Близнецы-пионерки сумели дать педофилам по шаловливым рукам. Стоило приблизиться минуте скверного свиданья, они прижимались спина к спине и запевали задорную антиманьяцкую песнь «Когда отряд идет в поход, не отставай, дружок» — призрак нашествия орд маленьких ленинцев повергал извращенцев в естественный ужас. Они трепетали и просили только не проверять сменную обувь. Короче, как писал Веллер, «мрачное средневековье стало светлым, Джордано Бруно сам сжег всех инквизиторов, а капитан Блад наконец-то сказал Арабелле, что она дура и другого такого фиг найдет». Сказка исправилась, очистилась, потеплела — можно было уже и рыбок запускать.
К середине 60-х сказочных пионеров набралось достаточно для кадровой дружины имени Джанни Родари. Красящие забор цари Дурандаи только мелко крестились: «Пронеси, господь, от тимуровцев» — и ладили на досуге обрез по репродукциям из «Родной речи». Пиратские капитаны единственным глазом пялились в учебник Перышкина, чтоб не уронить своей флибустьерской чести в споре с очередным юным натуралистом за пифагоровы штаны. Отощавшие на диете из пионерской правды волки нанимались ходить по вечерам с колотушкой и гнать заперевоспитывавшихся пионеров домой, потому что по ночам сказка закрывается. Только к 70-м им вышло послабление: поубивалось несколько экипажей, космос из доброй тьмы в звездную крапинку стал враждебной черной дырой. «Альфу Центавру» перестали произносить с аукающим придыханием и шлепать на конфетные обертки, а детские писатели во главе с Киром Булычевым и журналом «Искатель» разглядели в космосе прорву тиранов и серийных убийц. Пионеры повыскакивали из сказок через плетень, построились и полетели рубиться с гадскими роботами.
Волки, цари и пиратские капитаны, обнявшись, плакали у околицы. Ни Мамай, ни Попай не нанесли им таких ужасных разрушений.
«Государственный преступник»
1964, «Ленфильм». Реж. Николай Розанцев. В ролях Александр Демьяненко (Андрей Поликанов), Алина Покровская (Майя), Сергей Лукьянов (Чернышев). Прокат 39,5 млн человек.
Шелепинские чистки 1958–1961 гг. привели в КГБ новое поколение сотрудников. Внимательные комсомольцы в ладных костюмчиках обращались друг к другу по имени-отчеству, разбирались в психологии и давили подследственных взглядом, а не каблуками, тем более что результат был заведомо известен. Россия в те годы форсировала ядерные и космические разработки, устанавливала системные контакты с национально-освободительными движениями третьего мира, пускалась в рискованные международные авантюры — «комсомолятам» шелепинского призыва было чем заняться, помимо заговоров на птицефабрике имени Парижской коммуны. После стрессового, на износ отработанного 62-го[12] новое руководство комитета во главе с Семичастным всерьез озаботилось позитивным реноме своего ведомства. Центральной печати был открыт максимально возможный доступ к делу Пеньковского, морально неразборчивых писателей склоняли к сочинениям о чистых руках и горячих сердцах, активно рассекречивались архивы погибших разведгрупп (первым по настоянию Хрущева получил Героя Зорге, напрочь скомпрометированный перед корпорацией признанием работы на советскую разведку, что было строжайше запрещено внутренними инструкциями).
Двадцатая годовщина Победы вернула доброе имя десяткам сгинувших агентов — в то же время исчезнувший на пять лет с экранов образ настырного контрразведчика стал снова гулять по афишам и аннотациям. Сквозной темой стала работа отдела по изобличению нацистских прихвостней, представлявших собой идеальный материал для вербовки, и обелению неправедно оклеветанных за мнимое сотрудничество с врагом («Хочу верить» (1965), «Чужое имя» (1966), «Особое мнение» (1967)). Но первой ласточкой, конечно, был триллер Александра Галича и Николая Розанцева «Государственный преступник», суперхит сезона-64, изъятый из репертуара 6 лет спустя ввиду галичевской опалы.
Из «Госпреступника» выросла добрая четверть наших приключенческих клише. Первым на советском экране сжигал в пепельнице лист-вопросник подозреваемых отнюдь не Максим Максимович Исаев-Штирлиц, а молодой новобранец органов Андрей Поликанов (ролями в «Преступнике» и «Сотруднике ЧК» Александр Демьяненко разбил череду своих вечных недотеп — за год до Шурика и через три после Димы Горина). Он же задолго до папаши Мюллера «на всякий случай» снял отпечатки пальцев с бокала сомнительного собеседника. Не управдомша Плющ из «Бриллиантовой руки», а стюардесса Майя первой припечатала: «А, журналист-международник? Понятно. Нью-Йорк — город контрастов». А уж ее диалог со зловещим таксистом: «Почему здесь свернули? Куда он меня везет?!» — «А здесь дорога короче», — все поколения советских зрителей помнят в пародийном исполнении Никулина и Станислава Чекана. Однако фильм был запрещен и первоисточник утерян.
Картину снимал «Ленфильм»: головная контора на Лубянке пользовалась слишком дурной славой, чтобы населять ее обаятельными шуриками[13]. Поэтому капитан Поликанов работал в Большом доме на Литейном (УКГБ по Ленинграду и области), а посторонним представлялся журналистом, чтобы оправдать любознательность. Тогда во всех гуманитарных областях шла смена кадров, появилось множество молодых артистов, молодых чекистов, молодых корреспондентов и молодых профессоров — одним легко удавалось выдать себя за других, а то и стать ими. Многие помнят, как в ночь антихрущевского переворота ЦК свернул головку прессе — «Правде», «Известиям», Гостелерадио, ТАСС, — рассадив по ключевым постам хлопцев Семичастного и родственных им мидовцев. Андрей в это время искал в трех соснах законспирированного карателя и не считал нужным особо светить красной книжицей.
Прелестным стюардессам вовсе не обязательно было знать, в каком окошечке получают зарплату любопытные строгие юноши, имеющие труднообъяснимый «проход всюду».
Из материала, который в дальнейшем Юлиан Семенов раскатал на пять серий «Противостояния», ловкий скетчист Галич сделал «ах» на сто минут, шедевр литературы в мягкой обложке. Воскресшая жертва в черных слепцовских очках (Клара Лучко) обвиняла неизвестного палача в гулкое пространство Верховного суда, подставное такси сворачивало с оживленной трассы на глухой проселок, в наградном портсигаре скрывался мощный электрошок, а фотографии современной двадцатилетней девушки было никак не меньше четверти века. Сбившись с ног, путаясь в карточках, коллекционных марках, красноармейских книжках и часах с малиновым звоном, весь гигантский аппарат тайной полиции от Финского залива до энского лимана ощупью в полдень искал плотного немолодого мужчину с бегающими пальцами. Под пристальное внимание в разное время попадали рижский таксист-неврастеник и симферопольский циркач-ясновидец, хмурый бортмеханик международных линий с пластырем на пальцах и его коммунальный сосед-филателист, к которому часто ездят гости из Гамбурга. Милая парочка отдыхающих, оспаривающая у капитана съемное жилье, оказывалась операми из Риги, а захожий журналист — старлеем-подстраховщиком. В какой-то момент казалось, что вся страна делится на госпреступников с нехорошими руками и аккуратных балагуров в штатском. Одна только Майя, как одноименная пчела из мультфильма, летала и не скучала, газет не читала, бегала по ресторанам и настойчиво намекала влюбленному Андрею, что война давно кончилась, причем одновременно с ее рождением. Чтобы девочка не больно заблуждалась, массовым убийцей оказывался ее собственный новообретенный папа, и кулек с яблоками летел на питерскую мостовую, наследуя довженкиной «Земле» и тарковскому «Иванову детству»: ты все пела? — поди-ка попляши. Шок невинных дочек нацистских преступников в дальнейшем неоднократно эксплуатировал Голливуд. Алина Покровская, сыграв свою первую знаковую роль, куда-то пропала на семь лет до самых «Офицеров». Изверг был изобличен, так и не сумев сбежать в Стокгольм от заслуженной кары, а картину посмотрели 39 миллионов зрителей, после галичевского поражения в правах скучая по ней не меньше, чем по «Верным друзьям».
Символично, что первый после перерыва программный фильм о ГБ вышел на экраны точнехонько в год отставки Хрущева. Поражение в правах, постигшее при нем комитет, вопиюще противоречило масштабам выполняемых задач: мир балансировал на ниточке меж холодной и горячей войной, а шеф суперспецслужбы не только не входил в Политбюро, но даже не был членом ЦК. В этом качестве Семичастного утвердил первый после переворота пленум, заодно вернув и отмененные в 61-м генеральские звания для высших чинов ГБ. Строй, которому поклонялся Хрущев и который не собирался отдавать внешним реваншистам и внутренним абстракцистам, не мог обойтись без жесткой, сильной, эффективной политической полиции. Небрежение этим законом природы дорого стоило Никите Сергеевичу: более прочих он был потрясен изменой собственных выдвиженцев, ближнего круга преторианской гвардии — Шелепина и Семичастного.
С той поры фильмы про щит и меч снова пошли косяком, а с воцарением Андропова, обожавшего шпионское кино, как дитя малое, оккупировали важнейшее из искусств — телевидение — в виде первых советских телесериалов.
«Сказка о потерянном времени»
Текст написан и опубликован в Empire в канун 95-летия Сергея Михалкова;
реалии 2008 года сохранены.
1964, «Мосфильм». Реж. Александр Птушко. В ролях Олег Анофриев (Петя Зубов), Савелий Крамаров (Вася), Рина Зеленая (Надя), Людмила Шагалова (Маруся), Сергей Мартинсон (Прокофий Прокофьевич), Георгий Вицин (Андрей Андреевич), Валентина Телегина (Авдотья Петровна), Ирина Мурзаева (Анна Ивановна). Прокатные данные отсутствуют.
Драматург Евгений Шварц сам метил в волшебники и потому пристально интересовался нечистой силой и изнанкой человеческой натуры. После пьес о том, как изжить в себе Тень и Дракона, он написал «Сказку о потерянном времени» — как дети теряют время, а злые волшебники находят. Дети в истории особой роли не играли: перевоспитание лодыря сказкой было расхожим каноном дидактической советской литературы, от «Девочки в цирке» до «Хоттабыча».