Джесси вытирает йогуртовую лужу, а потом на мгновение останавливается, глядя на груду разломанного печенья вокруг высокого стульчика Уильяма — судя по всему, он еще утром успел намусорить от души. Убрать все сейчас или отложить на потом? Старшие дети уже занялись своими игрушками на большом обеденном столе — и мусора от этих игр явно будет предостаточно. «Уберу все потом», — решает Джесси, и мы с ней идем в ее кабинет.
Самое трудное в родительской доле — мириться с необходимостью злиться на собственных детей.
В сборнике очерков «Сохранить рассудок» Адам Филлипс сделал меткое наблюдение: «Младенцы могут быть милы, очаровательны и восхитительны. Но у каждого из них есть черты, которые, проявляясь у взрослых, кажутся нам просто ужасными». И он приводит список этих черт: младенцы раздражительны; они не говорят на нашем языке; они требуют постоянного внимания, иначе могут навредить самим себе.
«Они живут в атмосфере вседозволенности, — пишет Филлипс, — полагая, что являются единственными во всем мире». Именно так живут маленькие дети, которые хотят многого и многое получают при полном отсутствии самоконтроля. «Современный ребенок, — пишет автор, — это избыток желаний при отсутствии организации». Ребенок — настоящий падишах вседозволенности.
Если большую часть взрослой жизни вы проводите в обществе других взрослых — особенно на работе, где необходимо соблюдать социальные условности и вести себя соответственно, — то вам придется серьезно приспосабливаться к тому, что после рождения ребенка вы будете проводить время в обществе человека, который чувствует больше, чем думает. (Впервые я читала Филлипса с его параллелями между детьми и душевнобольными под крики моего трехлетнего сына: «Я! НЕ! ХОЧУ! НАДЕВАТЬ! ШТАНИШКИ!») Но дети себя так не воспринимают.
«Дети очень удивились бы, — пишет Филлипс, — если бы узнали, что их требования кажутся нам безумными». По его мнению, реальная опасность заключается в том, что дети способны свести с ума своих родителей. Экстравагантность детских желаний и поступков, их безграничная энергия становятся реальной угрозой упорядоченной жизни родителей.
«Вся современная литература о воспитании детей, — пишет Филлипс, — твердит о том, как не свести с ума ребенка и как самому сохранить рассудок».
Это замечание помогает нам понять, почему родители так часто чувствуют себя абсолютно беспомощными в общении с маленькими детьми, несмотря на то что вполне в состоянии сохранять контроль. Для дошкольника любой беспорядок в комнате — швыряние подушками, скакание на диване, переворачивание столов или тарелка со спагетти на полу — кажется совершенно нормальным. Но взрослому кажется, что мальчик или девочка неожиданно становится страшным героем книг Мориса Сендака[1]. Взрослый сразу же стремится положить конец детским проделкам, потому что такова задача взрослого человека и таковы правила цивилизованной жизни. Но интуитивно родители понимают, что дети созданы для беспорядка, проделок, шума и испытания границ.
«Все родители в тот или иной момент злятся на своих детей. Они чувствуют, что дети требуют от них больше, чем они в состоянии им дать, — пишет Филлипс в другом очерке. — Самое трудное в родительской доле — мириться с необходимостью злиться на собственных детей».
Почему маленькие дети сводят нас с ума? Тому есть биологическое объяснение. У взрослых префронтальная кора мозга, которая располагается в лобных долях, развита полностью. У детей же она почти не развита. Префронтальная кора управляет исполнительной функцией, то есть позволяет нам организовывать собственные мысли и, как результат, собственные поступки. Без этой способности мы не могли бы концентрировать внимание. А ведь именно это больше всего раздражает нас в маленьких детях: их внимание не сфокусировано (Филлипс называет такое состояние «явным недостатком организации»).
Но напомню вам еще раз: дети не считают свое внимание несфокусированным.
В книге «Философское дитя» психолог и философ Элисон Гопник приводит сравнение фонаря и направленного светильника. Направленный свет освещает только один предмет, а фонарь — все вокруг себя. Сознание взрослого — это направленный свет. Сознание же маленьких детей в большей степени подобно фонарю. Малыши и дошкольники очень легко отвлекаются — как жуки, глаза которых способны видеть все, что происходит вокруг них.
Поскольку префронтальная кора контролирует не только исполнительную функцию, но и систему запретов, маленькие дети не раздумывая бросаются на изучение любого объекта, который кажется им интересным.
«Любой, кто пытается уговорить трехлетнего малыша одеться для детского сада, формирует у ребенка систему запретов, — пишет Элисон Гопник. — Справиться с этой задачей было бы гораздо проще, если бы ребенок не отвлекался на каждую пылинку на полу».
Не нужно обладать недюжинным умом, чтобы понять, что взрослым и детям чрезвычайно сложно согласовать общую программу действий. Родитель хочет обуть ребенка и отвести его в детский сад. Ребенок, может быть, и не против, но в данный момент времени ему кажется гораздо более важным и интересным поиграть со своими носочками. Возможно, у родителя есть время на подобные развлечения, а возможно, и нет. Как бы то ни было, родителю нужно приспосабливаться, и это трудно.
Окружающий мир кажется нам комфортным в том числе и потому, что мы можем в той или иной степени предсказать поведение окружающих. Маленьким детям концепция предсказуемости абсолютно чужда.
Кроме здравого смысла, концентрации и системы запретов, префронтальная кора отвечает за нашу способность планировать, предсказывать и определять будущее. Но маленькие дети, у которых префронтальная кора только начинает формироваться, не могут предвидеть будущее. Они живут в перманентном настоящем — постоянно находятся здесь и сейчас. Иногда такое состояние сознания необходимо — для переговорщиков и посредников это желанная цель. Но для родительства такая стратегия никак не подходит.
«Всем хочется жить настоящим, — говорит Дэниел Гилберт, психолог из Гарварда, автор бестселлера „Застрять в счастье“. — Умение жить настоящим крайне важно для жизни человека. Это доказывают и мои собственные исследования». Разница заключается в том, что дети по определению живут только в настоящем. То есть у вас как у родителя нет ни единого шанса.
«Все движутся к будущему с одной и той же скоростью, — говорит Дэниел Гилберт. — Но ваши дети движутся с этой скоростью с закрытыми глазами. И именно вы должны направлять их движение. В начале 1970-х годов очень многие хотели жить настоящим. И это означало, что никто не платил ренты!»
Родители и маленькие дети относятся к времени совершенно по-разному. Родители устремлены в будущее. Маленькие дети пребывают в настоящем, и будущее для них не существует. Такое различие очень мучительно для ребенка. Малыш, в отличие от взрослого, не может осознать, что, хотя сейчас ему велят отложить свои кубики и заняться чем-то другим, позже он сможет вернуться к любимой игре. Он не понимает, что, хотя сейчас ему не дают еще одного пакетика чипсов, в его дальнейшей жизни этих чипсов будет предостаточно. Он хочет все здесь и сейчас, потому что именно тут он и живет.
Однако мамы и папы убеждены: если им удастся донести до детей логику своих решений, те их поймут. Именно так работал их взрослый мозг долгие годы до появления детей: он вел рациональный диалог, в котором анализировались и тщательно оценивались мотивы и логические доводы. Но маленькие дети живут интенсивной эмоциональной жизнью. Доводы здравого смысла на них не действуют. Их мозг для этого еще не приспособлен.
— Я порой совершаю ужасную ошибку, — сказала на семинаре группы ECFE женщина по имени Кения. — Я разговариваю с моей дочерью, словно она — взрослая. Я рассчитываю на то, что она меня поймет. Мне кажется, что, если я объясню все достаточно понятно, она прислушается к моим доводам.
Инструктор нашей группы Тодд Колод понимающе кивнул. Он слышал это много-много раз. Эту проблему он назвал «проблемой маленьких взрослых». Мы ошибочно полагаем, что детей можно убедить доводами здравого смысла.
— Но ваша трехлетняя дочь, — мягко объяснил он Кении, — никогда не скажет: «Да, мама, ты права, я тебя понимаю».
Поток
— Хочешь устроить танцы? — спросила Джесси. — Бой на подушках? Рыцарский турнир на мечах?
Уильям только что проснулся, поэтому Джесси пришлось оторваться от своей работы. Самое замечательное в этой маме то, как серьезно она относится к игре. Ей нравится танцевать вместе с детьми под музыку, заниматься рисованием или лепкой, разгадывать загадки и устраивать шарады.
— Слезай с моего корабля! — крикнула она Эйбу, который увлекся игрой в пиратов. — Устрой собственный корабль!
Джесси подхватила световой меч и начала фехтовать с малышом одной рукой, а другой стала выбирать музыку на своем iPod.
— Я захвачу твой корабль! Я заполучу все твои сокровища!
Эйб бросил световой меч на пол.
Джесси озадаченно посмотрела на сына:
— Не делай этого. Ты можешь сломать свой меч.
И затем она снова вернулась к игре:
— Меньше слов, больше действия!
Джесси наклонилась и атаковала Эйба, а потом передала меч Уильяму, чтобы он сделал то же самое. Она поставила Уильяма на землю и начала нападать на Эйба. Поначалу тому нравилось, но когда меч коснулся его живота, он возмутился.
— Не делай так! — закричал он. Ритм схватки нарушился.
— Как не делать? — спросила Джесси. — Знаешь, почему я так поступила? Потому что я тебя люблю!
Она повалила сына на ковер и обняла.
— Нет! — вырвался Эйб.
Джесси внимательно посмотрела на сына.
— Ты слишком рано поднялся, верно? Ну хорошо, больше никаких игр.
Джесси решила сменить и стратегию, и тактику. Она подхватила сына правой рукой и включила красивую испанскую балладу. Мама с сыном начали танцевать медленный танец. Это было замечательно. Музыка окутала их словно коконом. Они забыли о моем существовании. Эйб приник к материнскому плечу, она прижалась к его уху губами.