Родька
ДНЕВНИК РОДЬКИ — «ТРУДНОГО ЧЕЛОВЕКА»
Некоторые говорят, что я трудный человек. Так оно, наверное, и есть. Я и сам думаю, что я трудный. Может быть, даже самый трудный на всю Амурскую область. А если учесть, что на территории нашей области может свободно разместиться несколько европейских государств, то выйдет, что я трудный человек чуть ли не в мировом масштабе.
Отчего же это происходит? Может быть, оттого, что у меня переломный возраст — мне сейчас четырнадцать с половиной лет? А может быть, оттого, что я «щедро наделен»?
Чего только не узнаешь от взрослых. Про переломный возраст очень любит говорить мой старший брат Костя. А Яков Борисович, наш классный руководитель, каждый раз, перед тем как меня отчитывать, перечисляет сначала мои достоинства. Это у него такой педагогический прием.
— Ты же способный мальчик, — говорит он. — У тебя и то, и се, и пятое, и десятое. А кроме того, ты щедро наделен чувством юмора.
Тут он каждый раз начинает грустно качать головой, и мне становится непонятно, куда же относится это самое чувство — еще к достоинствам или уже к недостаткам.
Вся наша семья состоит из трех человек: я, папа и мой старший брат Костя. С папой мы живем мирно. А с Костей не совсем. Особенно в последнее время.
— Скажешь папе, что я ушел в кино! — Это он, конечно, не просит. Приказывает.
— А какой фильм? Про любовь?
— Возможно.
— Тогда я тоже пойду.
— Пойдешь завтра днем.
— Почему?
— Потому, что дети до 16 лет на вечерние сеансы не допускаются.
Тут он достает свой роскошный кожаный портсигар и закуривает.
— Да! — говорю я. — И все-таки это ужасная несправедливость. Ведь, если строго разобраться, мы уже далеко не дети. Вот ты даже куришь, и у тебя усы…
В эту минуту Костя как раз стоит перед зеркальной дверцей шкафа и задумчиво водит пальцем по верхней губе.
— Ты глуп, Родька, — говорит он, — и этого у тебя не отнимешь. Но всему должен быть предел. Зачем ты говоришь о себе во множественном числе? Мог бы сказать просто: я не ребенок. Это было бы не верно, но, по крайней мере, грамотно.
— Видишь ли, Костя…
Но его уже нет. Он хлопнул дверью и ушел. Костя любит, чтоб последнее слово оставалось за ним.
Вообще-то, наверное, он хороший парень, и я к нему неплохо отношусь, но иногда мне трудно бывает удержаться, чтобы немного не поиграть у него на нервах.
Вот взять — вчера. Я сварил очень вкусный суп. Такой вкусный, что даже мне самому понравился.
Если ты брат и вообще порядочный человек, возьми скажи что-нибудь. Мол, ну и суп, как в лучших ресторанах. Но Костя молчит. Ест и молчит. А то еще газету возьмется читать. Просто смотреть противно.
Ну я и уронил ему кусок хлеба в тарелку. Просто так, чтобы обратить внимание.
— Какое свинство! Безобразие! Нет в доме порядка!
Костя любит поорать. Причем когда он начинает меня «воспитывать», то кричит все подряд, что вспомнит.
— И эта твоя Лигия! Водится черт знает с кем! Чтоб больше ноги ее не было, чтоб духу ее не было в нашем доме!
С Лигией я познакомился в прошлом году. Вернее, она сама со мной познакомилась.
— Здравствуй. Мы с тобой соседи.
— Привет. А где ты живешь?
— Вон там.
— Ну и иди туда.
— Мне скучно. Мы недавно приехали из Москвы.
— А зачем ты пришла в наш двор?
— Я хотела с тобой познакомиться.
При этом на глазах у нашей самой сердитой соседки она прошла по свежевскопанной клумбе.
— Это еще что? Вон отсюда! — закричала соседка.
— А почему вы ее гоните? — спросил я.
— И тебя еще погоню! Для вас старались? Хулиганье несчастное!
Она долго еще шумела на весь двор и каждый раз потом, когда видела Лигию, начинала кричать. Иначе как хулиганом она меня не называла.
— А ты правда хулиган? — спросила как-то Лигия.
— Вот еще! Делать мне нечего!
— Разве это плохо?
— А чего хорошего?
— Ты же любишь драться?
— Не знаю. Не очень.
— А твой брат?
— Спроси у него.
— Я к вам в гости приду, — сказала Лигия. — Можно?
И она действительно пришла.
Было как раз воскресенье. Мы обедали. Вдруг раздался звонок. Кто бы это мог быть?
Папа пошел открывать и вернулся с Лигией.
— Здравствуйте, — она остановилась в дверях, — я кажется, не вовремя. Родя, можно тебя на минутку?
Мне бы сразу выйти из-за стола, но я растерялся. Папа это заметил.
— Садитесь с нами обедать, — он указал на стул. — Лучше всего знакомиться за столом.
Я был уверен, что Лигия станет ломаться, но она вдруг сказала:
— А у вас хватит на всех? Вы же на меня не рассчитывали.
— Именно рассчитывали, — отозвался папа. — Родя всегда предупреждает, когда к нему должны прийти гости.
— Вот здорово! — сказала Лигия. — А как ты узнал, что я сегодня приду?
— Он догадался, — сказал Костя. — Садитесь.
— Ну ладно, — Лигия села рядом с папой. — Только я ем совсем немного. Супу мне буквально две-три ложки. Женщины не должны много есть! Верно ведь?
Папа сказал, что верно и что француженки, насколько ему известно, вообще ничего не едят.
Он хотел сказать еще что-то, но тут подошел Костя с полной тарелкой бульона.
— Как насчет француженок — не знаю, но мы, медики, считаем, что слишком много есть так же вредно, как и слишком мало. Во всем должна быть мера.
Тут он подмигнул мне и улыбнулся своей многозначительной дурацкой улыбкой.
— А вы разве медик? — удивилась Лигия. — Никогда бы не подумала. У вас такое простое, совсем неинтеллигентное лицо.
— Что вы имеете в виду? — Костя покраснел и нахохлился.
— Нет, нет, — сказала Лигия, — вы не подумайте. Это я вовсе не в плохом смысле. Просто мне нравятся мужественные лица. И моя мама всегда говорит: чем меньше человек похож на интеллигента, тем большего он может достичь. Возьмите хотя бы Ломоносова. Верно ведь?
— Совершенно с вами согласен, — сказал папа. — И хотя при ближайшем рассмотрении Костя не совсем похож на Ломоносова, я надеюсь, достигнет он многого. Есть в нем что-то такое… Какая-то жизненная сила.
Тут папа похлопал Костю по плечу, и Костя немного обмяк.
На прощание он даже улыбнулся Лигии, и она расцвела.
— До свидания, — сказала она. — Спасибо за обед. Все было очень вкусно.
— На здоровье, — сказал папа. — Заходите почаще. Давно уже мы не обедали в такой приятной компании.
Сейчас Лигия в Москве. Вот уже второе лето она гостит у своего отца.
— Как ты только можешь? — говорю я.
— А мне что? — говорит Лигия. — Они разошлись. Это их дело. А я, может, папу даже больше понимаю. Он же артист. Это же не просто так… Знаешь, какие нервы нужны!
Лигин папа певец. Поет разные там песни и арии. Некоторые даже записаны на пластинку. Я слушал, мне не нравится. А Лигия говорит, что хорошо и что в музыкальных кругах его ценят.
— Ценят-то ценят, — говорит Лигина мама, — а ходу что-то не очень дают. Мотается из года в год по провинции.
Лигину маму зовут Клавдия Петровна. Она высокая, черноволосая. Говорит приятным тихим голосом и всегда угощает меня вареньем. Варенье я не очень люблю, но все равно ем и пью много чаю.
— Ты, как и я, чаевник, — говорит Клавдия Петровна. — Зайди завтра в магазин. Должно быть приложение к «Вокруг света».
Клавдия Петровна работает в универмаге. То есть не в самом универмаге, а просто там у нее лоток, и она продает книги. Мне это удобно. Она всегда оставляет мне «Технику — молодежи» — мой любимый журнал — и если появляется какая новая книга из серии «Жизнь замечательных людей» или приключения.
Лигия и Клавдия Петровна живут вдвоем. Своей квартиры у них пока нет. Они снимают комнату в небольшом старом доме недалеко от нас.
— Ничего, скоро дадут, — говорит Клавдия Петровна. — У вас сколько комнат?
— Две.
— Почему так мало? Твой же папа главный инженер.
— Ну и что? Нас трое. Зачем нам больше?
— Да, — говорит Клавдия Петровна. — Значит, мне дадут однокомнатный блок. Хорошо, конечно. Но мне хотелось бы две комнаты. Все-таки взрослая дочь.
— Ну и что? — говорит Лигия. — Я пока замуж не собираюсь. Мне и так хорошо. Правда, Родька? А ты был когда-нибудь в Москве?
— Нет.
— Напрасно. Это же очень важно для развития и вообще. Я бы на твоем месте обязательно поехала.
Вот странный человек. Можно подумать, что деньги на дорогу ей прислал не отец, а она сама заработала.
— Когда-нибудь поеду.
Опять зашел разговор о моем переходном возрасте. С вершины своего высшего медицинского образования Костя пытается запугать папу.
— Имей в виду, — говорит он, — мы, медики, хорошо знаем это состояние. Если ты хочешь, чтобы из него вышло что-нибудь порядочное, два года, минимум год, держи его в ежовых рукавицах.
Я сижу на кухне и все слышу.
— Видишь ли, Костя, — говорит папа. — Ты, конечно, специалист, тебе и карты в руки. Но все-таки ежовые рукавицы — это не так просто. С одной стороны, у меня нет никакого опыта. Я ведь и тебя не держал, когда тебе было пятнадцать лет. А с другой стороны, черт его знает, так ли уж это необходимо? Я, во всяком случае, не уверен.
— Ага! Ты не уверен! Ты не видишь никаких симптомов? А эта его девица? А то, что он все чаще позволяет себе говорить со старшими и даже с тобой в ироническом тоне, это нормально? Я никогда не говорил с тобой в ироническом тоне. И потом, ты обратил внимание, как он в последнее время кидается на меня? А ведь не так давно у нас были великолепные отношения! Что же произошло?
Папа долго ничего не отвечает, а потом говорит негромко:
— Все это хорошо. Все правильно. Но меня интересует одна вещь. Почему я должен быть между вами посредником? Неужели ты не можешь со всем этим обратиться прямо к нему? А может быть, тебе кажется, что, разговаривая с ним на равных, ты роняешь свое, так сказать, старшебратское достоинство?