Гудки в трубке резко прервались и приятный мужской голос, вежливо представившись, поинтересовался целью их звонка. Димка, вздрогнув от неожиданности, передал телефон сестре.
–– Здравствуйте Игорь Николаевич, – ласково пропела Ника. – Это вас боярыня Капитонова беспокоит.
Из телефона донёсся сдержанный мат, согласно которому получалось, что, в списке венценосных особ, почтивших своим присутствием ветеринарную клинику на краю города, только боярыни и не хватало. Это обнадёживало и Ника, облегчённо вздохнув, пошла ва-банк.
–– А не позовёте ли вы мне, дружочек, княгинюшку на почирикать.
–– А не пойдёте ли вы, вместе с княгинюшкой… в баньку, – весьма невежливо отреагировал эскулап.
–– А вот хамить, батенька, некрасиво, – обиженно выдохнула Ника и сдерживая справедливый гнев, продолжила беседу. – Я, конечно, могу и сама навестить вас…
–– Не стоит, – тут же пошёл на попятную доктор. – Нет здесь ни княгинюшек, ни графинюшек. И прочих нюшек иже с ними тоже нет.
–– Ну вот и чудненько. Тогда передайте, Тамаре Давидовне, что папенька её светлости помирает…
–– Ухи просит, – прошептал Дима и тут же получил звонкую затрещину.
–– Так передадите, или лично подъехать?
–– Не напрягайтесь, боярыня, – зло процедил Фролов. – Холоп дело знает. Княгиню разыщем, последнее адьёз передадим.
Трубка противно запищала, и Ника удивлённо перевела взгляд на Димку.
–– А что ты хочешь? – улыбнулся брат. – Её светлость и не таких подготовленных с реек сбрасывала.
***
Лучи утреннего солнца пробивались сквозь давно не мытые стёкла. Шум машин, припаркованных под окнами, сливался с детским плачем, доносившимся из соседней квартиры. Казалось, что стены здесь были сделаны из картона. Уже второй день Тамара не могла нормально уснуть. И это то, что, при сдаче, квартирная хозяйка называла спокойным районом. Закутавшись в одеяло, Тамара тяжело вздохнула. Может и правда спокойный район, просто она никогда не бывала в неспокойных.
Последние дни Гурман, словно улитка, влез в свою раковину и ни с кем не разговаривал. Ни родных, ни близких у Балуя не было, и вся чехарда с похоронами легла на его плечи. Тамара сначала хотела помочь, но потом поняла, что Гурману очень важно всё сделать самому. Даже Сашка с Валеркой лишь иногда допускались до бумажных дел: сходить туда-то, договориться с тем-то. Номер телефона Гурмана был только у своих, но после смерти Балуя всё чаще звонки поступали с неизвестных номеров.
С этого номера звонили уже третий раз. Гурман раздражённо скрипнул зубами: раз не берёт трубку, то, чего трезвонить? Немного подумав, он, всё-таки ответил. Тамара сжалась. Если это что-то не важное, то сейчас мало никому не покажется.
Выслушав звонившего, мужчина медленно сполз по стене. Закрыв голову руками, замер. Реакция на звонок была настолько странной, что сердце Тамары пропустило удар. Кажется, что всё плохое уже случилось и не было ничего, что заставило бы его так отреагировать.
–– Твой отец в тяжёлом состоянии. Нам надо ехать к нему.
«Нам надо ехать». «Нам». Это было первое, что пробилось в сознание. Не «тебе», а именно «нам». Только потом до неё дошёл смысл остальных слов.
Взяв трубку, Тамара слушала незнакомую девушку и не понимала, чего от неё хотят. Кажется, это была медсестра. В трубке жалобно сопело. Надо было ответить. Тамара попыталась открыть рот, но мышцы парализовало. Челюсть стала тяжёлой и, казалось, что каждое движение бьёт по ушам противным скрежетом, словно в заржавевшем, испорченном аппарате. Она вдруг с ужасом поняла, что отец не может даже умереть спокойно, зная, что его любимая, вредная Тамрико находится в руках врагов.
Ноги сами понесли её в комнату, дрожащие руки бессмысленно шарили по вещам, а в голове царила пустота.
Шаги за спиной прогрохотали, как набат. Тамара даже обернулась. Разве могут тапочки так громко стучать по ламинату? На мгновение она ощутила себя героиней какого-то жуткого фильма, где всё рушится, превращается в развалины и вдруг каменной поступью входит Супермен и всех спасает. Впрочем, так и было. Затащив в ванну, Гурман заставил её умыть лицо холодной водой. В голове немного прояснилось. Впрочем, что делать, Тамара так и не соображала. Достав из шкафа серый, дорожный костюм, он заталкивал её руки в рукава, застёгивал пуговицы, словно мягкую куклу тащил в машину.
Внедорожник подскакивала на раздолбанной дороге и, при каждом взлёте, из опухших глаз Тамары вырывались потоки слёз.
То, что и у отца, и у матери старые проблемы со здоровьем, она знала всегда. Но сочувствия эти знания не вызывали, оставаясь отстранёнными и чужими. Когда мать осторожно тёрла грудь, разгоняя боль, Тамара спокойно заканчивала обед и выходила из столовой. Казалось, что родители будут жить вечно, а сердце… это такая мелочь, на которой не стоит зацикливаться. До сих пор в её жизни всё было чётко и уравновешенно и вот, всего за три недели, всё изменилось.
Когда Тамаре сообщили об убийстве мужа, она поблагодарила небо, что не услышала известие в присутствии отца. Иначе, она вряд ли смогла бы объяснить, почему сердце даже не встрепенулось. Словно и не было тех десяти лет, в течение которых она каждый день ложилась в кровать Константина, садилась с ним за один стол. А может и правда не было? Ведь, когда Тамара ложилась спать, муж ещё сидел в кабинете, изучая какие-то бумажки, а когда просыпалась, он, чаще всего, был уже на работе.
Константин не разу не обидел её, не сделал ничего, что могло бы унизить или оскорбить (ведь не считать же оскорблением его частые заходы налево). Он просто был. Как была кровать, стол, стул… За десять лет Тамара не смогла вспомнить ни одного события, которое заставило бы её радоваться (ну не радоваться же презентациям и инаугурациям, на которых они обязаны были появляться вместе, не радоваться же бриллиантам, машинам, нарядам…)
Трясясь по ужасной дороге, Тамара вспоминала тот день, когда открылась её связь со Смирновым. Отец и муж были шокированы и не знали, как поступить. Первым опомнился Давид. Схватив ремень, он долго гонял дочь по комнате. Уворачиваясь от наказания, Тамара только после разборок поняла, что отец звонко щёлкал ремнём, норовя попасть по чему угодно, только не по любимой дочери. И главное, поняла, что отец взял на себя роль судьи, боясь, чтобы бить её не начал муж. Он, судя по всему, даже не догадывался, что Константина этот случай удивил, обидел, но бить её он никогда не стал бы. Для этого надо было любить, именно то чувство, которого никогда не было в их отношениях.
Под веками покалывало. В голове молоточками стучали обрывки фраз из телефонного разговора с медсестрой. Незнакомая девушка сыпала медицинскими терминами, словно оправдываясь за то, что сердце её отца не выдержало событий последних дней. Было ужасно ощущать, что медсестра чувствует себя виноватой, в то время как именно она, непутёвая дочь, виновата в том, что случилось. За всё время своего заточения она даже не подумала позвонить родителям. А ведь Гурман разрешил бы. Просто ей и в голову не пришло, что кто-то беспокоится. После побега из дома в заброшенной деревне, после смерти Балуя, она думала о чём угодно, только не о родителях. А они ждали. Ждали хоть какой-то весточки.
Перед въездом в посёлок, из домика охраны вышел парень в камуфляже. Вразвалочку, он подошёл к машине, попутно подфутболив сапогом валявшийся на дороге фантик. Опустив стекло, Тамара впилась в охранника разъярённым взглядом. Не глядя на Гурмана, прошептала одеревеневшими губами:
–– У тебя граната есть?
Охранник поднял голову. Направленный на него взгляд дышал такой ненавистью, что парень поскользнулся, едва удержался на ногах и развернувшись, махнул рукой второму сотруднику.
Шлагбаум медленно пополз вверх.
Всё свободное место у дома Давида было заставлено машинами. Припарковав свой джип у соседнего участка, Гурман смотрел, как Тамара нервно пытается отстегнуть ремень безопасности. Простейшее движение давалось ей с трудом. Наконец, ремень отъехал вверх, но выходить она не спешила. После нескольких часов напряжения тело казалось невесомым, ноги ватными и непослушными. Пожалуй, если сейчас она сделает шаг, то прямо здесь разобьётся на мелкие осколки.
–– Если хочешь, я зайду с тобой? – предложил Гурман.
Тамара молчала, разглядывая руку сидящего рядом мужчины. Пожалуй, точно такая же, как у Кости: шершавая грубая кожа, синие корявые прожилки… Двое мужчин с одинаковыми руками и совершенно разным отношением к любви, к жизни. Тамара точно знала, что Гурман, в отличии от мужа, не будет стоять рядом, он влезет в её жизнь полностью, он будет знать о каждом её шаге. И в трудную минуту возьмёт все её проблемы на себя.
Противоречие между понятиями «любимый мужчина» и «заклятый враг отца» не давало ей покоя с того момента, как она села в машину. Как отреагируют ребята на появление Гурмана? Пожалуй, не стоит провоцировать и подогревать и без того непростую ситуацию.
Ворота разъезжались, словно в замедленной съёмке. Наконец, она собралась с силами, заставила себя выйти из машины и покачиваясь, пошла к дому.
Куривший у ворот парень презрительно скривил губы, сделав вид, что не узнал, с кем приехала дочь хозяина дома. Впрочем, Гурману было не до него. Пару дней назад, плюнув на меры предосторожности, они с Тамарой пробежались по магазинам. Заходить в элитные бутики, где Тамара была постоянным клиентом, не решились, а потому просто зашли в «Вавилон» и скупились от простеньких полусапожек до брюк и пуховика. До сих пор Гурман видел Тамару только в брендовых платьях или в домашней одежде. Сейчас, в одежде из торгового центра девушка казалась совсем другой, была как-то роднее, ближе.
Медленно поднявшись на второй этаж, Тамара подошла к спальне отца. Сдерживая выскакивающее из груди сердце, она несколько секунд стояла, прижавшись лбом к тёплому дереву двери. Наконец, глубоко вдохнув, повесила на лицо жалобную, неестественную улыбку и вошла внутрь. Комната была погружена во мрак. Тяжёлые тёмные шторы полностью пере