Родина — страница 6 из 35

      И бесполезно замрут!..

1847

Вино

1

      Не водись-ка на свете вина,

      Тошен был бы мне свет.

      И пожалуй силен сатана!

      Натворил бы я бед.

Без вины меня барин посек,

Сам не знаю, что сталось со мной?

Я не то чтоб большой человек,

Да, вишь, дело-то было впервой.

Как подумаю, весь задрожу,

На душе все черней да черней.

Как теперь на людей погляжу?

Как приду к ненаглядной моей?

И я долго лежал на печи,

Все молчал, не отведывал щей;

Нашептал мне нечистый в ночи

Неразумных и буйных речей,

И наутро я сумрачен встал;

Помолиться хотел, да не мог,

Ни словечка ни с кем не сказал

И пошел, не крестясь, за порог.

Вдруг: «Не хочешь ли, братик, вина?»

Мне вослед закричала сестра.

Целый штоф осушил я до дна

И в тот день не ходил со двора.

2

      Не водись-ка на свете вина,

      Тошен был бы мне свет.

      И пожалуй силен сатана!

      Натворил бы я бед.

Зазнобила меня, молодца,

Степанида, соседская дочь,

Я посватал ее у отца

И старик, да и девка не прочь.

Да, знать, старосте вплоть до земли

Поклонился другой молодец,

И с немилым ее повели

Мимо окон моих под венец.

Не из камня душа! Невтерпеж!

Расходилась, что буря, она,

Наточил я на старосту нож

И для смелости выпил вина.

Да попался Петруха, свой брат,

В кабаке: назвался угостить;

Даровому ленивый не рад

Я остался полштофа распить.

А за первым другой; в кураже

От души невзначай отлегло,

Позабыл я в тот день об ноже,

А наутро раздумье пришло…

3

      Не водись-ка на свете вина,

      Тошен был бы мне свет.

      И пожалуй силен сатана!

      Натворил бы я бед.

Я с артелью взялся у купца

Переделать все печи в дому,

В месяц дело довел до конца

И пришел за расчетом к нему.

Обсчитал, воровская душа!

Я корить, я судом угрожать;

«Так не будет тебе ни гроша!»

И велел меня в шею прогнать.

Я ходил к нему восемь недель,

Да застать его дома не мог;

Рассчитать было нечем артель,

И меня, слышь, потянут в острог…

Наточивши широкий топор,

«Пропадай!» сам себе я сказал;

Побежал, притаился, как вор,

У знакомого дома и ждал.

Да прозяб, а напротив кабак,

Рассудил: отчего не зайти?

На последний хватил четвертак,

Подрался и проснулся в части…

1848

«Ты всегда хороша несравненно…»

Ты всегда хороша несравненно,

Но когда я уныл и угрюм,

Оживляется так вдохновенно

Твой веселый, насмешливый ум;

Ты хохочешь так бойко и мило,

Так врагов моих глупых бранишь,

То, понурив головку уныло,

Так лукаво меня ты смешишь;

Так добра ты, скупая на ласки,

Поцалуй твой так полон огня,

И твои ненаглядные глазки

Так голубят и гладят меня,

Что с тобой настоящее горе

Я разумно и кротко сношу

И вперед в это темное море

Без обычного страха гляжу…

1848

«Вчерашний день, часу в шестом…»

Вчерашний день, часу в шестом,

      Зашел я на Сенную;

Там били женщину кнутом,

      Крестьянку молодую.

Ни звука из ее груди,

      Лишь бич свистал, играя…

И Музе я сказал: «Гляди!

      Сестра твоя родная!»

1848 (?)

«Поражена потерей невозвратной…»

Поражена потерей невозвратной,

Душа моя уныла и слаба:

Ни гордости, ни веры благодатной

Постыдное бессилие раба!

Ей все равно холодный сумрак гроба,

Позор ли, слава, ненависть, любовь,

Погасла и спасительная злоба,

Что долго так разогревала кровь.

Я жду… но ночь не близится к рассвету,

И мертвый мрак кругом… и та,

Которая воззвать могла бы к свету,

Как будто смерть сковала ей уста!

Лицо без мысли, полное смятенья,

Сухие, напряженные глаза

И, кажется, зарею обновленья

В них никогда не заблестит слеза.

1848 (?)

«Да, наша жизнь текла мятежно…»

      Да, наша жизнь текла мятежно,

      Полна тревог, полна утрат,

      Расстаться было неизбежно

      И за тебя теперь я рад!

Но с той поры как все кругом меня пустынно!

      Отдаться не могу с любовью ничему,

И жизнь скучна, и время длинно,

И холоден я к делу своему.

Не знал бы я, зачем встаю с постели,

Когда б не мысль: авось и прилетели

Сегодня наконец заветные листы,

В которых мне расскажешь ты:

Здорова ли? что думаешь? легко ли

Под дальним небом дышится тебе,

      Грустишь ли ты, жалея прежней доли,

      Охотно ль повинуешься судьбе?

Желал бы я, чтоб сонное забвенье

На долгий срок мне на душу сошло,

      Когда б мое воображенье

      Блуждать в прошедшем не могло…

Прошедшее! его волшебной власти

      Покорствуя, переживаю вновь

      И первое движенье страсти,

      Так бурно взволновавшей кровь,

И долгую борьбу с самим собою,

И не убитую борьбою,

Но с каждым днем сильней кипевшую любовь.

      Как долго ты была сурова,

      Как ты хотела верить мне,

И как и верила, и колебалась снова,

      И как поверила вполне!

(Счастливый день! Его я отличаю

В семье обыкновенных дней;

С него я жизнь мою считаю,

Я праздную его в душе моей!)

Я вспомнил все… одним воспоминаньем,

      Одним прошедшим я живу

И то, что в нем казалось нам страданьем,

И то теперь я счастием зову…

А ты?.. ты так же ли печали предана?..

И так же ли в одни воспоминанья

      Средь добровольного изгнанья

      Твоя душа погружена?

Иль новая роскошная природа,

И жизнь кипящая, и полная свобода

      Тебя невольно увлекли?

      И позабыла ты вдали

Все, чем мучительно и сладко так порою

Мы были счастливы с тобою?

Скажи! я должен знать… Как странно я люблю!

      Я счастия тебе желаю и молю,

Но мысль, что и тебя гнетет тоска разлуки,

      Души моей смягчает муки…

1850

«Я не люблю иронии твоей…»

Я не люблю иронии твоей.

Оставь ее отжившим и нежившим,

А нам с тобой, так горячо любившим,

Еще остаток чувства сохранившим,

Нам рано предаваться ей!

Пока еще застенчиво и нежно

Свидание продлить желаешь ты,

Пока еще кипят во мне мятежно

Ревнивые тревоги и мечты

Не торопи развязки неизбежной!

И без того она недалека:

Кипим сильней, последней жаждой полны,

Но в сердце тайный холод и тоска…

Так осенью бурливее река,

Но холодней бушующие волны…

1850

На улице

1Вор

Спеша на званый пир по улице прегрязной,

Вчера был поражен я сценой безобразной:

Торгаш, у коего украден был калач,

Вздрогнув и побледнев, вдруг поднял вой и плач

И, бросясь от лотка, кричал: «Держите вора!»

И вор был окружен и остановлен скоро.

Закушенный калач дрожал в его руке;

Он был без сапогов, в дырявом сюртуке;

Лицо являло след недавнего недуга,

Стыда, отчаянья, моленья и испуга…

Пришел городовой, подчаска подозвал,

По пунктам отобрал допрос отменно строгой,

И вора повели торжественно в квартал.

Я крикнул кучеру: «Пошел своей дорогой!»

И Богу поспешил молебствие принесть

За то, что у меня наследственное есть…

2Проводы

Мать касатиком сына зовет,

Сын любовно глядит на старуху,

Молодая бабенка ревет

И все просит остаться Ванюху,

А старик непреклонно молчит:

Напряженная строгость во взоре,

Словно сам на себя он сердит

За свое бесполезное горе.

Сивка дернул дровнишки слегка

Чуть с дровней не свалилась старуха.

Ну! нагрел же он сивке бока,

Да помог старику и Ванюха…

3Гробок

Вот идет солдат. Под мышкою

Детский гроб несет, детинушка.

На глаза его суровые

Слезы выжала кручинушка.

А как было живо дитятко,

То и дело говорилося:

«Чтоб ты лопнуло, проклятое!

Да зачем ты и родилося?»

4Ванька

Смешная сцена! Ванька-дуралей,

Чтоб седока промыслить побогаче,

Украдкой чистит бляхи на своей

Ободранной и заморенной кляче.

Не так ли ты, продажная краса,

Себе придать желая блеск фальшивый,

Старательно взбиваешь волоса

На голове, давно полуплешивой?

Но оба вы извозчик-дуралей

И ты, смешно причесанная дама,

Вы пробуждаете не смех в душе моей

Мерещится мне всюду драма.

1850

«Мы с тобой бестолковые люди…»