115
Хотелось бы особо обратить внимание на утверждение Бирюзова, что указания Сталина носили общий характер. На мой взгляд, это далеко не так. Давайте вместе прикоснемся к некоторым «неназванным», но обозначенным проблемам.
Советский Союз заметно отставал в создании ядерного оружия, и ему неоткуда было взять уран в промышленных количествах. Если бы отставание сохранилось и дальше, первое в мире социалистическое государство могло бы и не выжить. На приёме в честь успешного испытания советской атомной бомбы 29 августа 1949 года И. В. Сталин сказал: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, «попробовали» бы её на себе».
Для создания первых советских реакторов был необходим уран, много урана. Откуда СССР достал столь нужное для выживание государства сырье?
Была получена информация и захвачены немецкие документы о высококачественных запасах урана, имевшихся в районе Бухово, в Родопских горах. По мере приближения окончания войны в Советском Союзе начинали предпринимать первые шаги по геологическим поискам урановой руды. В ноябре 1944 года большая группа советских специалистов под руководством 4-го специального отдела НКВД Б. Кравченко выехала в только что освобожденную от фашистов Болгарию. Между тем, обстановка в стране складывалась непросто. Об этом свидетельствует приказ о притуплении революционной бдительности, подписанный С. С. Бирюзовым 10 декабря 1944 года.116
В нем отмечалось, что, несмотря на ряд указаний Военного Совета, политотдела армии и последнего постановления Военного Совета армии № 2 от 19.11.44 г. в частях и соединениях продолжают иметь место факты притупления революционной бдительности, особенно распространились связи с болгарским населением, белоэмигрантами и даже с фашистскими шпионами.
«Наши военнослужащие, особенно офицеры, завели обширное знакомство с населением, посещают их квартиры, участвуют в вечерах и банкетах.
Некоторые военнослужащие, потеряв облик гражданина Советского Союза, вступают в брак с болгарами, этим самым изменяют Родине.
Военный Совет располагает данными, когда Нач. Хим. Службы 188 сд капитан Сорока, живя на квартире у одной болгарской учительницы, в селе Пилаузово рассказывал последней нумерацию полков и дивизий, кроме того ежедневно перед отъездом в часть ставил ее в известность о проводимых им занятиях – в каких подразделениях и на какую тему.
Сан. инструктор 234 ап этой дивизии сержант Доронин в знак «особой дружбы» с болгарином рассказал о месте дислокации подразделений дивизии и подарил ему пистолет системы «вальтер» и запасную обойму с патронами.
Киномеханик Полит, отдела д 2 гв. сд. сержант Толкачев с целью вступить в брак с болгаркой в г. Бургас сделал фиктивный документ и представил его священнику для оформления брака и т. д.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Прокурору 188 сд о фактах разглашения военной тайны капитаном Сорока и сержантом Дорониным расследовать и предать суду военного трибунала. Командиру 92 гв. сд: сержанта Толкачева разжаловать в рядовые и направить в стр. роту.
2. Постановление Военного Совета армии № 0049 от 19.11.44 ещё раз довести до всего офицерского состава включительно до командиров рот.
3. Каждый случай потери бдительности и связи с местным населением, граничащий с разглашением военной государственной тайны тщательно расследовать и доносить мне.
4. В часы очередной полит, информации со всем офицерским составом, политическую информацию по повышению революционной и классовой бдительности, сохранении военной и государственной тайны, полит, информации провести лично командирам полков и их заместителям по полит, частям.
5. Разъяснить всем военнослужащим, что всякая связь с тем или другим гражданином Болгарии следует рассматривать как малую политическую устойчивость».117
Следует отметить, что в своем стремлении укрепить дисциплину и бдительность в подчиненных ему войсках С. С. Бирюзов был прав. Двумя месяцами позже ГКО направил постановление № 7408 от 27 января 1945 года, подписанное И. В. Сталиным, только двум людям в стране – наркому иностранных дел В. М. Молотову и наркому госбезопасности Л. П. Берии, с грифом «Совершенно секретно, особой важности».
В постановлении говорилось следующее:
«1. Организовать в Болгарии поиск, разведку и добычу урановых руд на урановом месторождении Готен и в его районе, а также геологическое изучение других известных или могущих быть открытыми месторождений урановых руд и минералов.
2. Поручить НКИД СССР (т. Молотову) провести переговоры с правительством Болгарии о создании смешанного болгарско-советского акционерного общества с преобладанием советского капитала для производства поисков, разведки и добычи урановых руд на урановом месторождении Готен и в его районе, а также производства геологического изучения других известных или могущих быть открытыми в Болгарии месторождений урановых руд и минералов. Переговоры с болгарскими властями и всю документацию по созданию и оформлению акционерного общества проводить, именуя месторождение радиевым».
Поставкам болгарского урана, ввиду высокого его качества, уделялось исключительное внимание. Г. Димитров лично следил за урановыми разработками. Советская сторона направила в Болгарию более трехсот горных инженеров, срочно отозвав их из армии, район Бухово охранялся внутренними войсками НКВД. Однако вскоре через агентуру советской контрразведке стало известно, что американские спецслужбы готовят диверсионные акты с целью сорвать поставки урана в Советский Союз и одновременно выявить подлинный размах работ, чтобы определить сроки создания ядерного оружия в СССР. Американцы даже пытались организовать похищение Щорса. Мы приняли контрмеры: Эйтингон занялся перевербовкой американских разведчиков и их жен, задержанных при содействии нашей агентуры из местных турок вблизи урановых месторождений, но успеха не достиг.
В своих мемуарах «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы» П. Судоплатов написал: «Урановая руда из Бухово (Болгария) была нами использована при пуске первого атомного реактора».
Зимой 1944/45 г. и весной 1945 г. генерал Окслей и другие офицеры союзников зачастили в различные районы страны – «на охоту», «на рыбалку», «на лыжные прогулки». Маршруты этих «увеселительных поездок» подозрительно совпадали с близостью советских и болгарских военных объектов. Использовались и другие предлоги. Так, у союзников была служба по регистрации их соотечественников – летчиков, сбитых над территорией Болгарии. И вот в феврале 1945 г. один американский офицер, допущенный СКК в город Видин с группой сотрудников, попытался собрать сведения о наших войсках. Председатель СКК сделал соответствующее представление генералу Крейну.
В своих воспоминаниях С. С. Бирюзов ни слова не пишет о своей встрече с И. В. Сталиным, состоявшейся в июне 1945 года. В журналах записей лиц, принятых Сталиным, сделана запись о приеме 29 июня 1945 года с 22 часов 55 минут до 23 часов 50 минут (без малого час), в котором участвовали маршал Толбухин, генерал Бирюзов, болгарский военный министр Белчев, начальник штаба болгарской армии Кинов.118
Речь шла о вопросах, связанных со строительством болгарских вооруженных сил, в решение которых были вовлечены и Толбухин, и Бирюзов. Но отразить эти вопросы в своих мемуарах С. С. Бирюзов не счел возможным. Понятно, что круг вопросов, которым занимался Сергей Семенович в Болгарии, связаны с обеспечением порядка, военной дисциплины, политической стабильности в стране.
В связи с этим исключительный интерес представляют воспоминания К. М.Симонова: «Мы приехали в Софию глубокой ночью, и утром я еще спал, когда за мной явился офицер из штаба Бирюзова с приказанием немедля доставить меня к генерал-полковнику. Я обрадовался, вообразив, что Бирюзову сказали о намерении корреспондента «Красной звезды» попасть к югославским партизанам и он сегодня пораньше с утра вызывает меня по этому поводу. Но оказалось, что причина срочного вызова к Бирюзову совершенно другая и крайне для меня неприятная.
Когда я открыл дверь, ходивший по кабинету Бирюзов резко повернулся ко мне. Его умное длинное лицо было в этот момент сердитым. Он был зол и не считал нужным скрывать это. Закрыв за собой дверь, я проговорил все, что полагалось в таких случаях – что корреспондент «Красной звезды» подполковник Симонов по его приказанию явился, – и с вдруг возникшей тревогой ждал, что будет дальше.
Руки мне Бирюзов не подал, но и по стойке «смирно» не поставил. Сел за стол и показал, чтоб садился напротив него. Обращался ко мне не по званию, а «товарищ Симонов», но говорил накаленно.
Оказывается, наши болгарские товарищи из Общества болгаро-советской дружбы, пока я ездил в Рильский монастырь, не помню уж, не то расклеили афишу о моем воскресном литературном утреннике, не то напечатали билеты, и это дошло до Бирюзова.
Он жестко спросил: кто мне давал разрешение на устройство публичной встречи? Я стал было объяснять, как и почему все это вышло, что предложил это не я, а мне и что, по-моему, все это может оказаться хорошим и полезным делом, но Бирюзов прервал меня, еще раз жестко повторив вопрос: кто разрешил мне эту встречу?
Пришлось ответить, что никто не разрешал.
– Так вот, я запрещаю ее вам, – сказал Бирюзов. – Ее не будет. Ясно?
Я сказал, что ясно, но как же теперь отменить ее? И, не удержавшись, спросил:
– А почему, собственно, ее нужно отменять?
– А вам это все еще непонятно? – с иронией сказал Бирюзов.
Я ответил, что нет, мне это непонятно.
– Ну хорошо, раз так, придется вам это разъяснить! – сказал Бирюзов.
Не могу, а потому и не буду пробовать дословно восстанавливать все, что он мне сказал. Но смысл сказанного помню.
Он начал с того, что мои ссылки на болгарских товарищей, с которыми я договаривался, неуместны, потому что мы еще и до сих пор находимся в состоянии войны с Болгарией и пока что силою обстоятельств, к сожалению, вынуждены, обращаясь к болгарам, употреблять не слово «товарищи», а слово «господа». В Софии сидят представители союзных, так же, как и мы, все еще находящихся в состоянии войны с Болгарией государств, их корреспонденты и их разведчики. Если я всего этого не понял и не заметил, это не делает мне чести. В этих условиях утренник дружбы, устраиваемый в Софии подполковником Советской Армии, пока неуместен и может дать повод для враждебных нам инсинуаций. А возможно, уже и дал. В другое время и в другом месте, если б позволила служба, он и сам бы, возможно, пришел послушать «Жди меня», но не сейчас и не здесь. А сейчас и здесь публичная встреча им запрещена.