действительно, этот самый наш третий — человек рисковый.
— К тому же умеющий обращаться с оружием, — заметила Марьяна.
— По гильзам данных еще нет?
— Нет пока, там баллистическая экспертиза проводится, мне прокурорша московская факсом копию переслать обещала.
— А эти гильзы девять миллиметров… Ты ведь из своего «Макарова» стреляла такими же патронами? Значит, у убийцы был «Макаров»?
— Необязательно, — ответила Марьяна и нахмурилась. — Но если у убийцы имелся пистолет, почему тогда он не застрелил, а отравил Авдюкова?
— Выстрел разбудил бы весь отель.
— А если воспользоваться глушителем?
— А если у него не было глушителя? Выстрелив в Авдюкова, он не смог бы скрыться из «Паруса» незамеченным. Подменяя же бутылку, он оставлял себе в запасе достаточно много времени — Авдюков мог проснуться и выпить кислоту и через час, и через два, и вообще утром.
— А мог и не выпить, — заметила Катя. — Мог протрезветь и заметить подмену, поднять шум.
— Каждый план убийства может не сработать. Ну давай, досказывай историю.
— Итак, Лосев встретил убийцу на автобусной остановке. Судя по всему, он даже не успел выйти из машины — кто-то открыл дверь и трижды выстрелил в него. А ливень с грозой смыл по закону подлости все следы. Ну, как картина — впечатляет?
— Я думаю, все так и было, — вздохнула Марьяна. — Знаешь, а я даже зауважала этого третьего. Действует он лихо…
— А помнишь, мы говорили о том, что отравление уксусной кислотой — чисто женское по своему духу убийство.
— Это ты так говорила, не я.
— Ты подозреваешь Усольского? — прямо спросила Катя. — Тебе будет легче работать, если нашим противником будет именно он?
Марьяна усмехнулась:
— Я навела дополнительные справки по «Стройинвесту», — сказала она. — После смерти Авдюкова фирма, приносящая немалый доход, оказалась фактически в руках его компаньона. Усольский выиграл больше всех — отсюда и вывод.
— А если все дело не в выгоде, не в деньгах?
— А в чем? — снова усмехнулась Марьяна.
— Усольский встречается с дочерью Авдюкова, — сказала Катя.
— Ну тем более у него уже два мотива для убийства. Думаешь, Авдюков позволил бы, чтобы его дочь спала с каким-то старым павианом?
— Усольский совсем не павиан. А довольно интересный мужчина. И сохранился он для своего возраста отлично. Он выглядит моложе своей жены, а они ведь ровесники… Помнишь, Олейникова нам сказала, что в Риме жена Усольского пыталась покончить с собой?
— Думаешь, она знает про своего мужа и эту девчонку?
— Нет, про Алину она вряд ли знает, — задумчиво ответила Катя. — Когда мы разговаривали в доме у Долидзе, они — Нателла Георгиевна и эта ее приятельница Зинаида Александровна — упоминали об Алине спокойно. Зинаида еще сказала — кажется, девочка собирается замуж… Это было сказано так, как бы между прочим. Возможно, Нателла Георгиевна чувствует, что муж ей изменяет, но точно не знает с кем.
— А что мы еще знаем про всю эту компанию? — Марьяна повернулась к компьютеру, снова взялась за создание заметок. — Ну-ка, давай попробуем суммировать для памяти. Итак.
— Итак, выгоду от смерти Авдюкова получает его компаньон Усольский, а также жена Авдюкова Светлана Петровна, — начала перечислять Катя, — по наследству к ней переходит немало имущества, в том числе и половина бизнеса. С женой Усольского Нателлой Георгиевной ее связывает давняя дружба, еще со школьных лет.
— Так, дальше.
— В каких-то, пока еще не проясненных нами отношениях со Светланой Петровной состоит наш старый знакомый Василий Мамонтов.
— Все же зря я его не посадила, — хмыкнула Марьяна. — Оснований, оснований, подружка, для этого у тебя не было законных. Интересно, все же из-за какой такой женщины дрался Мамонтов на дуэли со своим приятелем Буркиным?
— Не было никакой дуэли, все ложь!
— Была дуэль, Марьяночка. В том-то вся и штука, что была.
— Хорошо, дальше.
— Кроме жены Усольского, у Светланы Петровны есть еще и вторая закадычная подруга — Зинаида Александровна. Кстати, я тоже навела справки — ее мать была примой Большого театра в шестидесятых годах. Это очень известная в мире музыки семья. Вирта — это фамилия Зинаиды Александровны по мужу, а прежде она носила фамилию матери — Остужева. Лидия Остужева — знаменитое контральто, неужели не слышала? У нее была старшая сестра Леокадия Остужева — тоже певица, колоратурное сопрано, очень славилась, часто по радио пела.
— По радио? Не в Большом театра?
— Леокадия Остужева была горбунья, а голос у нее был выдающийся. Остался сейчас, наверное, только на старых пластинках, — Катя вздохнула. — Вот из какой семьи подруга Авдюковой.
— В семидесятых-восьмидесятых все они были золотой молодежью, — заметила Марьяна, — дочка генерала, дочка певицы, сынок дипломата — у Усольского папаша в МИДе работал. А теперь все они старые калоши.
— Вот будет нам с тобой по пятьдесят, такими же калошами станем. Да, у них есть еще общий приятель — Варлам Долидзе, неудавшийся оперный певец, ныне оружейный мастер. Он делает на заказ старинное оружие для богатых клиентов. Точнее, подделывает.
— Подделывает? — переспросила Марьяна.
— Ну копирует по старым образцам.
— Подделывает, — повторила Марьяна. — Интересно, да… Ну а еще что?
— Да, кажется, все. Это все, что нам известно.
— Все?
— Да, еще в доме у Долидзе, кроме оружия, были куклы, — Катя улыбнулась, словно внезапно вспомнив.
— Какие еще куклы?
— Очень забавные. Зинаида Александровна привезла их из турпоездки по Сицилии. Я видела куклу-даму и куклу-рыцаря. И еще там был мавр, но у него была отломана голова.
— А при чем они?
— Так, ни при чем, просто они очень занятные и очень красивые. Их, кажется, используют на Сицилии во время карнавала, разыгрывают рыцарские интермедии.
— Я все не пойму, куда ты клонишь, Катя.
— Никуда я не клоню, я просто вспоминаю вслух, делюсь впечатлениями. А знаешь, этот Долидзе очень колоритный. И дом у него забавный. И на Мамонтова он оказывает очень сильное влияние. А тут еще эта дуэль…
Марьяна посмотрела на Катю.
— Что, выдернуть этого клоуна на допрос? — спросила она.
— Он сам к тебе приходил по повестке. Не волнуйся, он-то явится, не убежит. Сейчас не его надо допрашивать.
— А кого, по-твоему?
— Того, кого ты и сама ждешь не дождешься — Юлию Олейникову, — сказала Катя. — Признайся, тебе ведь кажется — после смерти Лосева ей что-то угрожает, да?
— Если и не угрожает, то… В общем, без ее объяснений все наши построения могут рухнуть в одночасье. Она должна сказать нам правду: что произошло между нею и Авдюковым, почему она сбежала и тем самым облегчила убийце осуществление его плана.
— Ты ей сколько времени дала на раздумье?
— Два дня.
— Она не придет, — усмехнулась Катя.
— Тогда мы ее навестим, — Марьяна взглянула на часы. — Скоро она с работы должна вернуться. Поехали к ней домой, у меня ее адрес в деле.
Олейникова жила в Царицыне — микрорайон был уютный, зеленый. До царицынских прудов — рукой подать. А вот дом — панельная высотка с распахнутыми настежь дверями подъездов, сломанными домофонами и испещренными наскальными росписями стенами — выглядел убогим и запущенным. Сверившись с адресом, Катя и Марьяна поднялись на одиннадцатый этаж в скрипучем, так и ходившем ходуном лифте. Позвонили в квартиру — никого.
— Еще с работы не вернулась. Пробки, наверное, везде, — сказала Марьяна. — Что ж, подождем.
Сидели в машине возле подъезда. Ждали. Прошел час. У Кати затекли ноги.
— Мы в засаде или не в засаде? — спросила она.
— А как тебе больше нравится? — Марьяна курила в открытое окно, поглядывала на часы.
— Тогда я похожу, разомнусь.
Катя прогулялась по двору, решила позвонить в офис «Стройинвеста» — а вдруг все сотрудники сообща справляются с каким-нибудь внеочередным авралом? Однако она опоздала с идеей — Марьяна в машине уже набирала нужный номер.
— Никого нет в офисе-то, — заметила она сумрачно. — И время уже четверть восьмого.
— Подождем еще, — не совсем уверенно предложила Катя.
Прошел еще час. Время шло медленно и бездарно. А на душе отчего-то становилось все тревожнее.
— Где же носит эту Юлию? Давно должна дома быть, сериалы смотреть по телевизору, — Марьяна потянулась к ключу зажигания.
— А вдруг ее тоже убили? — сказала Катя. — Может быть, она все же что-то видела в ту ночь и ее убрали?
— Не каркай, пожалуйста.
— Я не каркаю, я развиваю версию до ее логического завершения.
— Вон она, слава богу! — воскликнула Марьяна.
Во двор в сгущающихся майских сумерках зарулила серебристая «Лада». Они наблюдали, как Олейникова вышла, забрала с заднего сиденья сумку с продуктами, закрыла машину и направилась к подъезду.
— Юля! — окликнула ее Марьяна. Олейникова обернулась.
— Добрый вечер, а мы тебя ждем — что же, совсем забыла о нашем уговоре? — Марьяна вышла из машины.
— Я не забыла. Я собиралась вам позвонить, повторить — мне нечего больше добавить к тому, что я уже рассказала, — Олейникова переложила тяжелую сумку из одной руки в другую.
— Неужели? Так-таки и нечего? Совсем? Иди-ка сюда, — Марьяна открыла заднюю дверь своих «Жигулей». — Раз не хочешь, придется проехать нам с тобой в прокуратуру, милая.
— Зачем в прокуратуру?
— Мне что, через двор тебе про это кричать?
Олейникова быстро подошла. Катя слышала, как ее тонкие высокие каблучки простучали по асфальту — тук-тук. Подошла она к их машине испуганно и доверчиво. Катя даже умилилась в душе на такую прыть фигурантки — вот схватят сейчас тебя, милая, серые милицейские волки и — ам! Так и схрупают с костями. Мысль о том, что «серые милицейские волки» — это они с Марьяной, придала Катиной душе, истомленной долгим ожиданием, бодрости.