Было уже совсем темно. Только светилось легкое дощатое здание речного вокзала. Фарами освещая себе дорогу, по мощному, чуть пружинящему трапу на паром взбирались машины. Проехал большой автобус. Должно быть, оттого, что вокруг было темно, а в автобусе горел свет, он выглядел очень странно.
— А почему ты не осталась в Москве?
— Потому, что я не хочу быть домработницей. Даже в доме своего отца. Что я, хуже других? Другие ведь как-то живут. Вот видишь, на мне заштопанные чулки. Дай руку, потрогай.
— Я и так вижу.
— Вот чудак, — сказала Лигия. — А как ты считаешь, у меня красивые ноги? Нет, не очень красивые. Я и сама знаю. Зато длинные. Это модно. Давай искупаемся, а?
— Вот чудачка. Холодно же!
— Ничего не холодно. Ты иди поищи такси, а я искупаюсь.
И она стала раздеваться.
Хотя на пляже я нисколько не стесняюсь, здесь мне было почему-то неудобно.
— Ну ладно. Только не утони.
Я постоял еще немного и пошел за такси.
Такси нигде не было. Пешком я дошел до самого Первомайского парка и только здесь случайно поймал машину.
Подошла Лигия.
— Ты искупалась?
— Конечно.
— А почему волосы сухие?
— Волосы я никогда не мочу. Мне идет быть брюнеткой?
— Тебе все идет.
— Верно, — сказала Лигия, — я в Москве рыжей была, тоже мне шло. Только прическа другая. Вот так.
Она напустила себе на лоб немного волос и зажгла в машине свет.
— Это еще что? — Шофер обернулся. — Потушите.
— Ничего, ничего, — сказала Лигия. — Мы — сейчас.
Но она и не думала тушить свет. Она вынула из сумочки маленькое зеркало с ручкой и стала так и эдак перекладывать свою челку.
Какой все-таки человек! Если бы мне сделали замечание, я бы сразу потушил. Не положено, значит не положено. Я иначе не могу. И люди, наверное, это чувствуют. Если бы я не потушил свет, шофер бы обязательно на меня прикрикнул еще раз. А на Лигию не может. Я же вижу — он хочет и не может. Интересно, почему это?
И вообще Лигии многое прощают. Даже я. На нее как-то трудно сердиться, что бы она ни сделала.
— Стоп! Вот здесь я живу.
Все-таки Благовещенск маленький город. Ездили мы, ездили и наездили на два рубля шестьдесят копеек за первый и второй раз.
— Проводи меня через двор. А то я всегда боюсь. Темно там. А ты не боишься темноты?
— Я ничего не боюсь.
— А если я тебя попрошу сделать одну вещь, ты сделаешь?
— Смотря что. Небось морду кому-нибудь набить?
Лигия засмеялись.
— Нет, — сказала она, — теперь я этим не занимаюсь. Я знаешь что хотела? Давай в то воскресенье а театр пойдем. Костюм этот у тебя ничего. Ты еще рубашку с галстуком надень и зайди вечером к нам вот сюда. Тут в коридоре будет куча девчонок. А ты зайди и скажи: «Простите, пожалуйста, где тут Лигия живет? Черненькая такая, из Москвы приехала». Только громко, чтобы нее слышали. Сделаешь, ладно?
— Вот чудачка, а зачем тебе?
— Надо, — сказала Лигия, — ну что тебе, трудно?
— А в театр мы действительно пойдем?
— Конечно, пойдем, если купишь билеты. Ну, пока!
— Значит, до воскресенья?
— До воскресенья.
Папа дал мне свою самую лучшую нейлоновую рубашку и серый в крапинку галстук.
— Возьми носовой платок.
— Зачем? Я же не простужен.
— Вот она, молодежь, — сказал папа. — Ты, что ж, думаешь, в платок можно только сморкаться? А вдруг у тебя лоб вспотел? Что будешь делать?
— Что-нибудь сделаю. От Кости письмо?
— Нет, от Саши.
— Что она пишет?
— Почитай.
— Мне некогда.
— То есть?
— Надо одеться.
— Ладно, я тебе прочту.
Сашино письмо мало чем отличалось от первого. Дела у нее шли хорошо. Отец совеем выздоровел и вместе с Сашей приглашал нас в гости. От него была внизу маленькая приписка, где он говорил, что очень хотел бы с нами познакомиться.
— Знаешь, мы так и сделаем, — сказал папа. — В вечерней школе есть зимние каникулы?
— По-моему, есть.
— Вот и махнем в Ленинград. Тебе хочется повидать Сашу?
— Еще бы.
— Ленинград — великий город, — сказал папа.
— А Москва?
— Что Москва?
— Разве тебе не хочется повидать внука?
Папа долго молчал.
— Ну ладно, одевайся, — сказал он, — и возьми носовой платок. Ты сколько в этом месяце заработал?
— Сто. А что?
Папа вынул свою авторучку и стал что-то подсчитывать.
— Как будто получается, — сказал он. — На пару дней можем заскочить в Москву. Если не будем одалживать Косте, с натяжкой хватит на все.
— А мы и не будем одалживать. Сколько можно? Что он, маленький?
— Для меня он всегда маленький, — сказал папа. — Ну ладно. Это особый разговор.
Лигия ожидала меня на улице.
— Ух, какой ты нарядный! Это чья рубашка, папина? Ну пошли, пошли.
— А как же насчет Москвы? Уже не нужно?
— Я передумала, — сказала Лигия, — зачем что? Верно ведь?
— А зачем ты раньше хотела?
— Девчонки у нас вредные ужасно. Я им говорю, что из Москвы приехала, а они не верят. Тебе нравится мое платье? Это французское. Это мне папина жена подарила.
— Значит, она к тебе хорошо относится?
— Вот чудак, — сказала Лигия. — Я у них ребенка нянчила. Думаешь, что? Просто на нее уже не лезет. И вместо зарплаты. Оно же заштопанное, вот здесь. А не видно, правда? Это я сама заштопала. Художественная штопка называется. Не всякий сможет. Ты сколько в месяц зарабатываешь?
— Как когда. Бывает — сто. А бывает — и сто пятьдесят.
— Ого! А я еле-еле шестьдесят натянула. Ну пошли, вошли, вон автобус подходит.
Спектакль нам понравился.
— Как ты считаешь, я могла бы стать актрисой?
— Не знаю.
Домой мы шли пешком. Я держал Лигию под руку.
— Давай зайдем в парк, — попросила вдруг Лигия. — Или просто в сквер. Мне хочется посидеть на скамейке.
Мы зашли в сквер. Все скамейки были заняты.
— Целуются, — сказала Лигия, — и как им не надоест! А ты мог бы их согнать? Притворись, будто ты пьяный, они убегут. Вот смешно было бы. А ты очень изменился. Ты уже бреешься, да?
— Немного, — соврал я. — Ты знаешь, первые придумали бриться англичане. Они бреются каждый день. Это у них такой порядок. А некоторые даже два раза в день.
— Да, — сказала Лигия. — Англичане очень воспитанные. Они всегда в белых рубашках. Очень красиво. И дамам руку целуют. А я, знаешь, ни с кем еще не целовалась. Ни разу в жизни, — вдруг ни с того ни с сего соврала Лигия. — Все думают, что я целовалась, а я ни разу не целовалась. — Я не стал возражать. Пускай. — У Зои Космодемьянской в дневнике знаешь как было записано: «Умри, но не давай поцелуя без любви». Хорошие слова, верно ведь? А ты мог бы меня поцеловать просто так?
— Не знаю.
— Вот чудак. Всегда ты говоришь: не знаю. Ну ладно, пойдем домой. Холодно уже. Тебе хорошо, ты а пиджаке.
— Пойдем. А хочешь надеть мой пиджак? У меня рубашка теплая. Она из чистого нейлона.
— Нейлон не греет, — сказала Лигия. — Ну, давай свой пиджак.
Мне было очень приятно, что Лигия идет в моем пиджаке. Она надела его внакидку. Ей очень шло.
— Хороший костюм, — сказала Лигия, — ты в нем прямо как лорд. Хочешь, я тебе покажу свою школу?
— Какую школу?
— Обыкновенную. Вечернюю. Вот видишь дом? Вот здесь я буду учиться в девятом классе. И в десятом. И в одиннадцатом.
— Одиннадцатый класс скоро отменят. Мы у себя в комитете комсомола обсуждали этот вопрос.
— Ты член комитета?
— Пока еще нет, но буду. У меня куча нагрузок. Иногда страшно устаю. Недавно у нас был шашечный турнир. Мы с Шурой знаешь как все организовали. Шура — это мой напарник. Я тебя с ним познакомлю. Хороший парень. А может быть, мы вместе будем учиться в твоей школе.
— Вряд ли, — сказала Лигия. — Тебе же далеко ходить.
— Ну и что? У меня знаешь ноги какие крепкие. Я ж в волейбол играю.
— Это хорошо, — сказала Лигия, — а то я не люблю, когда парни хлюпики. А боксом ты уже бросил заниматься?
— Бокс неинтересно. Ну что это за спорт? Только носы расквашивать.
— Верно, — сказала Лигия, — я не люблю, когда дерутся. А раньше я любила. И ты мне не очень нравился тогда. Я ж была маленькая, ничего не понимала. Ты замерз, да? Давай будем вместе под пиджаком.
Мы залезли вместе под пиджак. Идти было очень неудобно. Я наступил Лигин на ногу.
— Вот дурак! — сказала она. — Надо же смотреть! Ну чего, чего губы надул? Обиделся? Ну дай я тебя поцелую. Хочешь?
И она поцеловала меня в щеку.
— Постой, погоди!
Но Лигия выскочила из-под пиджака и побежала через двор.
— Завтра увидимся! — крикнула она. — Завтра увидимся!
Хотя еще август, но по утрам уже бывают заморозки.
— Как хочешь, — говорю я Шуре, — твое дело. А как было бы хорошо: вместе в школу, вместе из школы.
— В пятый класс?
— Почему? В шестой.
— Думаешь, я смогу?
— Еще как! Ты же умный, У тебя голова — во! Не то что у некоторых.
— Я подумаю, — говорит Шура. — Мне надо подумать, посоветоваться. Я, знаешь, с Валькой помирился. Ты видел, она прическу переменила? Артистка. Глаз не оторвешь. Женюсь я на ней. Она мне нравится.
— Значит, ты не хочешь?
— Вот пристал с ножом к горлу. Сейчас, что ли, идти?
— Конечно, сейчас. А чего там!
— Ух! — говорит Шура. — Боюсь я. Боюсь. Разве что бегом и как головой в омут. А Валька-то, Валька будет довольна! У меня и документы с собой…
— Ну тогда чего же ты? Пошли.
— Побежали.
По дороге мы встретили папу.
— Здравствуйте, Шура.
— Здравствуйте. Евгений Эдуардович.
— Вы куда это? На стадион?
— Да нет, в школу идем поступать.
— Вот как? — сказал папа. — В какую же это школу? С какой стати в этом районе? Родька, это твоя выдумка?
— А что?
— Есть же рядом с нами. Буквально сто метров. И ему туда ближе.
— Мы хотим в эту.
— Почему?
— Секрет.
Папа улыбнулся.
— Для тебя секрет, а он-то за что страдает?