В наступившей темноте она не могла разглядеть, как гениальный хирург Боткин плачет, как кривится в муке рот, как сознание опять покидает его измученную плоть, проваливаясь в глубокий темный чан…
Три дня Иван Семенович думал над словами министра, что колеса «в надежном месте». За это время он узнал, что палладий применяется в космических технологиях, используется ювелирной компанией «Дюпон» и еще много где.
Самый главный вывод, который сделал Бойко: металл стратегический, а стало быть, надо обнаружить колеса как вещдок и как достояние государства, несмотря на отповедь министра…
Далее, сидя в своем новом кабинете, генерал-майор связался с моргом, в который были доставлены трупы «по факту крушения поезда».
— Пожалуйста, результаты экспертизы дела № 666999!
— Минуту, товарищ генерал-майор, — отозвался женский голос, в котором было столько военного металла, что Иван Семенович вздрогнул.
— Итак, Розалия Семенович… — Голос вернулся в трубку. — Травмы, несовместимые с жизнью, раздавлены почти все внутренние органы, хотя лицо почти не пострадало. В ноге, в кости, металлический штырь… Иван Дмитриевич Сытин — машинист поезда, то же самое, травмы, несовместимые с жизнью, хотя опять голова целехонька… Так… Помощник машиниста — раздавлен в кашу, хотя голова тоже практически не тронута… Алексей Кашлин — пулевое проникающее ранение в левое предсердие. Смерть мгновенная, модернизированный автомат «АК», так что сами понимаете…
— Этого не надо! — остановил медэксперта Бойко.
— Не надо?
— Да-да, он случайно здесь. Его надо вернуть в Бологое. Труп совсем с другого дела…
— Разрешите, товарищ генерал-майор? — В голосе женщины нарастал металл.
— Слушаю.
— Странная ситуация какая-то….
— Чем, собственно?
— У нас тут практикует врач-ринолог. Это специалист по носам, по болезням носа. — Медэксперт сделала паузу. — Так вот, он сказал, что всем жертвам катастрофы были удалены аденоиды…
— Аденоиды? — удивился Иван Семенович.
— Так точно. И сделано это было после смерти. Бойко подумал, что не зря министр назвал Ахметзянова маньяком и необходимо усилить поиски патологоанатома.
— У вашего «случайного» тоже удалены аденоиды! Так, может быть, он не случайный? Повременить с отправкой? Тем более…
— Договаривайте!
— В это трудно поверить!..
— За последнее время произошло достаточно такого, во что трудно поверить!
— На месте аденоидов ринолог обнаружил какие-то корешки растительного происхождения.
Иван Семенович вздохнул, хотел было пригладить волосы, но правая рука, многократно продырявленная шурупами, лишь дернулась, и в локте стрельнуло болью.
— Я хочу, чтобы как можно скорее вы установили, что это… за корешки…
— Так точно.
Генерал-майор повесил трубку, откинулся в кресле и надолго задумался.
Вопросов было много.
Первый — о необходимости дело Ахметзянова выделить в отдельное производство.
Чутье подсказывало Бойко, что торопиться не стоит.
Второе — где прячет колеса министр?
На этот счет у Ивана Семеновича имелась определенная идея. Оттолкнувшись от нее, он позвонил по городскому телефону, назвал добавочный и с человеком, вышедшим на связь, условился о встрече в украинском ресторане «Шинок». Ни по имени, ни по фамилии генерал-майор человека не величал, а просто сказал: «Завтра в „Шинке“, в семнадцать».
Третий вопрос был связан с корешками растительного происхождения, и на него ответа не имелось вовсе. Даже перспективы на ответ.
«Подождем результата экспертизы», — решил Иван Семенович, выпил кофе и поехал на допрос директора вагоностроительного завода, а также его заместителя. Заключенные помещались в некоем СИЗО на территории, негласно принадлежавшей МВД.
О допросе начальство было проинформировано, а потому по приезде Бойко подследственных развели по разным комнатам и почему-то раздели до пояса. Люди, их сопровождавшие, прятали лица под масками, были молчаливы и на испуганные вопросы «Почему раздеваете?» не отвечали, лишь пришлепывали резиновыми дубинками по собственным ляжкам.
Директор вагоностроительного завода, шестидесятилетний Гурин, потел всем телом, то ли от страха, то ли от комплекции — весил он за сто двадцать, страдая инсулиновозависимой формой диабета. Скорее всего, потовые железы работали и от страха, и от ожирения.
Иван Семенович отметил про себя, что заключенный раздет по пояс, но вслух, впрочем, не сказал ничего, а начал допрашивать. Имя, фамилия, адрес, жена, дети — вопросы прошли гладко, если не считать, что Турин извергал пот струйками, затекавшими за пояс мятых брюк со старомодными подтяжками, и это раздражало полковника. Далее начались сложности.
— Как так могло произойти, — поинтересовался Иван Семенович, — как так случилось, что на вашем заводе была собрана продукция, не проходящая ни по какой отчетности?
Здесь с господином Гуриным произошли перемены. Пуды жира заколыхались под толстой сальной кожей, глаза, и без того навыкате, вылезли, как пинг-понговые шарики, и завращались против часовой стрелки. Директор тоненько завыл, переходя на более высокие ноты.
— Я ничего не знаю! — пропел Гурин. — Мне не дают достаточно инсулина!.. Зачем меня раздели!..
Стоявший рядом с Гуриным охранник, коротко замахнувшись обеими руками, еле уловимо ударил директора по голове, отчего у того тотчас потекла из ушей кровавая жижа. Казалось, что от такого воздействия подследственный должен завыть еще более страстно, но вместо того он неожиданно затих, а глаза вернулись в свои орбиты.
— Два шага назад!!! — скомандовал Иван Семенович громогласно, сколько был способен.
Охранник послушно отошел, но в прорезях для глаз замельтешило.
Суки, подумал про себя Бойко, глядя, как кровь стекает на плечи Гурина, смешиваясь с потом… Генерал-майор взял себя в руки и продолжил:
— Инсулин вам дадут сполна, бить больше не будут. Обещаю.
Гурин поднял глаза и посмотрел безразлично.
— Ответьте, вы знаете что-нибудь про палладий?
Директор втянул в себя воздух и ответил тоненько:
— Конечно, я заканчивал химфак.
— Откуда у вас на заводе столько металла драгоценного оказалось?
— Сколько? — испуганно спросил Турин.
— Вам должно быть это лучше известно.
— Никак нет. Ничего не известно!
Охранник сделал два шага вперед и опять обеими руками нанес удары, на сей раз по телу. Здесь он просчитался: жировая прослойка была столь толста, что защитила почки, Гурин только качнулся и закрыл глаза.
— Назад! — заорал Бойко. — Назад!!!
Он вышел из-за стола, почти в два шага достиг охранника и зашептал ему в ухо, что если тот еще раз позволит себе подобное, то потеряет погоны и сядет на место Гурина!
На это охранник бесстрастно попросил генерал-майора выйти на минуту и в коридоре, сняв маску, представился:
— Полковник Грановский. Действую по личному приказу товарища министра!.. Понятно?
Иван Семенович некоторое время пребывал в шоке, затем ответил:
— Понятно.
— Без этого никак нельзя, — с некоторой жалостью в голосе сказал Грановский. — В таких делах результата не будет… Вы понимаете?.. Когда нет доказательств, а государство под угрозой глобальных экономических потерь…
Жалость относилась к генералу.
Иван Семенович Бойко молчал. Он не знал, что сказать в ответ, прекрасно понимая, что Грановский ничего не воспримет, потому что существует в логике защиты государства, а не индивидуума.
— Мы же не знаем, сколько у них еще таких колес! — добавил полковник, улыбнувшись.
— Перенесите допрос на завтра! — приказал Иван Семенович и, не возвращаясь к подследственному, пошел по коридору прочь. Дойдя до конца, он обернулся и рассмотрел лицо полковника, обращенное ему вослед.
— Сегодня колите ему инсулин норму!
— Так точно, — отозвался Грановский, а про себя подумал: «Тряпка!»
Сев в машину, Иван Семенович решил съездить в больницу, проведать Никифора Боткина.
Уже въезжая в ворота клиники, он ответил на звонок мобильного телефона.
— Товарищ генерал-майор, — услышал он металлический голос медэксперта.
— Вы хотели узнать, что это за корешки такие?.. Так вот, это — садовая земляника обыкновенная, центнер с гектара!
— Что «центнер с гектара»? — не понял Иван Семенович.
— Собрать можно центнер, — уточнила медэксперт.
— Зачем им затолкали эту дрянь в нос? — скорее себя, чем медэксперта, спросил Бойко.
— Дело в том, что их туда никто не засовывал!.. Корешки обнаружены вросшими в плоть!
— Господи!..
— И еще, товарищ генерал-майор. — Металла в голосе подчиненной поубавилось. — Мы говорили о корешках… Теперь должна сообщить, что были и вершки, но их кто-то оборвал!
— Вы хотите сказать… — Иван Семенович чувствовал, что глупеет. — Вы хотите сказать, что это… плоды, так сказать, земляника… в носу…
— Земляника… Точно не знаю… Но что кустики с цветочками были — наверняка!
— Все? — Голос Бойко сел, и он прокашлялся. — Все?
— Все, — подтвердила медэксперт.
— Выводы!
— Никаких.
— А мне нужны выводы!!! — не сдержался Иван Семенович.
— Выводов не будет. — Металл из голоса женщины исчез бесследно. — Выше моего понимания…
Оба помолчали, пока генерал-майор не вспомнил, что приехал навестить хирурга Боткина.
Вылезая из автомобиля, Иван Семенович попросил медэксперта позвонить ему в любое время суток, если появятся какие-нибудь соображения. Нажав кнопку «отбой», он проговорил: «Господи, бред какой-то!» — и вошел в здание клиники.
В это время Катя только что закончила борьбу с пирамидкой в третий раз, и Никифор лежал с физиономией, словно искаженной инсультом.
В его мозгу вспыхивало, как на солнце, — убить! При этом тело было лишено всяческих сил, даже слезные железы иссякли…
Никифор расслабил кишечник.
Катерина смотрела на возлюбленного глазами круглыми, наполненными жалостью до краев, как финские озера во время таяния снегов выглядели глаза. То, что Боткин обгадился, ничуть ее не смутило, наоборот, беспомощность гения обрадовала, так как показывала Катеринину нужность, и девушка, вспомнив себя квалифицированной медсестрой, ловко перевернула больного на живот и совершила все необходимые гигиенические процедуры.