Чтобы контролировать ситуацию, питомнику нужно свое решение. Быстро. Убедительно. С обоснованием. Не «покупайте наших слонов», а «мы знаем, кто купит наших слонов». Не подстраиваться под тренды, а задать свой тренд, надолго.
На ихний тайкыгыргын – ответим нашим, в два раза тайкыгыргынистей.
Только где ж его взять.
Где, где… В Вооруженных Силах».
Все было предопределено, когда директору привиделся гениальный рекламный ход с армейской тематикой. С того дня он гонял свою идею в голове, поворачивая и так, и эдак, пока не нашел компромисс, на который его совесть могла бы пойти. В самом крайнем случае. Если жизнь совсем прижмет.
Но лучше бы еще подумать.
Может, еще не совсем край?
Директор открыл ящик стола, выгреб оттуда пряники, ссыпал их в карман и пошел заниматься с Катюшей, пока Валентина в школе. Дочка придет, ругаться станет – мол, у животного должен быть один ведущий оператор, – да и пусть ругается.
Учить Катюшу всяким трюкам было одно удовольствие. Может, она и неправильный мамонт, но такое чудо, оторваться невозможно. Открытое и трогательно доверчивое существо.
Не то что ее братец, хитрец и хулиган.
Часть третья. Аймаквыргын
Звезда Чукотки Катерпиллер – для своих просто Катька, – вырос, конечно, покрепче сестренки, помассивнее, но все равно до норматива не дотягивал, а главное, тоже был с виду какой-то игрушечный. Несерьезный мамонт. От мамы он унаследовал длинную рыжую челку, а от ветеринара Пети Омрына подхватил манеру совершенно по-человечьи сдувать ее, когда падала на глаза. И сами глаза у него сызмальства глядели так живо, будто зверь что-то про вас знает. Он за всеми подсматривал и у всех учился. Персонал теперь носил ключи от вольеров строго в карманах брюк: из боковых Катька моментально их выуживал и показал этот фокус сестре.
В отличие от Катюши, для Катьки питомник не стал домом, он тут недолго прожил и бывал потом нечасто. Сестренке от рождения назначили персонального оператора и дали задачу выполнять представительские функции; директор разглядел в Катюше звезду куда раньше продажников с их тайкыгыргыном, просто сам себе не хотел в этом признаться. А Катьку ждала типичная судьба рабочего животного. Его забирали в питомник обычно перед визитами туристических групп – порадовать гостей двойняшками; заодно Петя проводил осмотр. Каждый раз ветеринар говорил, что парень растет особенный, но куда его такого применить, бог весть.
Все могло бы сложиться иначе, согласись Умка на «личного мамонта». Тогда они с Валентиной катались бы на близнецах в школу, растили их вместе, и Катька проводил бы долгие чукотские зимы между питомником и селом, отправляясь в стойбище лишь на летние каникулы. Вероятно, он стал бы намного более «домашним», менее шкодливым и склонным проверять на прочность устоявшиеся нормы – но и растерял бы часть природного обаяния. Ну и привычка сызмальства к одному каюру – это как благо для мамонта, так и крест на всю жизнь для обоих, что для животного, что для человека. Мамонт растет очень уверенным в себе, быстро учится и нарабатывает лидерские качества, именно такие звери чаще становятся вожаками. Если человек выбрал стезю мамонтовода, это все имеет смысл, у него будет идеальный рабочий инструмент. А если нет?
Умке мамонт был не нужен. Чем старше становился мальчик, тем более подчеркнуто сторонился животных, выполняя только самую необходимую часть работы по питомнику, а от Катьки дистанцировался особенно.
– Я слишком хорошо его слышу, – признался он Валентине после очередной перепалки на тему «никакого толку от тебя, совсем не помогаешь». – Я каждое лето, когда мы выходим в тундру, замечаю, что стал лучше слышать. А этого парня не расслышит только глухой. И тут дело не в моих способностях, дело в мамонте. Петя верно говорит, он особенный. Да и Катюша на самом деле тоже. Просто ваши цирковые фокусы не дают ей свободно развиваться… Да погоди ты! Она учится легко и с удовольствием. Все нормально. Но если дать ей выбор, она хотела бы учиться совсем другому.
– Чему? – холодно спросила Валентина.
Они с Катюшей только что построили детскую площадку в Анадыре и имели бешеный успех. Ну что значит построили – собрали как конструктор. Делали это вместе со школьниками, телевидение пускало слюни от восторга. Местная администрация лезла в кадр, обнимая то Валентину, то мамонтенка; в отдалении гордились собой продажники; на макушке у Катюши красовался огромный алый бант; чему еще учиться и чего еще хотеть?
– Да вон как Катька. Всему!
– Э-э… Распрягать собак, пока никто не видит? Угонять снегоходы?
– Ты не понимаешь?..
– Наверное, ты слишком умный для меня, братец, – надменно сообщила Валентина.
Ей постоянно твердили, какая она растет красивая. Сначала Валентина принимала это с удовольствием, а потом стала подозревать, что не все так просто. Она действительно обещала вырасти очень яркой женщиной. Но если ты достаточно сообразительна, чтобы критически относиться к своим умственным способностям, иногда приходит догадка: люди хвалят твою внешность, поскольку больше хвалить нечего. По счастью Валентина не всегда так думала, но каждый месяц ей несколько дней подряд казалось, что ее все считают дурой. Сейчас как раз были такие опасные дни. Валентина сидела верхом на Катюше, а та ходила в амуниции дежурного тягача, подогнанной под «детский» размер, чтобы не выглядеть нелепо. Но маленький огнетушитель, знаете ли, не менее железный, чем большой. Ка-ак даст тебе по черепу любящая сестрица…
Умка пожал плечами и отвел глаза. В тринадцать лет глупо воображать, что ты Бэтмен или Одинокий Рейнджер, если тебя по-прежнему никто не понимает. Хочешь не хочешь приходишь к выводу: наверное, я хренов Чебурашка.
Умка был уже не тот и даже свыкся со своим прозвищем. Его детская упертость превратилась в очень взрослую спокойную уверенность. Он теперь всегда мог промолчать. Всегда мог отвести глаза в сторону и пожать плечами. Изобразить равнодушие. Умка научился принимать чужой выбор и уважать право человека на ошибку. Это работало с кем угодно, только не с Валентиной. Он слишком ее любил, чтобы не делать ей больно.
– У нее отняли выбор, – упрямо буркнул Умка. – Вот как у тебя.
Сестра не стала бить его огнетушителем. Просто фыркнула и уехала.
– Поменьше слушай Андрея, – бросила она через плечо. – В точности его слова. Право выбора… Свобода выбора… Все такие умные!
– Давай-давай, звезда Чукотки, – не удержался брат. – Твой порядковый номер записан в племенной книге.
– Чего-чего?
Валентина развернула мамонтенка и вернулась. Катюша тут же полезла шарить у Умки по карманам. Безобразное поведение, но ребенку и звезде Чукотки можно, это делает звезду ближе к народу. Только ты, девушка, сначала думай, а потом делай, здесь тебе не актовый зал нашей школы и не праздник совсем. Ты на питомнике, так что, будь добра, манипулятор свой прибери…
Умка дал животному мысленный посыл. Катюша вытащила хобот из кармана и скромненько потупилась. Выходило у нее очаровательно. Ну актриса, редкая актриса.
– Как ты это сделал?
– Я ее попросил.
Валентина сокрушенно покачала головой.
– Идиот. У кого отняли выбор? Ты сам выкинул свое право выбора в помойку и теперь бесишься. Злишься на других, потому что зол на себя.
Умка вопросительно поднял брови.
– Ты запретил себе делать то, к чему у тебя способности. Зачем?
– Мы сто раз это обсуждали.
Валентина долго глядела на него молча, а потом сказала:
– Жалко мне тебя, братец. До слез. Честное слово, убила бы, чтобы не мучиться. И чтобы ты не мучился.
С этими словами она перекинула ногу через шею мамонтенка, съехала по плечу Катюши вниз с полутораметровой высоты и сгребла брата в охапку. Умка попытался вырваться и не смог. Они были уже в одной весовой категории, но Валентина превосходила его в цепкости.
– Возьми себе мамонтенка, – жарко продышала она брату на ухо. – Пока не поздно, возьми Катьку. Себя не жалеешь – спаси его.
Умка чуть-чуть отстранился и уставился на сестру.
– Ему пять лет, еще не поздно. Ты спасешь его, а он спасет твой талант.
– От чего спасать-то?.. – пробормотал Умка.
– Эх ты, дурачок… Поговори хоть со своим Андреем. Даже он, глупый, и то понимает – это новый тип внутри чукотской породы, совсем новый. Мамонты двадцать первого века. Но папе они не интересны. Если бы я не согласилась взять Катюшу, думаешь, из нее бы сделали актрису? Ха-ха… Это папа ради меня расстарался. Он хотел, чтобы я была звездой, а вовсе не Катюша. Мамонты приходят и уходят, а питомник остается, и клиент должен помнить лицо питомника – мое лицо! Мое красивое лицо!
Валентина сделала движение, будто сейчас раздерет это красивое лицо ногтями. Умка схватил ее за руки.
– Вот тебе и весь маркетинг! А несчастную Катастрофу рано или поздно отправят в стадо, как и Катьку! И все, понимаешь? Курс молодого мамонта – и до свидания! Рабочая судьба и запрет на разведение. Никаких шансов, что эта линия продолжится!
Несчастная Катастрофа, сопереживая, ласково потрогала своего оператора хоботом.
– Отстань! – Валентина дернула плечом.
– Они же не бракованные, почему запрет…
– Для папы – бракованные. Слишком мелкие и слишком умные. Подозрительно умные, не к добру, в следующем поколении могут дать крутейший сбояк. Все, закрыта эта тема. А ты совсем от питомника оторвался и не знаешь ничего. Слышал, с чем продажники ходили к папе? Он еще орал на них так, что стекла звенели… Предложили зафиксировать линию Катерпиллера-Катастрофы через близкородственную вязку.
– Весело там у них на песцовой ферме… – привычно отозвался Умка.
Это была нормальная реакция человека с питомника на новые инициативы продажников. Ну действительно, весело там у них.
Валентина испытующе глядела на брата.
– Совсем оторвался, ага.
– Стоп-стоп-стоп…
– Начинает доходить?
– Ну… Да кто они такие? Даже не зоотехники. Чего они могли разглядеть?