Прости, брат-читатель, если все еще читаешь это мое писание, я же, начиная главу, кажется, хотел не о том... Я думал, ну, раз мы с тобой вдвоем сейчас, раз мы почти незнакомы, то как обойдешь не нами придуманную традицию? То есть, про политику было, про автомобили было, про спорт я ничего не знаю, стало быть, надо еще побеседовать про них, про наших сестер по разуму. А вдруг Родину приплел...
Апрель. В разгаре очередной весенний призыв арамильских алкоголиков на небо.
Хотя, возможно, они, бедолаги, убывают в лучший из миров отнюдь не по сезонному приказу, а круглый год и вполне, что называется, ритмично. Но мне кажется, что весна все же более чревата, нежели другие времена года.
А наверное, потому мне так кажется, что у меня самого самый критический месяц в году — март. Не апрель, конечно, однако — рядом. Дело в том, что именно в марте угораздило появиться на свет многих моих родственников, и череда праздников в этом месяце порой доводит до полного изнеможения...
Бедные мои родственники, как молоды, веселы и предрасположены к еще большему веселью они были, когда я появился у них, а они, соответственно, — у меня!
(Речь идет, как уже можно догадаться, о родственниках со стороны жены. Настоящая же моя родня никогда не была многочисленной и такой сплоченной, чтобы можно было ее воспринимать как некую безусловную человеческую общность. Разве что — как советский народ.)
Когда я появился среди теток и дядьев моей жены, и без всяких формальностей был причислен к своим людям, меня это подкупило, конечно. И шумные ихние гульбища мне понравились необычайно. Кормили и поили на них всегда очень щедро и обильно, кормежка меня никогда особо не занимала, а вот выпивка — да!
Впрочем, справедливости ради нужно заметить, что я ни коей мере не отношу мое раннее алкогольное созревание на счет бесхитростных этих людей. Потому что и до них уже был не дурак выпить и покуролесить.
Куда только смотрела моя будущая жена? Впрочем, девушки ее возраста всегда смотрят не туда. Это потом уж, когда хлебнут горюшка.
То есть, уже тогда можно было весьма точно предсказать наши ближайшие с ней перспективы. А отдаленные, благополучные, наоборот, ни за что нельзя было предсказать. Разве что сугубо гипотетически...
С тех пор много воды и, что самое существенное, много водки утекло. Прежних шумных застолий давно нет и в помине, а теща моя, рано овдовевшая, с фантастическим упорством продолжает по праздникам накрывать обильные столы и ждать гостей. И приходят один-два выморочных человечка, вяло тычут вилками в замечательные тещины салаты, выпивают, сколько могут, а могут теперь уже мало, иной раз пытаются петь, но, как и прежде, ни одной песни до конца допеть не могут. Раньше-то хоть громко базлали, а теперь — немощь жалкая.
Родня поредела, состарилась, обзавелась бесчисленными болячками, а вот молодым, полновесным пополнением как-то не обзавелась — комплектная семья вроде моей у нас почему-то редкость. Зато моих детей, моего внука, считается, что все любят, как своих собственных. Хотя любовь эта выглядит со стороны уж очень вымученной и как бы недоношенной. Вот ведь как жестоко мстит природа за уклонение от ее стандартов.
А между тем, давным-давно заведенный порядок продолжает из последних сил соблюдаться. Не посидеть за столом в чей-нибудь день рожденья, значит, не поздравить, значит, не уважить. И мартовские бесчисленные именины, а также популярный половой праздник мы неизменно отмечаем хорошим застольем. И не важно, что потом все заготовленное, нажаренное-напаренное почти нетронутым отправляется на помойку. Важно традицию соблюсти.
И на все мероприятия упорно тащат меня. А то, дескать, неудобно. Дескать, посидишь маленько и уйдешь.
— Послушайте, — говорил я им уже не раз, — я прихожу, сижу перед вами, как немой укор, неужели вам не тошно смотреть на мою кислую морду?..
А самым близким моим родственникам я еще и другое не раз говорил:
— Вы плохо кончите, ребята. Неужели мой поучительный пример вас ни в чем не убеждает?
Они смеются. Они мне не верят. Господи, кого им еще надо, чтобы поверили?!..
Я им талдычу:
— Жизнь, ребята, если смотреть на нее под определенным, незаметно становящимся привычным углом,, есть не что иное, как бесконечная череда всевозможных поводов выпить и закусить.
— Да мы же редко. И помалу. А вовсе без этого — грустно...
— Согласен. Грустно. Вам — иногда, мне — всегда. Но так и должно быть. Жизнь вообще невеселая штука...
— У тебя слишком богатое воображение. И ты слишком наслушался наркологов. А для них все люди алкоголики. Как для психиатров — психи.
Против столь сильного аргумента я не сразу нахожу, что возразить. Как знать, может, я и впрямь?.. .
И мы бредем на последний в этом бесконечном месяце день рожденья. Все-таки нагрузка на организм велика, и, пожалуй, мои близкие идут без прежней охоты, но идут. Как невольники на лесоповал. или как штрафники в атаку. И словно позади у них — заградительный отряд...
Господи, что делают с народом традиции! Что . делают с ним высосанные кем-то из пальца праздники!..
Вася К. умудрился насмерть замерзнуть в апреле, видать расслабился после зимы. Вова В., отчаявшись выйти из запоя, пытался перерезать вены. А Юра Н., что совсем уже смешно, соблюдая полную трезвость, всерьез сошел с ума. Говорят, из-за полной трезвости и сошел.
И совсем свежий пример: Валера Г. так рад был надвигающемуся своему юбилею, что начал праздновать недели за три до того. И уж совсем изнемогал, плакал, чтобы вывели из запоя. Ну — вывели. А через два дня — дата. И наверное, жена хотела, как лучше. В смысле, по-человечески чтоб.
По-человечески и вышло. Даже слишком по-человечески. На днях зарыли Валеру.
Эх, Россия, страна жутковатых крайностей! И ты не только в большом отечестве не пророк, но даже и у себя дома. И уже кажется, что нет ничего более бесплодного, чем стремление послужить народу. Не идет ему впрок ничье целенаправленное служение, а если идет что-то, так лишь всевозможные случайности, которые, пожалуй, и можно без натяжки назвать Промыслом Божьим.
Что интересно, нам, русским, не идет впрок ничей чужой опыт. И это несмотря на известный пиетет перед заграницей. Вот и наркомания у нас расцвела за непостижимо короткий срок.
Ну, что, народ богоизбранный, согласишься что ли на ту участь, для которой тебя Господь избрал?!.. Безропотно согласишься?.. А я? Ну что — я? Выше менталитета, как говорится, не прыгнешь. Нет во мне местечкового патриотизма, как уже говорилось, нет и великодержавного, никакие этнография и краеведение меня сроду не занимали, чувством гордости не переполняли сердце... ;
Но я тоже без конца впадаю в крайности, у меня в нужные моменты неважно с чувством меры и здравым смыслом, я тоже весьма крепок задним умом.
Короче, я так устроен. И так я пишу...