А через несколько дней ребята соберутся отмечать сорок дней после смерти Балуя и тоже надо будет рассказывать, как они отомстят, как продолжат его дело, что там ещё говорят в таких случаях… Потом сорок дней Давиду. Да уж, урожайный год получился у бабушки с косой. Из трёх самых крупных авторитетов города, в живых остался только Капитон. Вернее Капитоны.
Лопата поскользнулся на очередной кочке и, зло выругавшись, вернул его в реальность. Надо сконцентрироваться на встрече. Вчерашний звонок ничем не отличался от остальных. Взяв трубку, Гурман приготовился выслушивать слова соболезнования, но незнакомый женский голос прозвучал твёрдо и властно. Гурман даже не понял, почему он сразу поверил этому голосу, почему шкандыбает сейчас по мартовскому бездорожью навстречу неизвестности.
В условленном месте, опершись на железный некрашеный заборчик, стоял мужчина. Подходя, Гурман напрягся и, засунув руку под куртку, проверил пистолет. Сзади щёлкнул затвором Лопата, намекая, что он тоже принял должные меры безопасности. Неизвестный медленно обернулся, и Гурман резко остановился, словно натолкнувшись на невидимую стену.
Бледное до синевы, исхудавшее лицо, нацепленное на длинную палку шеи, было похоже на чучело зимы перед тем, как его сожгут. Обострившиеся, высокие скулы особенно чётко подчёркивали тёмные круги под глазами. Ёжик светлых, остриженных неумелой рукой, волос трепыхался под порывами ветра. И невероятно лучезарная улыбка.
–– Уфима? Живой? – прошептал Гурман, чувствуя, как с души медленно сползает, сковывающий её последнее время, обруч ответственности.
–– Не ждал? – улыбнулся парень.
По привычке стукнувшись плечами, Гурман уловил едва различимый стон, вырвавшийся из сцепленных губ Уфимского. Он незаметно отодвинулся. Как же он забыл, что прошло не так много времени после его ранения? За спиной что-то чавкнуло и по парку понёсся громкий отборный мат. Гурман удивлённо обернулся. Вроде мат матом, а звучал, как песня. Шаркая по мокрой земле новым кроссовком, Лопата пытался очистить от подошвы отходы жизнедеятельности довольно крупной собаки. Как можно было не заметить? Размахивая руками, Лопата громко выражал мнение о «серунах-собаках», об их «серунах-хозяевах» и о том, куда надо засунуть то, что они оставляют на дорогах, и чуть не плакал. По- детски склонив голову, Уфимский рассматривал Сашу, потом сделав пару шагов навстречу, крепко обнял его. Сразу забыв о случившемся, Саша молча уткнулся носом ему в плечо. Гурман даже испытал укол ревности. Впрочем, это была минутная слабость. Только сейчас Гурман понял, как он рад возвращению в строй Уфимского. И какой груз ответственности, словно слой коросты свалился с его плеч.
–– Сколько наших осталось?
–– Немного, – отчитался Гурман, привычно становясь на шаг за спиной нового шефа, – но, если будет кому взяться за дело, думаю ребята вернутся.
–– Надо, чтобы вернулись, – улыбнулся Уфимский. – Нельзя оставлять город в руках Капитонов. Оппозиция, друг мой Гурман, стабилизирует, не даёт расслабиться, но в то же время, не даёт и разнуздаться. Так что, помянем Балуя и в бой.
Глядя, с каким довольным видом Лопата отчитывается о последних событиях, Гурман расслабленно улыбался, подставляя бледное лицо под тусклые холодные лучи мартовского солнца. Март он всегда воспринимал, как месяц, начинающий новый этап. Как здорово, что и в это раз интуиция его не подвела.