– Вы чего? – удивился Пузо. – Шаман не выдаст. Он, конечно, да… Как бы государственный человек, подневольный. Но стучать не будет точно.
– Да скорость у него маленькая! – объяснили ему.
– Маленькая? Зато постоянная, сто километров в день – запросто. Много ты знаешь упряжек, которые ходят по сотне в день? То-то.
– Слушай, ты же хочешь низкую облачность. Вот и попроси шамана заодно. Пусть сделает.
Пузо скривился.
– Я бы попросил. Да он не умеет. Он же белый шаман.
Есть у чукчей заповедь: никогда не смейся над незнакомцами.
Сами подумайте, откуда она могла взяться.
Романтика жизни на Крайнем Севере: либо мы их, либо они нас.
Значит, чтобы не было потом мучительно больно, надо всегда действовать осмотрительно и продуманно, со свойственной нам смекалкой и национальной военной хитростью. В идеале – действовать первыми, а то добычи на всех не хватит.
Хорошо бы только помнить, что чукотская смекалка несовместима с жадностью; если дать ей разгуляться во всю дурь, она может выйти тебе самому боком. Когда в начале двадцатого века сюда зашли американские скупщики пушнины с целыми кораблями выпивки, табака, веселенького ситчика, патефонов и винчестеров, традиционное чукотское уважение к природе улетучилось мигом, и лет на двадцать тут настал полный армагеддон. Не вмешайся русские вовремя и не дай американцам пинка под зад, береговые чукчи успели бы перестрелять к чертовой бабушке все живое. Например, моржей они самую малость не заколбасили до полного исчезновения.
И ведь что интересно: чукча, воспитанный по заветам предков, – милейшее существо, даже в некотором роде нежная и поэтическая душа. С детства чукчу приучают к мысли, что убивать разрешено только ради пропитания, мучить любое живое создание вовсе страшный грех, а если увидел в тундре красивый цветочек – остановись, полюбуйся, но ни в коем случае не рви, пускай дальше растет. И вот эти добрейшие ребята – прирожденные диверсанты и разбойники. Как одно с другим сочетается? Да прекрасно.
У демобилизованного сержанта разведки Виктора Пуя военной хитрости было хоть отбавляй. Он унаследовал кличку «Пузо» от отца, которого так прозвали русские за изрядную толщину. И хотя сам не страдал лишним весом, носил это прозвище с гордостью, объясняя, что исключительно на пузе добрался аж до Берлина. Ходил бы ногами – сто раз бы шлепнули. И теперь благодаря его многострадальному животу на рейхстаге написано: «Здесь был Витя с Чукотки».
Естественно, у Виктора, как у любого нормального чукчи, имелись по всему полуострову родственники и знакомые, и знакомые родственников, и просто добрые приятели еще с довоенных времен. Как передовой работник, Пузо часто мотался по Чукотке на разные совещания да награждения – и всюду заводил новых друзей; и тетю Клаву из продуктового магазина в Эгвекиноте; и таинственную Машу из Анадыря, о которой упоминал редко и не при дамах; и, главное, Лену из бухты Провидения – эта, будучи женой заведующего портовыми складами, знала все на свете. Таким образом бригадир зверобоев всегда имел свежую информацию, где что почем и кому сколько дать, чтобы нам оставили, и кто поедет мимо, чтобы нам это забросили; ну и вообще, как говорится, держал руку на пульсе событий.
Лучше бы Пузо был чуток попроще.
История умалчивает, кто пустил слух первым, но мы-то знаем: когда на скалы бухты Провидения высадилась Армия Вторжения, пока еще маленькая, но в недалеком будущем великая, ужасная, непобедимая и легендарная, это именно Пузо сказал:
– Мужики, готовьтесь, у нас тут нарисовалась типичная армия вторжения, скоро будет весело.
– Ну слава богу, – сказали мужики, – а то мы устали волноваться, вон на Аляске какое движение, того и гляди влупят по нам, теперь авось поостерегутся.
За пару месяцев слух об Армии Вторжения облетел всю Чукотку, достиг берегов Аляски и триумфально двинулся вниз по карте на Вашингтон и Пентагон.
В Вашингтоне и Пентагоне не очень испугались, поскольку сами заварили эту кашу и какого-то ответа ждали. Что там, десантная армия? Не страшно. В конце концов, если русским хватит дури захватить Аляску, когда «Летающие Крепости» с атомными бомбами уже взлетят с северных аэродромов, – невелика потеря.
На что американская военщина никак не рассчитывала, так это на чукотскую смекалку.
Полевой стан племенного хозяйства располагался в живописной долине. Снег тут был словно веником расчищен, и все под снегом подъедено. Даже олени так не могут. На подходе к стану путника встречала грандиозная куча навоза, готового к транспортировке. Из кучи торчали вилы, рядом валялся титанических размеров скребок.
Неподалеку несли патрульную службу двое очень серьезных недорослей – едва годовалый мамонтенок и мальчик лет семи-восьми.
– Здравствуй, Василий Иванович! – приветствовал мальчика Пузо, тормозя упряжку. Мамонтенок сразу начал переглядываться с лайками, те весело махали хвостами. Любят собаки мамонтов, особенно маленьких.
– Здравствуйте… – отозвался мальчик, разглядывая гостя.
– А как зовут твоего динозавра, однако?
– Домкрат.
– Хорошее имя. Ну а я дядя Витя Пузо, ты меня не знаешь, а я тебя знаю, мы с тобой дальние родичи. Прибыл к отцу твоему по важному делу. Разрешаешь проехать на территорию питомника?
– Разрешаю, – мальчик важно кивнул.
– Ну спасибо.
На яранге шамана висели две таблички – простые фанерки, разрисованные химическим карандашом.
Верхняя табличка гласила: «АН СССР ОПХ РВЖ им. Обручева»
На нижней красовалось устрашающее: «СОВЕЩАНИЕ. НЕ ВХОДИТЬ»
Пузо усмехнулся, отряхивая торбаса. Нижняя табличка висела на ременной петле, ее можно было перевернуть, и бригадир знал, что там с другой стороны написано: «ШАМАН НЕ ПРИНИМАЕТ»
Пузо любил все знать.
Он просунул голову в ярангу и хотел спросить: «Разрешите?», когда из полога донеслось:
– Здравствуй, друг. Заходи.
В пологе было жарко натоплено, Пузо сразу разоблачился до пояса, как хозяин и его жена. Шаман пил чай, Виктору тоже подали кружку.
Отпив, сколько требовала вежливость, гость спросил:
– Значит, нашелся Обручев?
Шаман покачал головой.
– Это я сам написал. Просто для себя. Потому что так правильно.
Виктор кивнул. Насчет Обручева любой бы согласился с шаманом.
– Это мне кажется – или ты сейчас, попивая чаек, улучшаешь погоду?
Шаман рассмеялся.
Сильно за сорок, он все еще был в отменной форме. И хорош собой. Не зная, как выглядят чукчи, вы бы решили, что это самурай знатного рода.
– А что, не надо? Я по привычке. Я же больше ничего не умею.
– Лучше бы не надо. Мне нужна в ближайшие дни низкая облачность, чтобы пограничные самолеты не летали. Можно легкий туман. Хоть на недельку. Диверсионная такая погода.
– Диверсионная, – повторил шаман задумчиво.
– Прости меня! – вырвалось у Виктора.
Шаман молча смотрел на него. Женщина вдруг быстро оделась и вышла.
– Ты дал мне двадцать лет, – сказал шаман. – Я многое успел. Сын вот родился.
– Хороший мальчик. Слушай, ничего не случится. Мало ли что двадцать лет назад показали тебе духи, с тех пор все переменилось. Весь мир переменился. А если сейчас будет война – так и так нам конец.
– А будет война?
– Ты же знаешь, что творится на том берегу. Прямо с осени сорок пятого. Как только они испытали свою бомбу на японцах – началось.
– Ну, знаю. Все знают.
– Теперь они готовы ударить. В Номе сели большие самолеты, очень большие, четыре мотора. Дальние бомбардировщики.
Шаман молча ждал.
– Нужны твои грузовики, – сказал Виктор. – Иначе я бы ни за что не пришел. Вот ни за что. Но без тебя никак.
Шаман вопросительно приподнял бровь.
– Мы устроим шум по маленьким поселкам на том берегу, обычный грабеж. Оттянем туда пограничников и полицию, а я с бригадой тихо пройду в Ном.
– Двести восемьдесят километров, – заметил шаман.
– Двести шестьдесят. Надо три грузовика, лучше даже четыре, с медицинской будкой. Чтобы смотрелось как обычный спасательный выход. Пойдете меня спасать, я пропал без вести в проливе, когда бил там нерпу. Через неделю это будет знать все побережье. Я поговорю с твоими каюрами, объясню им, что врать пограничникам, если попадутся. Но вообще… Хватай берданку, друг, и поехали с нами. Когда еще будет такой случай? Никогда.
– Витя, ты сумасшедший, – сказал шаман ласково.
– Бомба, Ваня. У Советского Союза до сих пор нет бомбы. Иначе наши давно бы напоказ бахнули… А в Номе она сейчас наверняка есть. Поэтому я хочу диверсионную погоду. И твои грузовики.
– Ты сумасшедший, – повторил шаман.
– Сумасшедшие – на том берегу. Ты слыхал, наверное, они вербовали диверсантов среди эскимосов… Сегодня приехал Джонни Унук. Он рассказал про большие самолеты и еще кое-что. Раньше вербовщики были американцами. Теперь появились новые люди. Немцы. Джонни просто вне себя. Говорит, настоящие фашистские морды, он не мог ошибиться. Ну, ты знаешь Джонни, ему случалось видеть фашистов через снайперский прицел… Если очень повезет, я возьму «языка», вдруг подвернется.
– Если тебя не убьют американцы, то расстреляют наши.
– Если я привезу нашим бомбу… Однако пусть расстреливают.
– А если из-за тебя как раз и начнется война?
– Когда война начиналась из-за чукчи? Мы непонятные дураки с края земли, это все знают. Мы можем устроить что угодно. Вот решили пограбить эскимосов просто со скуки. И случайно украли одну бомбу. Не десять же! Всего одну. Мы вообще не поняли, что взяли. На горшки ее распилим. А немец… Ну откуда на Аляске фашисты? Их там не было и не может быть.
Шаман думал. Пузо улыбался.
– Пойдем с нами, друг, – сказал он. – Я так соскучился по тебе за эти двадцать лет.
Мимо яранги уютно протопал мамонт.
Впереди ждали события нелепые, трагические, романтические и снова трагические, а затем опять нелепые, но все они вели к тому, что в двадцать первом веке на свет появится Катька.