– Давай его выгоним, – предложил Петя.
– Как?! – искренне поразился директор.
– Ласково. Намекнем, что у якутов есть вакансия. Я позвоню, договорюсь. И пускай валит отсюда.
– Но… Почему?
– Да потому что он и правда вырожденец. Я немного знал его деда. Это какой-то позор – дедушка был пиратом, а внук такая размазня!
Директор закусил губу.
– Вся Чукотка немного знала его дедушку, – буркнул он невнятно. – А уж мой дед знал – лучше некуда…
– Ну ладно тебе… Никто не помнит, что там получилось на самом деле. У них с шаманом были свои отношения.
– Я помню, что после их отношений, как ты изволил выразиться, питомник чудом не извели под корень. Ты же его восстанавливал из ничего почти! Молчу, что стало с дедом…
– Это были личности огромного калибра. Они вытворяли такое – нам и не снилось. И прикинь, в какие времена. Мы не вправе их судить. А вот когда я гляжу на Андрея…
– Андрей хороший зооинженер, – сказал директор твердо. – Дело знает. Да, не талант. Но сейчас проблема не в отсутствии талантов. Их всюду полно, даже на песцовой ферме. И у каждого свое видение, у каждого свой тайкыгыргын, растуды его туды. А кто-то должен грамотно тянуть лямку. Мне надоели таланты! – вдруг рявкнул он в полный голос. – Всю жизнь кругом таланты, один я идиот!
Встал и вышел, хлопнув дверью.
Петя достал из шкафчика початую чекушку огненной воды и тоже хлопнул. После чего завалился на топчан и прикрыл глаза.
– Мне надо продержаться еще лет пять, – сказал он в потолок. – А лучше десять. Пока Валя не научится всему. Потом я сдохну с чистой совестью.
Поднялся, вернулся за стол, выпил еще и снова лег.
– Это лекарство, – сообщил он невидимому собеседнику. – Мне надо продержаться еще десять лет… Ой как дофига. Мне скоро вообще семьдесят, чукчи столько не живут. Поэтому я вынужден принимать лекарство.
Через минуту он захрапел.
Директор сидел в кабинете, борясь с желанием пойти и растолкать Петю Омрына, а то несправедливо: подчиненному сейчас хорошо, а ему, начальнику, плохо.
Напомнили про Трансчукотку, про любимого зверя – и накатило.
Какие бы мы ни были настоящие люди, а потерять своего мамонта это и для нас травма. Особенно если знаешь, что сам виноват. Трудно. Больно.
Раньше чукчи были вовсе равнодушны к смерти, убежденные, будто у них по пять-шесть жизней, а после окончательной гибели только и начинается самое интересное. Потом русские основательно сбили нас с толку, поколебали в вере, но старая закалка сидит глубоко внутри: и по сей день для чукчи смерть – просто часть естественного процесса круговорота всего в природе. Умер, ну и молодец, там где-нибудь увидимся.
Но любить настоящие люди умеют крепко, и как бы философски ни воспринимали любую утрату, потеря близких – считай, кусок мяса у тебя прямо из сердца вырвали.
Вот поэтому не надо было нам связываться с мамонтами, говорил дедушка Умкы. Мамонты сделали чукчей слабыми.
Время собак и оленей скоротечно. Мы ласкали наших псов, берегли их, гордились ими, но от рождения чукча знал, что у него будет много собак, одна за другой, и оленей без счета. С мамонтом все по-другому. Во-первых, он с тобой надолго, если не навсегда, ты еще поди угадай, кто кого переживет. А во-вторых, эта нелепая волосатая громадина на толстых коротких ногах и с горбом, словно у верблюда, она невероятно чувствительна и совершенно психологически зависима от человека.
Оленю в принципе начхать на тебя, ему нужна от людей только соль и безопасность. В глазах собаки ты – старший в стае, образец для подражания, самая главная и самая лучшая собака в мире. И лишь мамонту нужен ты сам, каков есть. Просто чтобы ты был, а он тебя обожал.
Мы научили мамонтов беззаветно любить нас – такой, извините, динозавр, обязан знать от рождения, что человек это его свет и радость, иначе кранты человечку, затопчут мимоходом, – но совсем не учли, как сами полюбим их.
Мы внушили мамонтам, что им больше никто не страшен, ибо в связке с человеком они неуязвимы, а значит, могут и должны стать образцом доброты и благородства, – и не подозревали, как это изменит нас самих.
Мы просто хотели обезопасить себя от монстров, для которых человек – пушинка. И выбрали проверенный метод, отлично себя показавший с лошадями и собаками.
Мамонты были плохо исследованы, когда их начали интенсивно разводить, а потом стало поздно, мы влипли.
Люди быстро установили, что мамонты умны, у них отличное зрение, почти не слабеющее с возрастом, и потрясающий слух. Но отправной точкой для первых дрессировщиков были слоны, еще раз слоны, опять слоны и, конечно, собаки. Девятнадцатый век! Что мы тогда знали про способы общения слонов?! Возможно, звук в диапазоне, где мы не слышим. Возможно, передача сигналов за километры через подушечки ног, своеобразное перестукивание. Никому в голову не пришло, что у мамонтов это все надо умножить на порядок из-за особых условий, в которых они жили.
А что слон?.. Хорошо развитая корова с тонкой душевной организацией, которую ему некуда применить. Он нервный и пугливый. Рявкни на него – побежит сломя голову. А еще он двадцать часов в сутки занят: ищет еду и жрет… Хобот, конечно, отличная штука. Дает огромные возможности. Например, возможность развивать мышление. Ну так задачи нужны, задачи! Будь у наших лаек такой шикарный манипулятор, чукотские оленеводы вообще бы не работали! Валялись бы по чумам толстые и счастливые, а собачки отлично справлялись бы за них!
Так говорил дедушка Умкы – и хохотал, представляя себе лайку с хоботом.
Но как есть множество людей с руками и совсем без соображалки, так и у большинства слонов хобот растет из задницы. От слонов никогда не требовали врубить мозги на всю мощность. Ни люди, ни обстоятельства.
Мамонт по набору функций вообще не слон. Это какой-то, я не знаю, луноход. Выживание при разбросе температур до шестидесяти градусов на сложном и опасном рельефе. Постоянная точная работа бивнями, совсем другие задачи для хобота, общая суровость обстановки. Белые, трам-тарарам, медведи и полярные, мать их, волки. Бурых медведей не считаем, мелочь. И вечная мерзлота под ногами, по которой любые колебания уходят очень далеко. Резко возрастает и чувствительность, и способность понимать сигнал, и умение сообщать о себе на расстоянии. Насколько такая напряженная коммуникация загружает мозги и до чего они развиваются, мы примерно догадываемся только сейчас.
Мамонты знают про нас больше, чем мы. Они умнее собак и намного тоньше воспринимают окружающий мир. Если собаки абсолютно верно считывают наши эмоции по выражению лица, то мамонт способен на большее. Даже не знаю, как объяснить. Дали бы мне какой-нибудь Институт Мамонтоводства, я бы все разузнал. Но где я и где институт, рожей чукотской не вышел. Поэтому вынужден говорить словно шаман: волшебным образом мамонт чует, чего мы про него думаем. И умеет в ответ передавать, что сам про нас думает. Конечно, этому должно быть разумное объяснение. Акустическое, химическое, оптическое и так далее, хоть электрическое. Но без глубокой научной работы до него не докопаться, а русским мамонты пофигу, они все к звездам рвутся да Америку пугают, заняты очень, а какая без русских научная работа.
Мы твердо знаем одно: мамонты с нами общаются. Сначала взглядом, наклоном головы, взмахом хвоста, легким прикосновением хобота; но постепенно у каюра и зверя вырабатывается бесконтактный общий язык. Начинается разговор без жестов и слов. Возникает понимание очень тонких материй. От простых эмоций – к сложным.
И когда ты впервые понимаешь, что чудовище ростом под четыре метра и весом под семь тонн считает тебя своим папой, ощущение – кирпичом по голове…
Пушок считал директора старшим братом.
Пушок погиб на строительстве Трансчукотки. Туда привлекали любые ресурсы, до каких могли дотянуться. Потому что либо освоим фонды – и будет трасса, жизненно важная для всего полуострова, либо не освоим – и не будет. Военные и гражданские, профессора и старшеклассники, товароведы и библиотекарши, все побывали дорожными рабочими. И охотники, пока у них не сезон, и знаменитые уэленские зверобои, и та же песцовая ферма. Оленеводы умудрились прислать людей, наскребли как-то. Северный флот заходил – матросами поделился. И очень крупно помогла легендарная «Армия Вторжения» из бухты Провидения, про которую никто не знает, для чего эта армия вообще, почему ее так интересно зовут и есть ли она на самом деле.
Не участвовали, кажется, только метеорологи – хотя просились. Но на Чукотке погода решает абсолютно все, поэтому кто-то должен сидеть на шухере и делать прогноз, что бы ни происходило, хоть прокладка судьбоносной дороги, хоть Судный день. А то внезапно дунет, а мы не ждали – и ваш конец света нам уже неинтересен, у нас тут свой апокалипсис сразу.
Питомник вышел на «народную стройку» полным наличным составом вместе с беременными и молодняком; их просто не с кем было оставить, ну и пусть держатся поблизости. Верховых и пастухов на всю ораву не хватало, поэтому рядовым чукотским ковбоем временно стал каждый. Начиная с тогдашнего директора, орденоносного дедушки Умкы на элитном производителе Домкрате, и кончая женой Пети Омрына, которая не захотела оставлять мужа без присмотра и очень к месту вспомнила, что тоже, как и все серьезные люди, когда-то получила диплом «каюра тяжелых систем». Сколько раз ее звали на работу, она ни в какую. А тут – нате вам. Ну, посмеялись втихаря, положили несколько дней на восстановление навыков и групповое слаживание – и двинули на трассу.
А там – какая встреча, однако! – родственники и знакомые: две бригады строителей на чукотских мамонтах. Сорок мохнатых бульдозеров. Про них даже статья в газете была, так и называлась: «Сорок мохнатых бульдозеров». Сначала все страшно обрадовались, мамонты особенно. Сварщикам пришлось здорово попотеть, чтобы понаделать отвалов и ковшей на всю ораву – и тут «Звезда Чукотки», сама того не ожидая, предъявила народу, как играют любители против мастеров. Радость всеобщая малость поутихла, а дальше случился даже некоторый скандал. Потому что выработка у питомника оказалась процентов на двадцать выше, чем у профессионалов-строителей. Хотя питомник не позволял своим мохнатым бульдозерам особо зарываться, берег племенных зверей. Монотонная циклическая работа вгоняет мамонта в транс, четвероногое будто наполовину засыпает и в этом режиме пашет, как заводное, пока у него бензин не кончится. Тут оно, конечно, проснется и будет сутки жрать в три хобота, забив на работу хвост, а это педагогически неправильно и вредно для здоровья.